Изменить стиль страницы

— Уникальность… Да… — задумчиво произнес антиквар. — Дошедшие до нас предметы, принадлежавшие скифам, сами по себе уникальны, поскольку их мастера уже почти два тысячелетия как мертвы и не смогут повторить их. Позвольте рассказать вам, начинающему коллекционеру, одну историю о том, как известные ученые мужи, ослепленные уникальностью артефакта, поставили себя в очень смешное положение. Вы имеете время, чтобы выслушать эту историю?

— Да, конечно.

— К вашему сведению и к моему глубокому сожалению, большая часть артефактов, вращающихся на рынке антиквариата, поддельные. В конце прошлого столетия в музей Вены явились братья Гойхманы из Одессы с уникальной находкой — короной скифского царя. На ней была надпись на древнегреческом языке, свидетельствующая о том, что граждане города Ольвия дарят эту корону в знак мира и с наилучшими пожеланиями царю скифов Сайтаферну. Эта корона представляла собой золотой колпак, подобный тем, какие носили персидские шахи, и весил он больше чем полкилограмма. В Вене не нашли запрошенную братьями сумму, и те подались в Париж и продали корону Лувру за двести тысяч франков — это равноценно стоимости шестидесяти килограммов золота! Перед покупкой корону осматривали эксперты, и ни у кого не возникло никаких сомнений в ее подлинности. Более того, многие из них утверждали, что в Европе нельзя было отыскать мастера, способного создать подобное произведение греко-скифского искусства. Засомневался один археолог из России: «Возможно ли, чтобы покоренные ольвиопольцы осмелились подарить царю корону, на которой красовалась надпись, словно на портсигаре, подаренном на именины?» Но его не услышали, хотя некоторые дотошные люди даже называли имя мастера, который вполне мог создать такое чудо, — «это биндюжник Рухомовский, у которого золотые руки». Через несколько лет уже сам Рухомовский, поругавшись с братьями Гойхман, заявил, что это он сделал корону по их заказу, причем за сто восемьдесят рублей. Ему не поверили, но билет до Парижа дали, и он там два месяца доказывал правдивость своих слов — повторял на выбор отдельные фрагменты украшений короны. В конце концов Лувр вынужден был признать, что приобрел поддельную корону, и разразился грандиозный скандал. Поэтому уникальность «случайно» найденного артефакта зачастую говорит о том, что это подделка. Сочтите это предостережением начинающему коллекционеру древностей. После того скандала принято считать, что цари у скифов не носили корону.

— Спасибо за совет, обязательно это учту.

Олег удивился и насторожился: «Базаров рассказал, что у Фроловой хранилась корона царя скифов, а этот любитель бабочек, поведав историю, обосновал отсутствие у царей скифов корон. Похоже, эта история рассказана неспроста, только пока непонятно — к чему? Скользкий тип».

— У вас в коллекции уже есть что-нибудь из скифского периода? — Ройтман насмешливо уставился на Олега.

— Да, несколько сосудов чернолаковых, пардон, — амфор. Думаю, что их нашли в Черном море, они попали ко мне через третьи руки.

— Чернолаковая керамика — это довольно интересно. Ее изготовляли в Аттике, Малой Азии, на островах Эгейского моря. Мастера причерноморских Ольвии и Херсонеса изготовили так называемую сероглиняную керамику с черным покрытием. Что именно у вас имеется?

— Предполагаю, что это Аттика, — неуверенным тоном произнес Олег и поспешил уйти от скользкой темы. — Но меня больше интересуют золотые вещи, которых в моей коллекции, к сожалению, нет.

— Зря вы так предвзято относитесь к чернолаковой керамике. Например, редкие колоколовидные кратеры из Коринфа ценятся не меньше золота. — Глаза Ройтмана излучали нескрываемую насмешку, так что Олег даже вспотел.

— Уникальность, скифский период, древнее золото и крайнее невежество — если все это сопоставить… — Ройтман громко и четко выговаривал слова. — Вы из милиции? Хотите меня поймать на торговле золотыми предметами, выкопанными «черными археологами»? Во-первых, вы очень плохо подготовились. В советские времена меня пытались на этом поймать кагэбэшники, а они были профессионалами высокого класса и хорошо знали свое дело, но и у них это не получилось. Знаете почему? Потому что, и это во-вторых, я этим не занимаюсь, торгую лишь «белыми» артефактами, чей путь прозрачен и хорошо прослеживается. Предполагаю, что вы стали этим заниматься недавно и захотели проявить себя. Сочувствую, но ничем не могу помочь. — Антиквар широко развел руками. — Я больше вас не задерживаю, а если в самом деле заинтересуетесь историей скифов, то приходите на чай. Кофе не пью, говорят, цвет лица портится. Всего хорошего!

Олег понял, что разыгрывать комедию больше не имеет смысла. Несмотря на насмешки и сарказм, сквозившие в словах антиквара, тот ему понравился — не боится сказать правду в лицо. Такой человек не очень похож на преступника, исподтишка убившего женщину.

— Вы правы — я не коллекционер, но и в милиции не работаю. Я — частный детектив.

— У нас даже такие уже есть?! — Ройтман усмехнулся. — Очень люблю детективы Чейза и Картера Брауна. Исходя из вашей любви к перевоплощению и интеллектуальным ловушкам, вы придерживаетесь методов старины Шерлока Холмса?

— По заданию клиентки я расследую пропажу коллекции золотых изделий, принадлежавшей гражданке Любови Гавриловне Фроловой.

— У Любы пропало ее золотишко?! — Антиквар нахмурился. — Я этого не знал… Коллекцией это трудно назвать, но там были вещи и в самом деле уникальные. Это наводит на мысль, что смерть Любы не была добровольной — вокруг нее крутилось столько всякого сброда! Я ей об этом неоднократно говорил, предупреждал, а она, закончив один любовный роман, с головой окуналась в следующий. Любила повторять, что женщина живет, пока может любить и быть любимой, а без этого и жизнь ни к чему. Поэтому, узнав о самоубийстве Любы, я посчитал это завершением любовного романа, который ее смертельно поразил…

— Вы сказали, что ее постоянно окружали подозрительные личности. Вы можете кого-нибудь из них назвать? — Конечно нет — я никого из них не знал и знать не желал. Достаточно было посмотреть им в глаза и понять, почему они прилепились к стареющей женщине. Мне было мерзко с ними общаться, и их имена я не запоминал, но мнение о них высказывал довольно резко, поэтому Люба не знакомила меня с ними.

— Жаль. И все же я не удержусь от вопроса: куда могли подеваться ее золотые вещи? Где она их хранила?

— Как — где? В старинном сейфе, конца девятнадцатого века, — очень надежная система. Он вмонтирован в стенку спальни.

— Извините за следующий вопрос — откуда вы знаете о сейфе? В каких отношениях вы были с ней, если она с вами делилась многими сокровенными вещами?

— О сейфе я знаю, потому что этот сейф, как и квартира, — антиквар сделал паузу, глядя прямо в глаза Олегу холодным немигающим взглядом, каким, наверное, смотрит кобра перед броском, — моего отца. Да, да, моего отца, зубного техника Ройтмана Шая Израилевича. В этой квартире я родился, вырос, познал родительскую любовь и… страшное горе.

— Любовь Гавриловна кем вам приходится? — спросил ошарашенный Олег.

— По степени родства — никем, а вообще — всем. Она была мне матерью, сестрой, подругой по детским играм. Самое главное — она спасла мне жизнь.

— Она всего на четыре года старше вас… — начал было Олег, но антиквар его прервал:

— На восемь лет — ей в ноябре должно было исполниться шестьдесят семь. Ей хотелось быть вечно молодой, и в двадцать лет она сделала себя вновь шестнадцатилетней. Были для этого и другие причины.

— У нее было много золотых вещей, с ваших слов, даже уникальных, — откуда они у нее? Остались от вашего отца?

— Нет. Это длинная история, которую я никому не рассказывал. Люба умерла, и пропажа ее золота наводит на мысль, что ей помогли уйти в мир иной. Поэтому я расскажу вам историю Любы Фроловой — может, она поможет найти ее убийцу.

Часть 4

Люба Фролова

1

Люба — что ЭТО?! — Роза Генриховна кипела от возмущения, словно свершилось нечто ужасное, в корне перевернувшее ее жизнь; она держала в руке белоснежный батистовый платок с серыми следами пыли. — Если ты будешь так убирать, то мы скоро утонем в грязи и нас съедят крысы!