— Ты первый, — задыхаясь прошептал Крис, оторвавшись от его рта. Стэн молча уложил его на каменную плиту, вполоборота к себе, так же, как в их первую ночь. Крис взял его руку и принялся целовать ладонь Марлоу. И в тот момент, когда он вошел в застонавшего Харди, так глубоко, как никогда, его тело пронзило первое белое лезвие боли. И в ту же секунду Хауэр наклонился над Крисом и коснулся ножом его груди. Стэн закрыл глаза, чтобы не видеть, как брызги крови пятнают белую одежду Хауэра. Он не знал, что Конрад делает с его спиной, но он чувствовал быстрые холодные прикосновения ножа, рассекавшего кожу. В них было что-то сходное с ритмом его собственных быстрых и резких движений в теле Харди, от которых тот стонал, кусая пальцы Стэна. Все произошло одновременно: их обоюдный оргазм, от которого Стэн чуть не потерял сознание, таким яростным было наслаждение и последнее прикосновение ножа к его спине. Он отодвинулся от Криса, чувствуя, что возбуждение не прошло, напротив, оно стало глубже и сильней, в нем появился терпкий привкус боли. Харди обернулся к нему, по груди у него текла кровь, но Стэн разобрал в мешанине линий все тот же узор, изображавший Кецалькоатля.

Крис молча потянул его к себе и они снова улеглись, прижавшись друг к другу. Стэн спиной чувствовал горячие струйки крови, бегущие по его спине и по груди Харди, Крис вошел в него медленно, придерживая его за бедра, так, как ему всегда нравилось, чтобы Стэн не мог податься вперед, ускользнуть от него. И снова боль и наслаждение слились воедино, образуя некий кошмарный коктейль, от которого Стэну хотелось кричать, и он кричал, пока Крис резко двигался в нем, а нож Конрада рассекал его грудь. На этот раз ему показалось, что он действительно теряет сознание, он не заметил, как его перевернули, как смыли с тела кровь и стали втирать в раны синеватую жидкость с запахом трав, как тоже самое проделывали с бесчувственным телом Харди. Стэн грезил, он не ощущал ни боли, ни тяжести, ничего, только горячие пальцы Криса по-прежнему лежали в его ладони.

Он видел ту странную схему, которую когда-то рисовал по просьбе Генри, но теперь все ожило, линии двигались, и он понимал, что все связанно, все сплетается в узел, который нельзя разрубить, их жизни, жизни тех, кто их окружал. В сплетении перед ним возникали лица, сестра, Виола, Джимми, потом он увидел лицо Бобби, странно молодое и его глаза, горевшие сумрачным счастливым огнем…

Он видел себя и Криса на корабле и далекую землю впереди, на груди Криса, на черном бархате камзола блистал крест Диего Эрреры, еще без основы, он видел каждую линию…

А потом огонь, огонь и еще раз огонь, и рвущаяся навстречу земля и ликование смерти…

…Он видел самолет, разбившийся посреди джунглей, мертвых пассажиров, и единственного выжившего, двухлетнего ребенка, который определенно был Кецалем, маленьким Змеем с азиатскими точеными чертами лица. Диковинные твари, те, которых не видел ни один человек, ползали по обломкам, мальчик в изодранной одежде ловил их ладошками и ел, и в его черных, как смола, глазах блистало страшное удовольствие, как будто это первое испытание огнем было именно тем, на что он рассчитывал.

Все исчезло внезапно, и Стэн Марлоу открыл глаза в уже изменившемся мире. Рядом лежал Харди, бледный, как тогда, во сне. Стэн ожидал, что их тела будут так изранены, что они не смогут пошевелиться, но он увидел, что все исчезло, только под левым соском Харди осталась алая татуировка, последний Пернатый змей, нанесенный на его тело. Крис лежал неподвижно, Стэн нагнулся к нему.

— Он умер? — спросил он тихо у Конрада, стоявшего рядом. Он знал, что если это так, то через секунду нож одного из их кураторов войдет в его сердце, и не испытывал ни малейшего страха.

— Нет, — ответил Конрад, — он сейчас очнется.

Черные длинные ресницы Криса дрогнули. Он открыл глаза и посмотрел на Стэна.

— Доброе утро, малыш, — поговорил он хрипло, как со сна. — Ты, надеюсь, видел тот же сон?

— А то. — ответил Стэн и легко поцеловал его в губы. — Вставай.

Они поднялись. Конрад смотрел на них с улыбкой, Хауэра не было. Перед ними опять оказалась та же чаша, но теперь в ней было прозрачное питье. Стэн отпил первым и понял, что это простая вода, только чистая, как слеза. На плите, небрежно брошенные, лежали две алые хламиды из какого-то материала, напоминавшего шелк, и они их надели. Им помог неизвестно из какого конца зала появившийся Хауэр. Крис задумчиво оглядел Стэна и сказал:

— Знаешь, тебе идет. — Ему тоже шло, даже слишком. Особенно то, как черные прямые пряди падали на пылающую ткань.

— А дальше что? — спросил Стэн у своих кураторов. — Где сама Пылающая комната?

— Все очень просто. — ответил Хауэр — Дверей много, а вход один. Через пламя. — И он указал на бассейн. Крис дико усмехнулся.

— Прямо туда?

— Да, прямо туда, но осталось еще одно. — Конрад остановился перед ними, его красивое лицо было серьезным.

— Ваши имена отныне, Ариэль, — он коснулся рукой лба Стэна, — и Пернатый Змей, — так же прикоснувшись к Крису, — вы сами выбрали их себе и будете их носить как воины Золотого Легиона. Теперь идите и не сомневайтесь ни в чем.

Они снова взялись за руки и пошли к бассейну, Стэн обернулся и спросил:

— А мы вас еще увидим?

— Конечно. — сказал Гор, улыбаясь, — мы вам еще надоесть успеем.

Они подошли к краю огненной купели. На миг Марлоу стало страшно. Он взглянул на Харди. Тот усмехнулся.

— Давай, малыш. Какая разница. Главное не это.

— А что? — спросил Стэн, сжимая его руку.

— Главное, что мы вместе. — и задумавшись на секунду сказал странную фразу. — Ничто никогда не кончается.

И они шагнули в пламя.

Через два месяца в городе прошел концерт памяти Криса Харди и Стэна Марлоу. Он проходил на огромном стадионе. Аншлаг был полный. Съехались все, кто могли. Джейн, Золотой Ангел рок-н-ролла, пела «Священный ветер», по ее лицу, не останавливаясь, лились слезы. Крошка Пэтти дважды вставал и уходил из-за своих барабанов, и все ждали его в полном молчании, пока он рыдал в углу за сценой, сотрясаясь от всхлипов и неловко утирая глаза. Джимми Грэмм не плакал. Он плакал потом, ночью, проснувшись от невыносимого сновидения. К нему пришел Крис. Он стоял у постели, смотрел на него, и в зелено-коричневых глазах Харди было что-то, заставившее Джимми ощутить страшную безумную надежду, что они живы, они вернутся. Крис коснулся его щеки горячими, как огонь, пальцами.

— Мы еще увидимся, Джимми, — сказал он, и гитарист проснулся, лицо его было мокрым от слез. Он пошел на кухню и закурил сигарету, сварил себе кофе и долго смотрел, как над городом разгорается алое пламя рассвета.