Лодка протекала в нескольких местах, и нам пришлось затыкать дыры травой. Все эти неудачи усугублялись еще и тем, что мы сидели в неустойчивой лодке с двумя мрачными гребцами, с которыми из-за незнания языка не могли разговаривать. Моя тревога возрастала, и я даже начала беспокоиться, не ограбят ли нас и не сбросят ли в озеро. Никто из туристов не видел, как мы садились в лодку, а оставленный с машиной Тото ничем не мог нам помочь.
Чтобы как-то изменить напряженную обстановку, я начала напевать старую песню кикуйю, недавно записанную мною для Луиса Лики, которую он хотел включить в свою книгу об этом племени. И вдруг наши конголезские гребцы на мою песенку сразу же ответили нам «Марсельезой». Я почувствовала всю глупость своих подозрений. И коль скоро лед тронулся, мы продолжали соревноваться в исполнении наших любимых песен, пока вода под нашей лодкой не стала слишком горячей. Поток спускающейся в озеро кипящей лавы был скрыт клубами пара, но через определенные промежутки времени сквозь него прорывались всплески раскаленной лавы. Хотя наша лодка находилась в двадцати метрах от шипящего водоворота, каждое новое извержение производило на нас потрясающее впечатление. Мы перестали исполнять свои песни и с трепетом наблюдали за происходящим, сознавая, что оказались свидетелями удивительного явления природы, и стараясь запомнить это зрелище.
На обратном пути у Салли начался приступ озноба, первый и безошибочный признак малярии, и мы были вынуждены провести три дня в гостинице, прежде чем она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы продолжить путешествие. За это время я исследовала окрестности в поисках диких орхидей и других местных растений.
Затем мы направились к парку Альберта[12] — огромной территории, на которой обитали практически все виды африканских животных, кроме жирафов, зебр и носорогов. Мы двигались по дороге, сплошь покрытой слоновьим пометом, в направлении небольшого местечка Ручуру у въезда в парк. Слоны Конго в отличие от их кенийских собратьев пользуются репутацией более агрессивных животных. Известны случаи, когда они даже опрокидывали машины, и мы были рады, что добрались до лагеря Руинди, не встретив ни одного из этих чудовищ.
Здесь мы наняли проводника, так как никому не разрешалось самостоятельно въезжать в парк на машине, и прежде всего отправились к озеру Эдуард[13]. Нашу дорогу окаймлял пеннисетум красный (слоновья трава) в рост человека. Озеро было прекрасным местом для водоплавающих птиц, крокодилов и бегемотов. О присутствии последних, поскольку их громоздкие туши скрывались под водой, легко было догадаться лишь по фырканью и торчащим из воды глазам. Но когда наш проводник бросил в озеро несколько камней, огромные животные немедленно всплыли, сталкиваясь друг с другом, но уже через несколько минут они снова погрузились в воду, возвратившись к своему дремотному состоянию. Пока мы наблюдали за всем происходящим, цапли и пеликаны мирно скользили вблизи этих явно безобидных гигантов, но каждый здесь знал, что стоит кому-либо преградить им путь к воде, когда они возвращаются в озеро со своих пастбищ, как они становятся очень свирепыми, особенно это относится к самкам бегемота, если рядом с ними находятся детеныши.
На обратном пути в Руинди мы проезжали мимо большого стада слонов, бредущего к озеру на водопой. Слонята находились в центре стада, а вожак охранял все семейство, широко растопырив уши. Это походило на боевую стойку, но наш проводник заверил, что слон решил просто попугать нас. Я была очень довольна, что нас сопровождает опытный человек, который может вовремя предупредить, если слоны что-либо замыслят. Когда стемнело, мы могли различать лишь серые силуэты, безмолвно идущие сквозь чащу. Мне не верилось, что такие огромные животные могут двигаться столь бесшумно.
На рассвете мы с проводником отправились в путь и скоро увидели огромные стада антилоп и многочисленных неуклюжих бегемотов, наслаждавшихся росистой травой, которую позднее солнце превратит в сухие стебли. Вдалеке мы заметили двух львов, вышедших на охоту. Их скрывала такая высокая трава, что все, что мы могли увидеть, — это две головы, временами выныривавшие из травы и, безусловно, не спускавшие с нас бдительного взгляда. Потом появилась гиена, которая неуклюже вертелась вокруг нашего автомобиля. Она, вероятно, надеялась поживиться какими-нибудь остатками нашего обеда, но, убедившись, что мы есть не собираемся, затрусила в сторону львов.
По дороге к реке Ручуру нас едва не сбил воинственно настроенный буйвол, забавно скакавший в лучах утреннего солнца. Когда мы подошли к реке, бегемоты наслаждались своими утренними играми, но, заметив нас, мгновенно погрузились в воду. Однако вскоре на поверхности воды вновь стали появляться пара глаз или пара подергивающихся ушей, а когда мы бросили в воду несколько камней, их огромные лоснящиеся туши пришли в движение и вода вспенилась от того, что они лезли друг на друга, громко сопя и фыркая.
Мы видели несколько буйволов, стоявших с явным наслаждением прямо на солнцепеке. Это удивило меня, поскольку я знала, что буйволы в Кении всегда держатся в тени деревьев. Можно было только предположить, что в Кении на буйволов часто охотятся и поэтому они вынуждены прятаться, а здесь, в парке Альберта, они чувствовали себя в безопасности.
Солнце уже пекло нещадно, и большинство животных скрылось в укрытиях. Мы тоже подумывали об отдыхе и прохладе лагеря, но когда узнали, что следующую часть пути нам предстоит проехать по безводной местности, то поняли, что у нас нет другого выбора, как отправиться немедленно дальше, чтобы до темноты добраться до следующего водоема.
Наш путь пролегал по обрывистым склонам, окружавшим равнины парка Альберта. Только бабуины и мартышки-верветки прыжками пересекали очень узкую дорогу, приседали на обочине на корточки и с любопытством разглядывали нас.
Миновав многие крутые повороты, мы достигли границ парка. Вокруг, насколько хватал глаз, простирались заросли папоротника, достигающего метровой высоты, которые постепенно переходили в тропический дождевой лес, а дорога была проложена через скалы.
На следующее утро, пересекая тропический лес, мы видели древовидные папоротники, пальмы, гигантские лобелии, орхидеи в человеческий рост и необычайно колоритные ползучие растения, совершенно невероятно переплетенные между собой. Для меня это было мучительным зрелищем, поскольку мы не могли остановиться, чтобы собрать образцы.
Когда мы приехали в небольшое селение Луберо, африканские дети предложили нам корзиночки аппетитно выглядевшей лесной земляники. Мне не хотелось отказываться от угощения, но я вспомнила, как одна моя подруга покупала точно такие же соблазнительные корзиночки в Каире и наслаждалась ягодами до тех пор, пока однажды, проходя по боковой улочке, не увидела, как несколько продавцов, сидевших на корточках в ряд, слизывали грязь с земляники, перед тем как ее продать.
Через некоторое время мы добрались до небольшой гостиницы, стоящей в глуши. Домик был безупречно чистым, и нас встретила типичная австрийская девушка. Она оказалась хозяйкой этого очаровательного шале, и, поскольку была родом из Зальцбурга, у нас нашлось много общих интересов. Отведав превосходный венский шницель и зальцбургские клецки, мы с сожалением продолжили путь в Бени, деревушку с единственной улочкой, на которой размещались обычные индийские лавочки и несколько бунгало, принадлежавших европейцам. Нас не привлек захудалый отель, и мы решили проехать еще километров тридцать до гостиницы, которая, как нам сказали, была очень удобной и находилась недалеко от поселений пигмеев, которых мы хотели увидеть. Встретившиеся нам африканцы были почти голыми. Мужчины гордо несли свои копья. У женщин на головах были тяжелые вязанки травы или хвороста, и у каждой за спиной виднелся привязанный куском материи младенец.
Дети постарше носились вокруг своих матерей. Мальчики, даже самые маленькие, имели небольшие копья. На обочине дороги стояло несколько глинобитных хижин, в которых у огня сидели старухи, покуривая длинные трубки.