Сошедшим на берег не до политики, их цель — оценить драгоценности. С этой целью они шли на главный пункт любого города Востока — базар, как Сакрел, кого-то узнав, остановился.

— Боже мой! — произнес он. — Все изменилось, даже город, но только не он, — с этими словами доктор бросился навстречу одному старику.

Малцаг не понимал их языка, лишь увидел, как старик пустил слезу, обнял нежно Сакрела и поцеловал в лоб.

Дальше все было как во сне. Старик их привел в свой дом — мрачное, старое каменное здание, во дворе которого чернокожие охранники.

— Пока мы остановимся здесь, — сообщил Сакрел кавказцу. — Пойдем, приведем детей. — Они уже были на улице, и доктор осматривался, запоминая местность: — Это местный богатей, ювелир. Ты смотри, даже не изменился.

— Так что ты ему наши вещи не показал? — возмутился Малцаг.

— О! — очнулся доктор, пропал за калиткой, очень долго отсутствовал, а вышел бледный, аж вспотел.

— Ну что? Неужто подделки? — озабочен Малцаг.

— Нет, — вдаль устремлен взгляд доктора. — Говорит, за одну только брошь мы можем полквартала здесь купить.

Свадьбы и никаких торжеств не было. По протекции ювелира, рядом с ним, скорее всего, это был его участок, приобрели небольшой надел с тенистым двориком, напоминающим Измир, и два отдельных домика — для семьи Сакрела и молодоженов.

Как наемник, Малцаг каждый вечер обязан отмечаться на корабле. Простояли в Бейруте не два-три дня, а уже две недели, свыклись с миром, уютом, семьей и, все печальней думая о расставании, Сакрел как-то предложил:

— Давай выкупим тебя, я у ювелира одолжу.

На что Малцаг ничего не ответил, а в душе противоречивая страсть: Седа — почти подросток, и только с ней он может на родном поговорить, и как ее одну, пусть даже под присмотром Сакрела, оставить? Вместе с тем он дал слово служить, за счет этого вольготно живет и потому исправно каждый вечер на корабль ходит. А тут на рассвете за ним мамлюки пришли, зовут, значит следили.

У эмира Хаджиба от беспробудной пьянки мешки под глазами, лицом опух, совсем почернел, угрюм.

— Малцаг, — прохрипел эмир, — случилось самое ужасное, — он отпил из кувшина кумыс. — Для равенства сил у мамлюков традиция — если султан бурджит, то есть кавказец, то его первый визирь бахрит, то есть азиат, тюрок Катмос. Оказывается, к Катмосу подлый Тамерлан подослал людей.

— У-у, — простонал Малцаг, услышав и здесь ненавистное имя.

— Что с тобой? — бессочувственно спросил эмир и, видя, что Малцаг молчит, продолжил: — Так вот, Катмос во время охоты убил султана и занял трон. Фарадж из Каира бежал, вокруг него собрались люди, верные его отцу.

— Это только кавказцы? — уже оценивает ситуацию Малцаг.

— Нет, при власти нет этнических привилегий, хотя кавказцы, в отличие от нас, турок, очень поддерживают друг друга. Но сейчас это не в счет, мамлюки разделились по расчету. На днях был под Каиром бой. Фарадж проиграл, бежал. Где моя семья — я не знаю. Сегодня отходим на юг, в Египет, — теперь эмир исподлобья уставился на Малцага: — Теперь в твоих услугах вроде нужды нет… ты от меня свободен.

— Значит, — медленно произнес Малцаг, — я должен все вернуть?

— Нет, — твердо сказал мамлюк, — ты это заслужил. А теперь делай что хочешь, — разливая кумыс по усам, эмир сделал несколько глотков, тяжело встал, давая понять, что разговор окончен.

Однако последние слова мамлюка, а главное, то, что Тамерлан и сюда проник, сильно задели чувства Малцага, и он, тронув Хаджиба за рукав, спросил:

— А ты что намерен делать?

— Гм, — кашлянул эмир, — у меня выбора нет, буду искать Фараджа.

— А Фарадж? — не отставал кавказец.

— У него тем более выбора нет: либо трон, либо смерть.

— Я иду с тобой, — выпалил кавказец.

Этот день эмир дал Малцагу на прощание с близкими, а вечером их корабль взял курс на юг, на Египет. Видно, Хаджиб кое-что в Бейруте предпринял: на борту много новых военных и еще каких-то, по всей видимости, очень богатых и влиятельных людей, и все озабочены, задумчивы, грустны; смена власти — для кого-то надежда, взлет, мечта, а для кого-то банкротство, забвение, гибель. Это жизнь, это закономерный, объективный исторический процесс, движение, которое мы пытаемся подсмотреть, понять, уловить, но оно, как время, неуловимо и потому во многом непонятно, да это нас не остановит, и мы вновь и вновь пытаемся заглянуть назад, чтобы идти вперед.

* * *

Историческая наука гласит: чтобы стало возможно общение между людьми, необходимо что-либо общее между ними. Это общее возможно при двух условиях: когда люди понимают друг друга и когда нуждаются друг в друге, чувствуют потребность один в другом.

Видимо, исходя из этого, Малцаг, или, как его стали здесь называть, «Красный Малцаг», был принят мамлюками в Египте с распростертыми объятиями, как герой. Ибо почти что все действующее в армии мамлюков воинство попало в местное рабство из разных стран в результате нашествия Тимура, и Тимур был общий враг этих людей, а этому врагу, как и в любой сказке и в любом повествовании, должен противостоять достойный соперник — некий герой-нарт. И этим героем, помимо воли самого Малцага, стал именно он, потому что все знали, а со временем и в далеких краях совсем идеализировали и мифологизировали образ героя, который в неравной схватке на Тереке сумел истребить сотни охранников-варваров и вплотную подошел к самому Повелителю, — оставался один взмах сабли, вроде бы смертельный и решительный, был нанесен, но какие-то дьявольские силы, что по жизни сопровождают Тимура, отвели в сторону богатырский удар, и клинок прошелся справа — по-божески праведной стороне захватчика. С тех пор у Тимура правая рука не сгибается, так что он, как все неверные, левой рукой кал подмывает, ею же ест, и правая нога стала хромой. И теперь по-персидски он Тимур-ленг, а в Передней Азии и на Ближнем Востоке, где наряду с арабским еще господствует латиница и греческий, он стал называться Тамерлан.

Но миф или сказка на этом не закончились. Наш герой — юный Малцаг — продолжал бороться за свой край и свой народ.

И если варвара-отца злые силы спасли, то его старший сын Омар-шейх не ушел от справедливого возмездия: нашел погибель от руки героя. Хотя силы и были неравные, Красный Малцаг одолел бы варвара, да Тамерлан подлый и коварный, подкупил всяких ублюдков-инородцдев. Те предали родину, народ, Малцага.

Теперь всесильные щупальца Тамерлана достигли и Египта. С помощью своих шпионов, подкупа и посулов Великий эмир нашел брешь в рядах мамлюков, сумел их раздвоить. И вот могущественный черкес султан Баркук убит, к власти пришел тюрк-мамлюк, вроде родственник Тамерлана. Отныне Сирия, Египет и Палестина фактически могут стать подконтрольными Тамерлану. По крайней мере, если он сюда соизволит прийти, то все ворота городов ему откроют, истребит он все.

Однако есть в мире и добрые герои, которые огонь, и воду, и медные трубы пройдут, выстоят, злодея в конце концов, как сказано в сказке, накажут. И этот герой — Красный Малцаг. И почему-то история дьявола-Тамерлана помнит и даже как-то чтит, а вот Красный Малцаг в редкой летописи едва упомянут. Вот такова жизнь: убийцам — насильникам-супостатам — памятники, сотни фильмов и книг, а добрый герой — не герой, не оставил он след на земле, на лицах матерей морщин мало проложил, мало их слезами орошали, всходов памяти не нашлось.

Все это в далекой истории. А, как пишут хроники тех времен, Красного Малцага в Египте встретили как героя-избавителя. И нам кажется, что это сейчас информация расходится мгновенно. Так природа и физические законы мироздания и тогда, и сейчас неизменны. И, конечно же, не как сейчас, но и в средние века информация до всего мира доходила очень быстро. Ведь весь мир, как проводами-путепроводами, соединен многочисленными караванными путями, по которым постоянно перемещаются люди, грузы, сообщения. И понятно, что материальная составляющая — товар или субъект — долго ходят из конца в конец. А вот такие нематериальные составляющие, как слух, мысль, тем более слово, перемещаются из уст в уста почти что со скоростью звука, то есть более трехсот метров в секунду в воздушной среде. Разумеется, все это утрирование, но все же вести и в средние века перемещались довольно быстро. И пример тому Малцаг: еще в Египет не прибыл, а его уже ждут как спасителя, ибо он, как известно, хоть и попал в плен, и немыслимым пыткам подвергся, вплоть до кастрации, среза ушей и прожжения пяток, и чего только в рабстве не пережил: в море тонул, в бочке с кислотой сидел, по «адовому» вечному кругу ходил, да как подлинный былинный герой все это выдюжил, воскрес, восстал и сходу от пиратов спас. Ну чем не сказочный герой, чем не кумир обиженных, тем более рабов? А людям нужны сказки, нужен добрый герой, нужен избавитель.