Принцесса Шад-Мульк — не какая-то одалиска из «Сказки Востока», и даже правителя Тебриза не сразу пускают к ней. А она, то ли ждала, то ли нет, теплая, улыбчивая, розово-белая, в пурпурной постели. Как положено при принцессе, сразу же появились служанки; свет, сладкий аромат восточной еды, терпкое молодое вино, благоухающий завораживающим маком кальян, родничок в углу, словом, сказка.

Обычно у людей с неуравновешенной психикой гнев и восторг проявляются в крайней мере. Мираншах на сей раз как мальчишка рад.

— Я выиграл! — ликует он. — И много раз!

— О, иного и быть не могло, — радостно сияет и лицо Шад-Мульк. — Сегодня произошла встреча звезд на небе, светил на земле, нам сопутствует удача. Я так счастлива, что встретила тебя.

— А я, я так давно не выигрывал!

— Немудрено, плохие люди вокруг тебя. — И следом, зная, что тюрки, впрочем как и другие невежественные народы, считают себя сыновьями не кого-нибудь, а именно пророка Ноя, она говорит: — Мы, как истинные потомки Ноя, окружены порою злыми людьми; от них вред, беда, неудача. Таких людей надо избегать.

И пока Мираншах переваривал эту непонятную речь, следующий, с виду простой ход:

— А знаешь, что наш предок первым делом сделал после Потопа? Посадил виноградную лозу, — и она указывает на живую, изогнутую виноградную ветвь, посредине, чуть в глубине, чуточку блестит сочная кисть, которую так и хочется съесть.

Молла Несарт застал Шад-Мульк за этим творением, удивленно спросил:

— Что это за манящий вход в пещеру?

— Правильно, — довольна принцесса. — Только ты, старичок, мало женщин видел — детородный орган, а рядом фаллос, — она с ударом поставила у лозы кувшин странной формы с вином.

— Фу, гадость, — убежал Несарт, а девушка залилась звонким смехом.

В этой комнате все должно напоминать влечение, в том числе раковины на полу, перевернутый хрустальный треугольник на столе, китайский символ «инь-ян»^[158] на стене, но главное — божественное очарование юной Шад-Мульк в этой спальне.

Действие любой обольстительницы — тоже тонкая, сложная и напряженная игра. Здесь главная задача — не покорить мужчину, а, наоборот, всеми способами возвысить его, при этом создавая иллюзию покоренной, не допуская этого никогда. В этом ракурсе перед Шад-Мульк стоит почти что неразрешимая задача, ведь Мираншах, совращенный излишеством, тщеславием и зельем, — уже в корне испорченный человек, такой же мужчина, похабно-инертный к женщинам; в нем почти что иссякла мужская страсть; он, как Нарцисс,^[159] — вроде цветет и тут же увядает. Обычно цель женщины лишь слегка разогреть мужское начало, дабы оно не возгоралось и быстро не сгорело и не тлело, превращаясь в угли, и чтоб ее тепло, ее ласка, ее очарование, как легкое, волшебное дуновение, этот огонек всегда воодушевляли, но не гасили. Однако в отравленном организме Мираншаха нет огня, нет даже углей, почти что сплошь зола. К тому же Шад-Мульк, уже опытная женщина, чувствует, что в этих «углях» какая-то обворожительница, а точнее, по рассказам Моллы Несарта, жена Хан-заде, здорово «покопалась», в борьбе за ложе в гареме почти свела на нет многое, если не все.

И все же Шад-Мульк, как женщина, прошла ужасно-восхитительную школу гарема и публичного дома, теперь поставила перед собой большую цель, в ней жизнь бурлит, горит; нашла она слабенькую искорку в «углях» души Мираншаха, и кое-что смогла разжечь.

На следующее утро никто ни в чьих ногах не валяется. Вскружить голову Мираншаху Шад-Мульк не удалось: образно ее нет; зажечь страсть — тоже, ее тоже вроде нет. И как ни странно, сама Шад-Мульк к такому результату их отношения подвела, и это не оттого, что Мираншах ей попросту мерзок, здесь дальний расчет, и она при встрече с Моллой Несартом говорит:

— Этот размазня и не мужчина. Правит здесь за счет отца. А если Хромец даже оставит завещание на него, он и дня на троне не усидит — без башки.

— А при чем тут трон? — удивлен старик.

— Хм, а что? — от прежней Шадомы нет и следа. — Ну, раз стала я принцессой, то до царицы — один шаг.

— Ты в своем уме, Шадома?

— В своем, и очень светлом, — она холодным, оценивающим взглядом смотрит в зеркало и даже на казначея смотрит едва ли не свысока, если только смотрит. — А ты, милый дед, запомни в последний раз: я — Шад-Мульк. Это раз! А два — то, что если какой-то безграмотный разбойник, пастух, смог покорить мир, то почему бы и мне, девушке, в жилах которой течет действительно княжеская кровь, которая образованна и культурна, не стать полновластной царицей.

— Господи! Ты заразилась от Мираншаха. Он тебя охмурил.

— Ха-ха-ха! — беззаботный смех. — Ты лучше деньги неси.

— Деньги?.. Я помогаю, чем могу, но воровать из казны — изволь, не вор.

— Ну а Хан-заде даешь?

— По письменному распоряжению правителя… она жена.

— А я, по-твоему, кто?

— Доченька моя, не знаю статуса твоего, но одно скажу — твоя затея до добра не доведет. Ты, как и Мираншах, сошла с ума, пьяна, брось эту мерзкую игру.

— Ха-ха, да, я пьяна, пьяна борьбой, а не игрой. И, может, отступлюсь, но до смерти не отступлю.

Без Малцага, но при его протекции, помощи самого купца Бочека, Шад-Мульк при всей ее одаренности и целеустремленности никогда ничего не достигла бы. А так, плоды ее затеи налицо. Отношение между нею и Мираншахом отнюдь не восточные, носят какой-то партнерский и даже дружественный характер. Это отчасти оттого, что сам Мираншах к женам и гаремам пристрастия не питает, а Шад-Мульк тем более. Предложил Мираншах ей для проживания один из своих замков, но и тут Шад-Мульк отказалась; она, вроде, свободная женщина, актриса, и желает жить в «Сказке Востока», тут ей безопаснее. А правителю как удобно, ведь Шад-Мульк — не его зловредная жена Ханзаде, которая его вечно попрекает, домогается, клянчит деньги. А с Шад-Мульк спокойно, умиротворенно, и, главное, она ничего не просит, не ругает за пьянство и игру, а более того, исход поединка может предсказать.

Вот здесь у Шад-Мульк большие проблемы, ведь она для Мираншаха счастливая фея. Ну а где взять столько денег, чтобы он постоянно выигрывал, да и зачем? И тут пригодился изощренный ум Бочека. Он, как хозяин, знает все в своих заведениях, знает, что, пользуясь нетрезвостью Мираншаха, несколько сильных игроков не без мошенничества выигрывают у правителя огромные деньги. Об этом Мираншаху стоило только намекнуть и для наглядности подсказать момент, а он, и без того жестокий, разошелся — кого из противников казнил, кого посадил, кто бежал. После этого в «Сказке Востока» Тебриза сильных игроков не осталось, а если остались — ставки невысоки, так что ради удовольствия правителю порою полезно

и проиграть.

Теперь у Шад-Мульк есть время оценить ситуацию. Ее сознательная жизнь почти что полностью превратилась в войну. И хоть она женщина, а мыслит она не иначе как воинскими категориями. Вслух она об этом, конечно, не говорит, да Малцаг в ее глазах — воин, отличный воин, даже полководец; Молла Несарт, что родной народ: выиграет она — будет рад; проиграет — не рад, вроде, вот и все. Купец Бочек — это тыл, обоз, пока она идет в бой — он при ней, проиграет — достанется другому. А вот сама она стратег — вровень Тамерлану. И недостаток лишь один — женщина. Но она будет бороться иным путем и, главное, уже вступила в бой: первая позиция — Мираншах — взята. Да что делать далее — не знает, надеется, что противник подскажет, как ей поступать, а она за время этой передышки займется личными делами, не может же она всю жизнь одинокой быть: кому достанутся плоды ее побед? Вот как дальновидно она мыслит. И в этом смысле у нее одна любовь — Малцаг, одна надежда и будущее — его сын.

С Малцагом посредством купцов у нее постоянная связь, и, захватив в Тебризе кое-какой плацдарм, она всеми способами пытается выманить его семью сюда, ссылаясь, что это почти что Кавказ, и в случае чего, в конце концов, до родной Грузии и даже Северного Кавказа — Алании — рукой подать.