— Гардероба у нас нет, так что раздеться не предлагаю. Проходите вот сюда. Садитесь. Пива хотите? Леха! Принеси четыре пива, — крикнул он кому-то в глубине зала.
Столы в зале были липкие и ободранные. За некоторыми сидели небритые типы в кожаных кепках и девицы с фиолетовыми волосами, но большинство столиков было не занято. В воздухе ощутимо витал сладковатый запах анаши. Красные транспаранты, стены красного кирпича, краснорожие завсегдатаи. Все это вместе смотрелось очень художественно, почти как в кино. Наверное, в таком месте следовало пить не пиво, а терпкое красное вино.
— Вообще-то начало у нас в пять, так что большинство участников сегодняшней дискуссии еще на подходе, — тараторил парень. — Пока мы не начали, я могу вам рассказать, что у нас сегодня будет происходить. Хотите?
— Хотим, — кивнул Брайан.
— «Dark Side» — это Дискуссионный клуб петербургских молодежных организаций. В основном левацкой направленности. Здесь у нас проводятся «круглые столы», посвященные насущным проблемам сегодняшней политической жизни. Обсуждаем ситуацию, изучаем труды классиков, делимся идеями, приглашаем интересных людей…
— А танцы у вас тут бывают? — спросила Дебби.
— Бывают, — поморщился парень, — но не каждый вечер. И только после заседаний. Вообще-то у нас не коммерческий клуб, так что и музыка играет тоже не коммерческая. Если кто и выступает, то разные экстремальные группы. На прошлой неделе у нас играли парни из группы «Шесть Мертвых Енотов», слышали, наверное?
— Нет, — пожала плечами Дебби. — Не слышали.
— Ну, не важно. Иногда вместо танцев у нас проводятся чтения революционной поэзии или выставки радикальных художников.
— А много вообще в Петербурге ультралевых партий? — наконец встрял в разговор Брайан.
— Много, — убежденно кивнул головой тип, — около десяти. Есть анархисты, троцкисты, национал-большевики, просто большевики, неомарксисты, маоисты, скинхеды…
— Скинхеды — это ультраправые, — удивился Брайан.
— Это в Ирландии они, может быть, ультраправые, а у нас — ультралевые.
— Но это же профашистская организация! Антиреволюционная, антигомосексуальная и антисемитская!
— Ничего подобного. У нас в клубе скинхеды выступали с изложением своей программы сразу после парней из радикальной иудейской организации «Кох». И ничего — не подрались.
— «Кох» — это тоже ультраправая организация, — не сдавался Брайан, — сионистская и нетерпимая к оппонентам. Они, насколько я знаю, выступают за теократию и все в таком роде.
— Я не знаю, что такое эта твоя «теократия», но в петербургском отделении «Коха» состоят нормальные леваки. По-моему, для них главное не иудаизм, а навешать кому-нибудь по ушам и поколотить витрины. Остальное не важно.
— Настолько не важно, что они готовы состоять в одном клубе с фашистами-скинхедами?
— Ага. И со скинхедами, и с бойцами из «Фронта Сексуального Освобождения Человечества». С кем угодно. Мы здесь все заняты одним и тем же делом — боремся с Системой…
— Извините, а что будет происходить в вашем клубе сегодня? — спросил я. Погрязнуть в выяснении нюансов шизофренической жизни петербургских радикалов мне не хотелось.
— Сегодня у нас «анархо-елка». Наши активисты устраивают новогодний праздник.
— До Нового года еще три месяца.
— Это не важно. Настоящие революционеры никогда не обращают внимания на такие условности. Что такое время? Это то, что мы о нем думаем. Если мы решим отмечать Новый год осенью — кто может нам помешать?
— Действительно, — согласился я, — почему бы не отметить Новый год осенью? И какова же программа?
— Сегодня будут три доклада: «Региональный сепаратизм как веление времени», «Голливудский кинематограф как средство воспитания бойца революции» и отчетный доклад петербургского отделения ЕБЛО.
— Петербургского отделения чего? — не понял я.
— ЕБЛО, — улыбнулся парень.
— Используете непечатную лексику как средство эпатажа масс?
— Нет. «ЕБЛО» значит «Единый Блок Левой Оппозиции», — объяснил парень. — Это объединение, состоящее из нескольких небольших радикальных партий.
— Что это слово означает по-русски? — спросил Брайан, с открытым ртом ловивший каждое слово патлатого экскурсовода.
— Это ругательство. Непереводимая игра слов.
— Да-да, — закивал парень. — Непереводимая игра… Хотя есть и переводимые. Неделю назад у нас выступали девушки из ассоциации ФАК.
— Феминистки? — буркнула Дебби.
— Воинствующие нимфоманки? — заинтересовался Мартин.
— Ни то ни другое. ФАК означает «Федерация Анархисток Купчина». Это девушки леворадикальных взглядов, ведущие классовую борьбу в южных районах Петербурга. Есть еще художественное объединение «За Анонимное И Бесплатное Искусство». Сокращайте сами.
— Да-а, — вздохнул я. — Ну и названьица у ваших организаций.
— Почему только у наших? Вы знаете, что в Москве официально действует общественное объединение под названием «Факел и Щит»? Это какие-то ветераны то ли МВД, то ли ГРУ.
— Fucked and Shit? — переспросил Брайан. — Классное название. Нужно записать. А что это значит по-русски?
Они с патлатым типом пустились в обсуждение каких-то только им понятных деталей программ местных радикальных группировок, а я откинулся на спинку стула, закурил и огляделся. Зал постепенно заполнялся. Публика была сплошь в кожаных куртках, разношенных армейских ботинках и черных нашейных платках. Встречая знакомых, завсегдатаи шумно целовались. Некоторые были довольно здорово пьяны. Наша компания на общем фоне смотрелась странновато.
От нечего делать я взял лежащий на столе потрепанный журнальчик и перелистнул пару страниц. Прямо на первой полосе была помещена картинка, изображающая повещенную на крюке от люстры грудастую блондинку в камуфляжной куртке и с «Калашниковым» через плечо. Картинка иллюстрировала стихотворение «Смерть партизанки»:
…Я вчера потеряла значок с изображением Председателя Мао.
Смогу ли дожить до утра — или должна умереть за оплошность?
Нет мне прощения, товарищ не даст мне пощады!..
— Извините, — прервал я устроителя акции, что-то объяснявшего Брайану насчет Че Гевары и предательства революции. — Вы говорили, у вас здесь можно купить пива?
Он, не оборачиваясь, гаркнул: «Леха! Твою мать! Сколько можно ждать пиво?!» — и опять забубнил о своем. Через пару минут появился Леха с подносом, уставленным бутылками. У немолодого уже Лехи была седоватая бородка а-ля Троцкий, дырявая в нескольких местах тельняшка и здоровенный значок с крупной надписью «Хочешь ох…еть? Спроси меня как!».
Пиво у анархистов было теплое и довольно мерзкое. Пить его пришлось прямо из горлышка — стаканы в «Dark Side», очевидно, не признавались в принципе. Мартин с Дебби морщились после каждого глотка. Невооруженным глазом было видно, что они жалеют о том, что поперлись на «анархо-елку». Зато Брайан был сам не свой от счастья.
— Сел на своего конька, — кивнула в его сторону Дебби. — Ирландская Республиканская Армия, теория и практика революционной борьбы, «Yankee go home»… Теперь его отсюда за уши не вытащишь.
— Зря мы сюда поехали… — поддержал ее Мартин. — Могли бы сходить еще раз в ту галерею, где гадают на Таро. В прошлый раз я познакомился там с одним молодым человеком, который обещал рассказать мне о кружке настоящих сатанистов. У них есть даже собственный адрес в Интернете…
— Оба вы надоели, — тяжко вздохнула Дебби. — И ты, и Брайан. Один со своими анархистами, другой — с сатанистами… Что у вас за интересы?
— Ага, — кивнул Мартин. — Это, значит, у нас с Брайаном ненормальные интересы. А у тебя нормальные? Что-то я подзабыл — как называется твоя диссертация?
— Fuck you, Марти, — беззлобно сказала Дебби. — Имей в виду — ты своих оккультистов сумасшедших уже отыскал. Брайан тоже нашел то, что хотел. А я еще и близко не подходила к тому, ради чего приехала в Россию. Хотя сегодня уже четверг. Через два дня нам уезжать.