Цивилизованная, либеральная общественность предпочитала по- страусиному называть их неформальными молодежными группировками с антисоциальной направленностью. Действительно, одно дело – банда (звучит страшновато), другое дело, невинное - «группировка». В первом случае пахнет Уголовным Кодексом, поэтому надо принимать какие-то меры, во втором – можно ничего не делать. Хотя факт, что «группировки» курировались авторитетами из уголовного мира, не для кого не был секретом. И многие из банды, особенно отсидевшие срок, потом прочно закреплялись в криминальной среде. Это был неисчерпаемый резерв для пополнения рядов взрослой организованной преступности…

Приобщение к наркотикам началось банально. Басан к этому времени учился в СПТУ. В один из летних вечеров он с группой ребят сидел на скамеечке разрушенной беседки; курили, болтали ни о чем. К ним подошел микрорайоновский взрослый мужчина Очир, из блатных, которого уважали все местные пацаны.

- «План» не хотите попробовать? Настоящий, чуйский. «Заторчите» сразу.

И протянул набитую анашой, угольком тлеющую папиросу, которую пустили по кругу. От такого предложения трудно было отказаться. Очень не хотелось выглядеть в глазах Очира слюнтяем, маменькиным сынком. Басан «поймал» кайф почти сразу, буквально после нескольких глубоких затяжек. Мрачноватый ландшафт полутрущобного микрорайона расцветился яркими неоновыми огнями, льющимися из окон квартир. Серые дома-пятиэтажки («хрущобы») стали менять свои пропорции, превращаясь в небоскребы – билдинги из стекла и стали. Затем Басана стал разбирать беспричинный смех. Любое слово или движение товарищей вызывало бурный хохот. Кайф от курения анаши оказался очень кратковременным, но таким необычным и не похожим на опьянение от спиртного, что это невозможно было передать словами.

Очир, зорко следивший за ситуацией, взял на заметку реакцию Басана на курение наркотика:

«Парнишка «потащился» сразу. Из него выйдет толк!»

Под толком сбытчик наркотиков («кровосос» - слэнг) Очир подразумевал,

что у Басана отмечалась явная предрасположенность к «дряни», обнаруживались все признаки, позволяющие в короткий срок превратиться в наркозависимого человека. Почуял кровосос перспективу.

Когда Басан вернулся домой, на него напал страшный «жор». Он вымел из холодильника почти все съестное. В культурных, начитанных кругах такой аппетит назывался раблезианским, но в случае с Басаном все было проще: это было естественное побочное действие «травы».

Очир еще несколько раз бесплатно угощал ребят анашой, а однажды заявил, что в этом мире даром ничего не дается, за все надо платить. Он сам тратит немалые деньги на покупку товара.

Те из ребят, кто уже вошел во вкус и стал находить удовольствие во вдыхании наркотического дыма, оказались на крючке. Басан в том числе. Настоящего привыкания, конечно, не было и в помине, но так хотелось испытать еще разок сладкую эйфорию, легкую, так приятно туманящую голову. Чтобы заплатить Очиру за «косяк», они стали приворовывать из дома мелкие суммы денег или небольшие ценные вещи.

А семья Басана едва сводила концы с концами. Его отец, грузного телосложения, немногословный мужчина, когда-то работал на большом автопредприятии, водил тяжелый грузовик и зарабатывал приличные деньги. Сознание того, что он своими руками содержит семью, придавало ему самоуважение и уверенность. Но с началом дикой приватизации автоколонну сначала акционировали, а потом она целиком перешла в частные руки. Новые хозяева – временщики быстренько распродали, а попросту разворовали, весь автопарк и посдавали в аренду под магазины обширные производственные площади. Надо же на какие-то средства строить особняки, приобретать иномарки, учить своих детей в престижных столичных вузах, да и самим слегка пожировать в казино, ресторанах и в заграничных поездках!

В результате отец Басана остался без работы, а в дом пришла нужда. Было время, когда он перебивался случайными шабашками, но эти нерегулярные, нестабильные заработки не могли решить все материальные проблемы семьи. В конце концов, он устроился наемным водителем частного такси – «газели». Возвращаясь со смены, измотанный нервной ездой по городскому маршруту, он тяжело опускался на кухонный стул и негнущимися, деревянными пальцами отсчитывал матери смятые заработанные купюры. Этому сильному человеку, не чуравшемуся никакой работы, стыдно было приносить в дом такие жалкие гроши. Но другой работы просто не было.

Мама Нарана, специалист со средним образованием, воспитатель детского сада, в Новое время попала под сокращение штатов. Деятельная по складу характера, она не опустила руки, а энергично взялась за «челночный» бизнес, оформив в банке достаточно крупный кредит. Но дело ее быстро прогорело, она не умела «хабалить», работать локтями и коленками, а из-за долгов по кредиту семья чуть не лишилась квартиры. В постсоветской России этим трудолюбивым, порядочным людям не нашлось места. После этого муж сказал ей, чтобы она сидела дома, занималась детьми и хозяйством, не помышляя о быстрых способах разбогатеть. Он и сам как-нибудь поднимет семью, мужик, все-таки!..

Мать вначале даже радовалась зверскому аппетиту Басана:

«Мальчик растет, ему надо много и калорийно есть!»

Отец искренне огорчался, что не может купить для сына побольше овощей и фруктов. Домашние не замечали отстраненность его поведения и точечные, меньше булавочной головки, зрачки. Да никто особенно за Басаном и не следил, не «пас» его, только отец, озабоченный пребыванием сына в банде, иногда интересовался его делами, и то больше в опорном пункте милиции. Все внимание родители уделяли дочери – третьекласснице Деле, умнице, симпатульке, надежде семьи. А Басан дальше СПТУ не пошел. Пусть хоть каким-то ремеслом овладеет.

В один прекрасный, а правильнее будет сказать, проклятый, вечер, Очир сказал:

«Хватит баловаться «дурью женатой» (анашой смешанной с табаком). От нее ни в голове, ни в жопе. Назавтра готовьте бабки. Почувствуете, что такое – настоящий кайф!»

На следующий день Очир привел компанию подростков в «келдым» - притон для наркоманов. С его слов, это была «надежная бухта», незасвеченная ментами квартира. «Бухта» находилась на четвертом этаже пятиэтажного дома, но еще на лестнице, внизу, вновь прибывших обдал крутой смрад, в котором ощущались острые запахи уксуса, ацетона, каких-то других растворителей. Не почувствовать зловоние этой «амброзии» мог только человек с абсолютным отсутствием обоняния, поэтому зашуганные соседи неоднократно сигнализировали куда надо о подозрительной квартире, в которую день и ночь приходили странные люди.

Участковый время от времени появлялся с тощей дерматиновой папочкой под мышкой и навещал квартиру – притон. Там он переписывал всех присутствующих, некоторых ставил на учет, но кардинально проблема не решалась. Не исключено, что участковый был обременен обширным семейством, которое сильно нуждалось материально.

Отдел по борьбе с незаконным распространением наркотиков, по всей вероятности, держал эти «паленые» квартиры под колпаком в надежде выйти на «резидента» - поставщика наркотиков или на «банкира» - крупного оптового поставщика. Но в утлые сети и невода отдела почему-то попадалась неказистая рыбешка, вроде пескаря. Надежно перекрыть пути наркотрафика не удавалось. Наверное, хитроумность наркобаронов была на порядок выше, чем у их оппонентов. Другого объяснения просто быть не может, не правда ли?

Поднявшись на четвертый этаж, Очир постучал условным сигналом в удивительно крепкую дверь без звонка, но с глазком. Дверь через некоторое время слегка приоткрылась; цепочка при этом не снималась, и в образовавшейся щели появилась небритая, бледная, как маска Пьеро, физиономия «бондаря», хозяина квартиры.

«Что, «чертей» (новичков) привел? Хоть надежны? Товар с собой?!»

«Пацаны нормальные, а об остальном, – какой базар!»

По существующим правилам, приходящий в притон приготовить для себя наркотик приносил сырье, часть которого обязательно полагалась «бондарю» за предоставленные услуги: приготовление самого зелья в кухне – лаборатории, возможность покайфовать на матрасе и там же перележать «отходняк».