– Самый мужской поступок, – наставлял сына за ужином Сэмюэль, – уклониться от драки, отойти в сторону.
Нобл уставился в тарелку. Весь день он просидел в комнате, стыдясь показаться на глаза домашним.
– И как отойти в сторону, если тебя за пятки волокут? – изумилась Сван. Она была возмущена до глубины души.
– Главное – не доводить до рукоприкладства, – пояснил Сэмюэль. – Есть люди, которые ищут повод для драки. Надо быть выше, не опускаться до них. Ты ведь не этого хочешь, Нобл?
Бабушка Калла положила на тарелку Ноблу еще ростбифа с картофельным пюре, от души полила соусом.
– Ешь, – велела она. – А то кожа да кости, пусть хоть немного мясца нарастет. Хулиганы не пристают к тому, кто ими может пол мыть вместо тряпки.
Сэмюэль хмуро покачал головой:
– Нет, Калла, это не выход. На всякого силача найдется кто-то сильнее. – А Ноблу сказал: – Главное, сынок, быть сильным внутренне.
Нобл крепче сжал вилку и всадил в мясо.
– Ага, внутри я, может, и сильный, а кишки все равно выпустят, – сказал он. – Если уж решили меня извести, то изведут.
Сэмюэль гнул свою линию. Раз ему хорошо живется с его взглядами на жизнь, значит, они правильны для всего человечества.
– Они о тебе уже и думать забыли. Постарайся увидеть в этих ребятах что-нибудь хорошее. Это кажется трудным, но если ищешь, то найдешь. И они тоже станут к тебе относиться иначе, вот увидишь.
Той встал из-за стола. Чтобы не подумали, что он уходит из-за несогласия с Сэмюэлем (так оно и было), похлопал себя по животу и сказал Уиллади: ужин удался, пора остановиться, а то лопну. Проходя мимо Нобла, Той крепко сжал его плечо:
– Сможешь выкроить на неделе свободный вечерок? Надо перебрать мотор у дедушкиного грузовика, и мне нужен помощник.
Он не станет учить Сэмюэля, как воспитывать сына, но сам, черт возьми, будет обращаться с мальчиком по-мужски.
Нобл впервые за вечер оторвал взгляд от тарелки.
– Еще бы, – ответил он.
Глава 28
На другой день, приехав к матери. Той первым делом стал снимать капот со старенького пикапа дедушки Джона. Он уже выкрутил один болт и взялся за второй, когда перед домом остановился школьный автобус. Той оглянулся, ожидая, что Нобл примчится помогать. Но тот шел опустив голову, сутулясь, будто не видел дороги. Сван, Бэнвилл и Блэйд молча плелись сзади, расстроенные. Приглядевшись, Той все понял.
Лицо у Нобла распухло, нос синий, на рубашке запеклась кровь. Той ощутил сначала боль, потом ярость и, наконец, – решимость все исправить раз и навсегда. Он поспешил через двор навстречу детям, на ходу раздавая приказы:
– Сван! Отнеси в дом учебники Нобла, а матери передай, мы сейчас придем. Бэнвилл, Блэйд, садитесь за уроки, а если ничего не задали, все равно марш заниматься. Нобл, идем со мной.
Никто не спорил. И вопросов не задавал, хоть и было о чем спросить. Той размашисто зашагал к сараю, Нобл едва поспевал за ним. Они зашли в сарай, и Той закрыл тяжелые, выцветшие деревянные двери.
Сван, Бэнвилл и Блэйд смотрели с крыльца на сарай.
– Думаешь, дядя Той устроит ему взбучку за то, что он опять не сумел за себя постоять? – спросил сестру Бэнвилл.
– Не знаю. Но разозлился он здорово.
Блэйд вставил:
– Наверно, допытывается, кто его так, чтобы отомстить. – И добавил: – По-моему, он всегда за нас.
Сван и Бэнвилл тоже знали, что дядя Той на их стороне, но все равно ничего не понимали.
Из лавки вышла бабушка Калла, а из дома – Уиллади, обе спросили хором:
– Где Нобл?
– В сарае, – ответила Сван.
– С дядей Тоем, – добавил Бэнвилл.
– Ноблу разбили нос, – вставил Блэйд.
Калла и Уиллади тревожно переглянулись: что же станет с Ноблом, если так дальше пойдет? Уиллади рвалась посмотреть, как там сын, но Калла не пустила:
– Оставь их одних, Уиллади. В мужских делах пускай разбирается мужчина.
Калла не стала подчеркивать, что разбираться должен не Той, а кое-кто другой. Все и так ясно.
Нобл устроился в кабине старого трактора, на металлическом сиденье. Дядя Той, прислонясь к крылу, смотрел на мальчика снизу вверх.
– Значит, так, – начал он. – Тебе всыпали уже второй раз. Хоть меня там и не было, но вот что я скажу. Оба раза тебя вздули, потому что ты сам напросился.
– Да черта с два! – вскипел Нобл. Не одна Сван могла выругаться при дяде Тое. – Я к ним не совался.
Той не думал отступать.
– Мы всегда получаем по заслугам. Так или иначе, но напрашиваемся. И получаем свое.
– Значит, вам ногу оторвало, потому что вы сами напросились?!
Ноблу тут же стало стыдно за свою злобность, но жизнь и Той Мозес довели его до предела.
– Конечно, напросился, – невозмутимо ответил Той. – И второй раз напросился бы. Многим в моей жизни я недоволен, но за все, что со мной случилось, в ответе только я. Решай, чего ты хочешь, и отвечай за свой выбор.
Той зажег сигарету и выкурил молча, глядя в никуда, будто обдумывая сказанное. А затем в упор посмотрел на Нобла:
– Что ты выбираешь? Решай прямо сейчас. Чего ты хочешь, Нобл Лейк?
Нобл сперва ответил: хочу, чтобы меня больше не били. Той усмехнулся, покачал головой:
– Немногого же ты хочешь от жизни.
И Нобл сказал: хочу отколотить любого, кто ко мне сунется.
– Мелко и убого, – нахмурился Той.
Нобл соскочил с сиденья трактора, сжал кулаки.
– Да черт подери, чего мне тогда хотеть? – крикнул он.
Той усмехнулся:
– Ставь цели посолиднее.
Таких слов Нобл не ждал. Он задумался. И наконец, стиснув зубы и глядя в глаза Тою Мозесу, признался в том, о чем мечтал всю жизнь.
– Хочу… быть сильнее всех.
А Той Мозес сказал:
– Уже неплохо.
Через час Той и Нобл вышли из сарая вразвалку, посмеиваясь. Никто не расспрашивал об их разговоре, а они не делились.
За ужином Нобл уплетал за обе щеки, будто весь день грузил сено, и выглядел он вполне счастливым. Отец, увидев разбитое лицо сына, в испуге спросил, что случилось.
– Налетел на что-то. – Нобл улыбнулся распухшими губами, и улыбка, должно быть, причиняла ему боль.
– На тех же мальчишек?
– Ага.
Сэмюэль тяжко вздохнул:
– Придется мне пойти в школу и поговорить с директором.
– Нет уж. Не придется.
Сэмюэль вгляделся в лицо сына. Он будто чувствовал и свою вину в том, что случилось.
– Точно? На этот раз тебя здорово разукрасили.
– Да уж, разукрасили, – кивнул Нобл. – Видно, я плохо искал в них хорошее.
С тех пор Той каждый день встречал детей с автобуса и сразу уводил Нобла в сарай. Возвращались они спустя час, взмыленные, прихрамывая (хромали оба). Пару раз Сэмюэль приезжал с работы в разгар «мужских разговоров», и оба раза «мелюзга» (так Нобл теперь называл Блэйда, Бэнвилла и Сван) тотчас же затевала игру в индейцев и ковбоев. Блэйд издавал леденящий кровь боевой клич, а остальные выкрикивали волшебные слова: «Вот он, вождь! Скачет в лагерь!» И кричали все что угодно, лишь бы сбить Сэмюэля с толку. «О великий вождь!» «Приветствуем тебя!» «Добыл вампум?»
Это был негласный заговор, и Сэмюэль так ничего и не заподозрил. Позже, когда Той и Нобл выходили из сарая, – волосы липли ко лбу, одежда к телу – Сэмюэль думал, что Той загружает парня работой.
Между тем дома Нобл стал помогать по хозяйству, особенно охотно поднимал тяжести – чтобы накачать мускулы. А держаться он стал – просто загляденье. Приосанился, и в то же время в походке его появилась непринужденность. Двигался не спеша, без суеты, – но всегда казался готовым к броску. Долговязый, неуклюжий подросток на глазах становился ловким и уверенным. И дело не только во внешности. Он следовал совету Сэмюэля – становился сильнее внутренне, только не тем способом, что имел в виду отец.
– Что творится с Ноблом? – спросил Сэмюэль однажды у жены, когда они готовились ко сну.