Изгнав из Рима неаполитанского короля Владислава, Косса продолжал удерживать Александра V в Болонье, и в нужный момент тот умер от странной болезни, очень похожей на отравление. К этому времени Балтазаре Косса почувствовал себя достаточно сильным, чтобы самому занять трон понтифика. Однако Папой он пробыл всего пять лет и был с позором низложен на Вселенском соборе, где ему были предъявлены обвинения по семидесяти пяти пунктам, из которых двадцать засекретили ввиду их чудовищности. Его обвиняли в инцесте, содомии, многократных насилиях над монахинями, убийствах, симониях. Особенно меня потрясло то, что Балтазаре одновременно сожительствовал со своей незаконнорожденной дочерью и ее матерью. А чтобы уничтожить неаполитанского короля Владислава, снова захватившего Рим, он пожертвовал жизнью своей внучки, которая также была его любовницей. Меня очень удивило и то, что его любовницы в молодые годы, Яндра и Има, продолжали его любить и даже соперничали друг с другом.

Вот к такому чудовищу в человеческом обличье мне следовало отправиться. Единственное, что меня успокаивало, так это то, что Гоша уже там и я могу рассчитывать на его поддержку.

Я знала, что энерджи будут пытаться сделать так, чтобы Балтазаре Косса овладел колдовским гримуаром и с его помощью остался на папском престоле. Этому способствовало то, что в настоящем гримуар находился у энерджи, так что у них была возможность переписать заново шестисотлетний отрезок мировой истории.

Нам с Гошей предстояло попасть в ближайшее окружение Балтазаре Косса и действовать по обстоятельствам, так как конкретного плана не было. Его номер в гостинице находился недалеко от моего, но встретиться мы сможем, только вернувшись в наше время.

Выключив нетбук, я устало откинулась на спинку кресла. Глаза болели от напряжения, хотелось отключиться хотя бы на несколько минут. Сейчас чашка крепкого кофе была бы в самый раз. Я подняла трубку телефона, собираясь сделать заказ в номер, и посмотрела на часы: до перехода осталось пять минут! Время пробежало незаметно, и от кофе мне пришлось отказаться.

Прижав анкх к груди, я закрыла глаза. Внезапно комната закружилась, и вот я уже нахожусь за ее стенами в непроглядной тьме. Безудержное падение вниз, приступ тошноты, и я взмываю…

4.2.

Рим, 7 июня 1413 года от P. X.

На этот раз я оказалась в движущейся карете. Внутри двое: огромный пузатый монах с перевязанным черной лентой правым глазом, на груди красуется массивный золотой крест, пальцы рук унизаны дорогими перстнями, и сухонький маленький мужчина в дзимарре. Обоим на вид еще нет пятидесяти. Мое появление прошло незамеченным, как и следовало ожидать. Монах достал из-под сиденья большую флягу и сделал несколько глотков. Сидевший напротив мужчина с презрением и досадой наблюдал за ним. Монах оторвался от фляги, тряхнул ее так, что внутри булькнуло, и предложил:

— Сеньор секретарь, не желаете ли отведать арагонского вина? Оно значительно лучше, чем то, которое делают в Романье, правда, не сравнится с тосканским.

— Хватит нести чушь, Гуиндаччо! — взорвался человечек в дзимарре. — Заливаешь в утробу вино, мысли у тебя только о еде, из-за частых остановок мы потеряли столько времени! Нам надо добраться до Рима раньше, чем там будут войска короля Владислава[45]. У него хорошо обученное войско и захват им Рима — только вопрос времени.

Меня бросило в жар: «Это верный Санчо Пансо Папы Иоанна XXIII Гуиндаччо Буонакорсо?»

— До Рима не больше десяти миль, Дитрих. Святейший попадал и не в такие передряги! Помнишь, как обложили Папу Урбана, а Косса малыми силами сумел победить неаполитанцев? В прошлом году святейший вместе с анжуйцами разгромил Владислава и чуть не захватил его в плен.

— Я все помню, Гуиндаччо, но времена меняются, и Людовик Анжуйский[46] уже не придет на помощь святейшему, и все потому, что тот повел себя неразумно — не выполнил своих обещаний.

Слава тебе Господи, что Людовик не стал поддерживать антипап: арагонца де Луна и венецианца Анджело Коррера[47]. Вместо того чтобы задобрить кардиналов, выплатить каждому обещанные восемь тысяч золотых, святейший неразумно раздает деньги писакам и прочему сброду, чьи заслуги — лишь знание мертвых языков и вытаскивание на свет Божий еретических трактатов. Нет чтобы порадовать вечно бунтующих римлян праздником, так он увеличивает налоги, что, естественно, вызывает недовольство. И после всего этого он рассчитывает, что римляне будут защищать его с оружием в руках? Еще римские императоры придумали надежную уздечку для римлян: «Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ!» Кто из правителей Вечного города следовал этому лозунгу, тот держал в покорности строптивых римлян.

— Святейший — наместник Бога на земле! Преемник святого Петра! Святой долг каждого католика встать на защиту Папы, под знамена Церкви! — горячо произнес Гуиндаччо. Затем уже обычным тоном добавил: — Эти дармоеды, новый секретарь Папы Поджо Браччолини и нотабль Леонардо Бруни[48], мне тоже отвратительны. Они умеют только попусту молоть языком. Хотел бы я посмотреть на них в бою! Появятся ли они на городских стенах, когда придется всем сообща отбиваться от короля Владислава?

— У меня плохое предчувствие, Гуиндаччо. Помнишь, что случилось во время вечерни, которую отправлял святейший в Ватиканской капелле? Когда сразу после пения гимна «Veni creator spiritus» вместо Святого Духа показалась косматая сова с горящими глазами, вперившаяся в Папу? И на следующую службу она опять прилетела. Эти знаки не к добру, есть в этом нечто зловещее.

— Я лично убил ту сову палкой, и со мной ничего не произошло. Все это глупости. Тот год был хорошим, король Владислав потерпел сокрушительное поражение под Рокка Секка.

— Король Владислав, взяв Рим, чтобы ублажить римлян, ввел семь выборных от народа Рима, вошедших в городской совет десяти. А Папа Иоанн вновь сосредоточил всю власть в своих руках и увеличил налоги. Он считает, что римляне — это команда пиратов на корабле! Когда приходится затягивать пояс потуже, думают не о духовном, а как бы набить брюхо, и благоволят тем, кто этому способствует.

— Поостерегись, Дитрих! Святейший не любит, когда вспоминают о его пиратском прошлом, и если он не вздернет тебя на рее, то найдет способ заставить проглотить язык.

— Надеюсь, Гуиндаччо, ты не передашь наш разговор святейшему? — голос у тощего стал елейно-просительным. — Мы ведь старые приятели, вспомни, если бы тогда я не ходатайствовал перед Папой Урбаном о тебе, то неизвестно, что бы с тобой сталось.

Гуиндаччо расхохотался, его огромный живот чуть не выскочил из рясы.

— Святейший все помнит, но не любит тех, у кого такая же хорошая память на то, о чем следует забыть, — сказал он.

Мне стало ясно, что спутник Гиундаччо не кто иной, как секретарь Папы Дитрих фон Ним.

— Молчу, Гуиндаччо. Ты говоришь, что арагонское вино лучше тосканского? — Тощий протянул руку к фляге, но толстяк, смеясь, убрал ее.

— Мне послышалось, или ты и в самом деле пригласил меня сегодня на ужин в таверну «Золотой рог»?

— Да, Гуиндаччо, с меня пирушка, — со скорбным лицом произнес фон Ним.

— Ладно, промочи горло, приятель. — Гуиндаччо протянул флягу секретарю Папы, и тот с усилием сделал несколько глотков.

Карета замедлила ход, Гуиндаччо выглянул из окна.

— Дитрих, за приятной беседой мы и не заметили, как добрались до Рима.

Секретарь Папы с ненавистью посмотрел на Гуиндаччо, пока тот, высунув голову из окна кареты, глазел по сторонам. Мне самой было любопытно взглянуть на средневековый Рим.

Грязные узкие улицы, вонь, множество нищих, ободранные дома — и вдруг богатый палаццо. Как по мне, в Форли было гораздо уютнее. Но чем дальше мы ехали, тем дома становились выше и наряднее. Наш путь пролегал вдоль Тибра, мы миновали огромную башню-замок с поврежденной фигуркой ангела наверху, главную папскую цитадель и тюрьму[49], охранявшую въезд на мост. Затем мы пересекли площадь и проехали мимо базилики Святого Петра. Мне вспомнилось когда-то прочитанное: на этом месте раньше стоял цирк императора Нерона. Существует легенда, что, когда волхв Симон погиб во время соревнования с апостолом Петром, Нерон, почитатель учения волхва, натравил на апостола Петра львов. Учение Симона-волхва, получившее позже название гностицизм, длительное время соперничало с христианским.