— Ненавижу белый цвет, недаром в Индии он считается траурным.

— Не только в Индии, но и у многих народов Востока. Кстати, у славян в определенный период истории он тоже означал скорбь и был связан со смертью. Белый цвет означает триумф духа над плотью. Но мы отвлеклись. Вы уже две недели у нас, и как вам?

— Сервис ужасный, обслуга грубая и ленивая, о кормежке лучше ничего не говорить, лекарства невкусные. Сколько звездочек имеет ваше заведение?

— Чувство юмора показывает, что вы на пути к выздоровлению, но он может быть долог и извилист.

— Вы прекрасно знаете, что я нормальная! И я здесь, потому что это было подстроено!

— Подобные доводы приводят сто процентов наших пациентов. Положа руку на сердце, вы можете сказать, что они все здоровы?

— Все — нет, но есть вполне нормальные.

— Ужас душевной болезни в том, что человек ее не замечает. Он неадекватно воспринимает действительность и находится под влиянием навязчивых идей. Болезнь давно подтачивала вас, как червячок яблоко. Затем она проявилась, притом в агрессивной, параноидальной форме. Это примерно так же, как дуновение ветра отправляет червивое яблоко на землю. Возможно ли такое яблоко снова укрепить на дереве? Технически — да, но это ничего не даст, так как оно потеряло связь с деревом.

— Вы хотите сказать, что я никогда отсюда не выйду?

— Надеюсь, что это не так. Даже червивое яблоко может довольно долго сохраняться, если принять для этого соответствующие меры, в первую очередь, по удалению червячка.

— К чему вы клоните? — По спине прошелся холодок. Мне вспомнился старый фильм «Пролетая над гнездом кукушки», где в психиатрической клинике взбунтовавшегося главного героя отправляют на лоботомию, после которой он становится слабоумным.

— Пройдете полный курс лечения, после чего мы с чистой совестью сможем вас отпустить, не боясь новых приступов агрессии. Мы частная клиника и беспокоимся о своей репутации. Любой нежелательный эксцесс — и нас могут лишить лицензии.

— На сколько времени рассчитан ваш курс лечения?

— Трудно сказать. От двух месяцев до года, а то и больше. Ваш случай очень тяжелый, скоро мы с вами не расстанемся.

Перехватило дыхание, остановилось сердце, я с силой сжала кулаки. У меня украдут целый год жизни, а может, и больше! Будут насильно кормить лекарствами, неизвестно как влияющими на мою психику! Мне захотелось прыгнуть на моего мучителя и впиться в него, тело напряглось, превратившись в сжатую пружину. Но я сумела справиться с собой и прикрыла глаза, чтобы из них не вылетели молнии, способные испепелить этого негодяя. Ведь этим я ничего не добьюсь, а в моей карточке появится новая запись о нервном срыве, вспышке агрессии. Нужно затаиться и спокойно искать выход, ведь безвыходных ситуаций не бывает, надо только не биться в закрытую дверь. Я заставила себя произнести спокойным голосом:

— Я буду старательно следовать всем вашим указаниям, господин доктор.

Врач недоверчиво посмотрел на меня, затем усмехнулся:

— Возможно, лечение займет и меньше времени, если вы будете делать так, как говорите.

— Буду стараться, господин доктор. Я хочу снова быть здоровой.

— К вам просился посетитель, я не разрешил, а сейчас думаю, что можно. Я дам ему знать, и он навестит вас сегодня перед обедом.

— Егор! — обрадовалась я и сразу стала поправлять подобие прически.

— На сегодня все. Вы свободны, идите в свою палату.

Выхожу из кабинета, передо мной длинный полутемный коридор с зарешеченными окнами. Психиатрическая больница расположена в старинном дворце графов Лянцкоронских, который находится на западе Украины. Об этом я совсем недавно узнала от медсестры, с которой у меня наладились почти дружеские отношения. Это надо было меня так далеко запереть, словно нет знаменитой психиатрички «Павловка» в Киеве! Думаю, это неспроста, и означает, что в от ношении меня еще имеются какие-то планы. Врач сказал, что клиника частная, выходит, мое содержание здесь обходится в копеечку. Только кому и для чего это понадобилось?

То, что Виктория мне что-то подсыпала в кофе, когда я отвлеклась, доставая ее кольцо, у меня не вызывало сомнений, но вряд ли она оплачивает мое лечение. Это скорее мои друзья из Шамбалы, но не исключаю, что в этом может участвовать и кто-то, мне неизвестный. Рано или поздно эти «спонсоры» выйдут на меня и сообщат, чего от меня хотят.

Здесь не принято шататься без дела по коридору, надо находиться в своей палате. Разрешается в строго отведенное время часовая прогулка по внутреннему дворику, похожему на тюремный из-за почти полного отсутствия зелени, а потом назад в палату. Когда я только начала здесь обживаться и не подчинялась правилам, мне влепили укол, после которого я, как «овощ», двое суток провалялась в смотровой палате и потом неделю отходила.

Моя соседка по палате Ольга — длинная как жердь, очень молчаливая и язвительная. Вначале я предполагала, что она нормальная, просто необщительная, и находится здесь тоже по чьей-то злой воле, но однажды ночью, проснувшись, я увидела, как она, в длинной белой сорочке, с распущенными волосами, вытянутыми вперед руками и широко открытыми глазами, идет в мою сторону. Совсем как панночка-ведьма в «Вие».

— Ольга! Что с вами? — испуганно спросила я.

Не отвечая, она приближалась, я вскочила, бросилась к двери и выбежала из палаты. От страха у меня чуть сердце не выскочило из груди — я ждала, что Ольга выйдет следом за мной. Я решала, в какую сторону бежать, но тут подоспела дежурная медсестра, и все прояснилось. Ольга лунатик, и такие хождения бывают почти каждую ночь, она ищет выход из палаты, но не может его найти. Это меня будит, и пока она бродит по палате, я спать не могу. Вторая соседка, Галя, просто кошмар. У меня не возникло сомнений в ее нездоровье, как только она обрушила на меня поток слов без всякого смысла. Ей не нужен собеседник, просто хочется выговориться. Так что общение с моими соседками исключено. Завести приятельские отношения с кем-то еще во время прогулок пока не получилось. Думаю, что все так и было спланировано, чтобы продержать меня на «голодном пайке» общения и оборвать все связи с внешним миром. Единственное доступное здесь развлечение — это чтение книг из библиотеки клиники. Но не всегда удается почитать, так как здесь меня стали преследовать ужасные головные боли, от которых хоть на стенку лезь. Скорее всего это от принимаемых лекарств, но я еще не научилась прятать их во рту.

Вернувшись в палату, достаю «Шагреневую кожу» Бальзака и устраиваюсь на кровати. Дверь открывается, входит медсестра и манит меня:

— К вам пришли. Идите за мной.

Это мое первое путешествие по больнице. Проходим через металлическую решетчатую перегородку; возле нее стоит маленький столик, за которым сидит дежурный санитар, комплекцией похожий на бойца спецподразделения. Меня проводят в небольшую комнатушку, из обстановки здесь стол и два прикрученных к полу стула.

Сажусь на стул, рядом находятся медсестра, приведшая меня сюда, и здоровенный санитар. Я с нетерпением смотрю на дверь, ожидая посетителя. Говорят, желания материализуются, поэтому направляю всю свою энергию на то, чтобы это был Егор.

Дверь открывается, и появляется Мануэль, он приятельски улыбается, входя в комнатку, садится напротив. По его знаку медсестра и санитар выходят, и мы остаемся вдвоем, разделенные столом.

— Не ожидала?

— Наоборот, так как не сомневалась, что нахожусь здесь по вашей прихоти.

— Не обманывай, по глазам вижу, что ждала не меня. Могу только догадываться, кого.

— Виктория на вас работает?

— Нет. Но «эликсир правды» был наш.

— Это был «эликсир правды»? Я ведь несла полный бред!

— Тебе так кажется. Наши психологи и аналитики его расшифровали, выводы их были неутешительны. Ты считаешь нас подобными энерджи, то есть Злом для человечества.

— Поэтому я здесь?

— Можно было стереть у тебя память обо всем, что с тобой происходило, но мы хотим дать тебе шанс.