— А что Малцаг, убит?

— Конечно, принц Халиль сказал, и я уже отправил послание с гонцом. Безмерно будет рад мой сын Тимур, услышав эту новость. Она придаст ему сил. О, зовут на ужин. Прикоснись вместе с нами к благам Властелина, и ему это будет закат.^[248]

Тюрко-монгольские женщины всегда были свободолюбивы и даже трапезничают вместе с родственниками. Несмотря на походные условия, ужин царский, роскошный, он проходит в шатре Сарай-Ханум. При входе Молла Несарт замешкался, не зная куда сесть. Великая ханша помогла, усадила возле Шад-Мульк, и тут Несарт не сдержался, по-нахски, шепотом спросил:

— Что с Малцагом?

— Все хорошо, — и больше они не проронили и слова. Долгий ужин закончился молитвой Саида Бараки, и он же предложил:

— Молла, переночуй в моем шатре. Опять же, и мне будет нескучно, поговорим.

Сам духовный наставник проводил ученого в отдельно стоящий огромный шатер, который охраняют поболее, чем покои

Сарай-Ханум, и это немудрено: Саид Бараки — почти второй человек в империи Тимура.

Даже в походных условиях — неописуемая роскошь, и Молла не без зависти посмотрел на расписной массивный стол. Над ним висит изумительный шелковый ковер, на котором якобы слова Пророка: «Больше всего я люблю три вещи: своевременную молитву, хороший запах и женщин».

— Только за ним могу работать, — перехватил взгляд Бараки, — вот пришлось взять с собой, во время привалов и по ночам я постоянно в трудах, для потомства и истории достоверно описываю славную жизнь Властелина мира. Э-э, ты располагайся, а мне еще надо переговорить с Сарай-Ханум, скоро вернусь.

Как всякий исследователь, из любопытства Молла Несарт подошел к столу — много исписанных листков, прекрасная выверенная каллиграфия, проза и стихи на фарси, сноски на арабском. Он не удержался, прочитал в прологе: «ничего не прибавив, не убавив, а также не позволяя себе никакой отсебятины, вроде лести.» Дальше он не стал читать, отошел от стола, понимая, что неприлично, к тому же наверняка подсматривают. Правда, когда хозяин стал задерживаться, Молла стал прогуливаться по шатру и как-то невольно вновь бросил взгляд на листки, слово «Кавказ» буквально приманило его к столу, и он не удержался, стал читать.

«Слава единому Аллаху, Который держит Свое слово и помогает Своим слугам и укрепляет Свое войско, а еретиков разбивает наголову! И мир, и благословление Пророку, после которого не будет другого пророка!

С того самого времени, когда в соответствии со словами «Будь!» — и оно бывает»,^[249] небо впервые вложило ключи от земель Обитаемой части мира в руки власти Великого Тимура, сына Тарагая, чей предок — вождь турок Абуль-Турк, сын Яфеса, внук Ноя, которых в каждую эпоху в соответствии с этим повелением и желанием являло из невидимого мира вождей человечества, и на востоке, и на западе расшивало платье жизни этих вождей победами, аромат которых услаждал обоняние всего сущего, о чем было записано во чреве книг и сказано с минбаров,^[250]

до самого сегодняшнего дня, когда поверхность земли украсилась всеобъемлющей милостью и непогрешимой мудростью Всемогущего Властелина — Царя Царей — Тимура, источника благословенного мира и спокойствия, Повелителя Земли и Века, вознесенного чудесной силой Всемилостивого Аллаха — Тимура, и свет милосердия и добра зажегся на горизонте праведности и справедливости, ни один глаз не видел такой великой победы, и ни одно ухо о ней не слышало. И это истинное подтверждение слов «Мы даровали тебе явную победу»,^[251] ибо Аллах (велика Его слава и непревзойденна Его щедрость!) обеспечил ее достижение через поступки и решимость и развязал ее узел с помощью проницательного ума Благословенного Царя и Справедливого Монарха Тимура Тарагая — Того, чей меч направляет вера, отличает богатство и величие императора.

Великий Тимур, чьих высоких устремлений касается главы Плеяд, в то время как молнии намеченных им целей попирают лицо земли. А поскольку Всевышний сказал: «Поминайте милость Аллаха»,^[252] ничтожнейший раб его (Тимура) день ото дня растущего могущества, Саид Бараки, муфтий империи, желает послать эту добрую весть во все страны мира, далекие и близкие, и издать возглас, который язык Веры донес бы до сердец всех истинно верующих:

Явилась Истина, столпы которой прочны, звезда восходит и строение высоко,

Но нечестивцы и заблудшие мятежники руками потянулися ко злу.

И он (Саид Бараки) даст краткое описание подробностей этих событий, которые навсегда останутся на лице времени, и в двух или трех строках расскажет, так чтобы это достигло ушей высоких и низких, великих и благородных, от самого крайнего востока и до срединных морей (да позволит им Аллах услышать эту благую весть!), что с тех самых пор, как благодатный щит Великого Тимура укрыл благословенной сенью Кавказ, и над эти-

ми странами и землями развернулись победоносные знамена, он следовал божественной заповеди, которая гласит: «И Мы не наказывали, пока не посылали посланца»,^[253] и посылал к Гайраху^[254] гонца, чтобы одобрить и предостеречь его, надеясь, что вежливостью и учтивостью сможет вынудить его прийти и в покорности и повиновении найти спасение от превратностей Судьбы. Однако по причине своей незрелости он каждый раз давал ответ, в котором не было ни слова правды и который был далек от добродетели и явно показывал, что истинные его намерения были иными, а слова расходились с делами. И поэтому Великий Тимур благодаря своей проницательности, которая сияет, как солнце, и отражает суть вещей, которая есть эликсир мудрости, принял решение уничтожить Магас и все крепости и города Алании, а скалы, на которых они стояли, по причине своей высоты руками касались пояса Ориона, и славой не уступали дворцам Сатурна; и разрушить эти крепости с мужами, и переломить спины тем людям, которые в своей беспечности повернули их к горам; и сделали зенит славы Гайраха надиром падения, а его веселость — унынием; и превратить его родовое гнездо — Магас, в котором, как он считал по своему невежеству, заключалась его сила, его проклятием и погибелью.

Жалкий правитель Алании, думал, что хитростью и обманом и глупой ложью можно избежать того, что предопределено. «Далеко, далеко то, что вам обещано!»^[255] А последний к своим преступлениям, что касаемы веры, добавил лживые оправдания и глупые отговорки, и если бы он вышел навстречу Властелину с чистым сердцем, тот преподал бы ему урок, сказав: «Кто старое помянет», и бросил бы взгляд снисхождения и прощения на его обиды, и улыбнулся бы улыбкой согласия в ответ на его просьбы.

Когда тюркские войска Властелина достигли Алании и окружили ее столицу, то местный правитель Гайрах понял божественную мощь Тимура и обещал исполнить долг (выплатить дань), но поставил условие — дать ему время, не подвергать осаде города, чтобы в них не было боев и грабежей, и согласился, как залог, отдать в аманатство своего сына с тремя сотнями людей в заложники и открыть ворота крепости.

Будучи человеком великой мудрости и проницательности, Великий Тимур понял, что это был лжесын, ублюдок — Тума. Однако дальновидный Царь Царей принял лжесына, приласкал, и последний преклонился пред величием Господина, принял истинную веру, стал на путь достойной покорности и не ушел, как прочие горцы, в пустыню заблуждений. Он подсказал ключ к воротам крепости ереси и порока, и Властелин исполнил свою миссию черным огнем, что как жирные отходы ада вытекали на той земле, залил он рассадник идолопоклонничества и невежества, истребил род правителя-нечестивца.

Из человеколюбия и своей доброты, дабы дикое горное общество стало на путь истины и веры, Великий Тимур, отрывая от себя любимое дитя, поставил наместником тех земель старшего сына — Омар-Шейха, но его варвар Красный Малцаг коварно убил. И тогда Великий Тимур понял вещий сон, ниспосланный ему Всевышним — этот дикий горский народ стереть с лица земли. Он отправил в разведку тюрков, забывших о сне и отдыхе и сытых лишь блеском мечей. А с ними был и Тума. Он указал очаг прародительницы горцев, что в лесах Вед-Ана (Ведено).