— За настоящую мужскую дружбу, Вано. Принимается. Это тост по уму. — Улыбка получилась почти естественной.

Хрустальные рюмки мелодично звякнули.

Прикол

— Это главный пьяный прикол нашей молодости. Дело было давно, мы с Костей учились еще на инженеров. Он тогда тоже жил в общежитии. Это сейчас Костик — завидный богатый жених, а тогда мы учились только на втором курсе, звеня мелочью на пиво в карманах…

— Ты еще и на инженера учился? — удивилась Юля.

— Был такой грех.

— Когда ты все успел?

— Давно на этой земле живу, — иронично протянул я, а про себя отметил: «Многого ты про меня еще не знаешь, многого. И о большей части этих неизвестных фактов жизни хотелось бы оставить тебя, любовь моя, в неведении».

— Так и что? Извини, я тебя перебила.

— Продолжаю…

Мы с Юлей отмечали в дорогом ресторане месяц нашего знакомства и ее поступление в университет на экономический факультет. Чтобы она не сильно смущалась фешенебельной обстановки, кучи столовых приборов и трех официантов, обслуживающих наш столик, я нарочито громко рассказывал байку из нашей студенческой жизни:

— Праздник был законный — 8 Марта. Внизу, прямо в общаге, по такому событию устраивали дискотеку. Мы были абсолютно нормальные студенты и распугивать своим трезвым видом людей на танцах позволить себе не могли…

— Не сомневаюсь, — прокомментировала Юля.

— Поэтому мы, как порядочные, сели с Купером у него в комнате, его сосед — Блинов Юрка был где-то в городе, и начали отмечать Международный женский день вдвоем. Как положено, по-мужски. Водки много — закуски мало, вернее сказать, закуска была только до второй рюмки, на ней она просто закончилась…

— Это как?

— Это, Юлечка, совсем. Катализатором процесса подготовки к дискотеке послужил заместитель коменданта общежития Юра Семененко, самый настоящий хохол из Херсона. Он зашел по пустяковому вопросу и сразу налетел на полный до краев граненый стакан водки и наши настойчивые требования подтвердить свою принадлежность к самой умной, сильной, красивой и смелой части человечества. Что он и сделал одним движением, — я поднял воображаемый стакан, показал, как он опрокидывает его в горло, демонстративно занюхивает тыльной частью кисти и собирается уходить. Юля рассмеялась. — Мы его, конечно, усадили за стол и попробовали раскрутить на сало. В ответ он потребовал от нас доказательств, что мы тоже настоящие мужики. Мы смело опрокинули по стакану вдвоем с Купером. Потом еще втроем…

— Что, правда? — усомнилась Юля.

— О том и речь. Закуски мы, естественно, не увидели. Ловкий ход со стороны заместителя коменданта общежития, хитрого херсонского хохла Семененко, удался. Он, лихо подзадоривая, упоил нас так, что о славном украинском продукте мы просто забыли. Зато дискотеку я помню очень хорошо. Сначала мы просто танцевали, потом делали сальто, кульбиты и все остальные спортивные упражнения, которые нам казались уместными во время плясок. Затем это нам надоело и мы устроили соревнования под девизом: «Кто дальше бросит колонку». Даже объявили какой-то приз для победителя. Кто-то из нас выиграл это состязание, и мы дружно раскатали традиционный приз — бутылку водки. До этого момента я все помнил более-менее. Потом образовался какой-то провал, и следующим осознанным эпизодом был увод меня с сего празднества под белы рученьки…

— Ох, Женя, Женя!

— Самому стыдно. Но это был первый и последний подобный случай в моей жизни. Значит, справа меня тащил Васька, а кто это делал слева, как я ни старался — разобрать не мог. Меня это обстоятельство удивляло и слегка злило. Зрение почему-то работало в одну сторону. Самое интересное началось у двери в мою комнату. Обыскав меня, предварительно приперев к стенке, по которой я все норовил сползти, они обнаружили полное отсутствие ключей…

— Потерял? — сделала предположение Юля.

— Нет, не угадала. Я им подробно объяснял, что ключи отдал трем знакомым девчонкам из другого общежития, которые приехали на праздник и собирались остаться здесь ночевать, а меня планировалось уложить спать у Кости. Объяснять-то я объяснял, но, как потом выяснилось, совсем не вслух. После недолгого совещания меня было решено откантовать к моему корешу Куперу, которого уложили спать таким же образом часом раньше. Что и было проделано…

— Костик, он тоже…

— Точно такой же. Брат-близнец. Как все было дальше, рассказал Блин-Блюз — Юра Блинов, сосед Костика: «Поднимаюсь я к себе в комнату в расстроенных чувствах (ему внизу уже рассказали, что нас с Купером на кровати определили), где предстоит спать, размышляю. Обе кровати заняты. Открываю дверь, а два голубя (это мы с Костиком) лежат на полу между кроватями и пытаются отобрать подушку друг у друга».

— Ужас. Это ж надо, — Юля с недоверием покачала головой.

— Из песни слов не выбросишь, — философски изрек я и продолжил: — Блинов воспрянул духом, переступил через наши воюющие во сне тела и занял свою кровать. Ночью стало холодно, и я забрался валетом к Блину под одеяло. Костя, вместо того, чтоб занять свою кровать, с пола сделал рывок из комнаты. Сориентировался он в темноте четко, но ошибся в одном — дверь оказалась запертой. Он с маху врезался в нее всем корпусом и лицом заодно…

— Не может быть! — ойкнула Юля.

— Может. Отошел на несколько шагов назад и повторил попытку. Я лежал под одеялом и тихонечко наблюдал эти девиации. Только после четвертой попытки он что-то понял и прошептал: «Закрыли, собаки». Открыл замок и исчез в коридоре. Не было его довольно долго, и обнаружил я его, уже когда проснулся. Костя пытался встать со своей постели. Он громко ржал — его забавила тщетность усилий при выполнении, казалось бы, не такой сложной задачи…

— О чем речь? — не поняла Юля.

— Объясняю. Купер переносил центр тяжести на ноги. Они его не держали, и он опять заваливался на сетку кровати. Она, амортизируя, отбрасывала его к стене, о которую он и бился головой при каждой новой попытке. Громко смеялся Блюзик. Я тоже не смог удержаться от смеха. Блинов перевел взгляд на меня и с испуганным лицом начал делать загребательные движения ногами, — я изобразил наглядно Юле, как Блинов, перебирая ногами, забился в угол кровати, — он, оказывается, даже не почувствовал, что ночью под одеялом был не один. А когда увидел утром рядом со своими ногами смеющуюся голову, подумал, что пришла «белка».

— Это ж надо!

— Когда недоразумение было разъяснено, Купер вспомнил про девчонок, которые должны ночевать у меня, я на тот момент уже пробил себе отдельную комнату. Посетовал, что был не в состоянии вчера познакомиться, хотя, вроде бы как, и танцевал с ними. В чем, впрочем, на сто процентов не уверен. Тут же незамедлительно вызвался исправлять свою ошибку и отправился ко мне. Мы дружно пожелали ему в спину: «Ни пуха, ни пера».

— Он вас…

— Ни в коем случае. Мы люди культурные, как ты могла такое предположить? На его стук никто не отозвался. Он его повторил и добавил: «Скиф, открывай. Хватит спать. Открывай. Дело у меня к тебе. Срочное. Я знаю, что ты там».

Сзади него раздался смех. Он обернулся. В нескольких метрах стояли две незнакомые девчонки и громко смеялись. Костик им улыбнулся и принялся тарабанить и требовать меня еще настойчивей. Девки сзади буквально присели от смеха. А теперь представь сцену, — я выдержал паузу, любуясь любимым личиком с блуждающей вокруг нежных губок улыбкой, — девять часов утра. Пацан в трусиках, резиновых тапочках, с сигаретой… ломится в лифт и громко кричит: «Скиф, открывай. Я знаю, что ты там, хватит спать».

Последние слова потонули в бархатном Юлином смехе, который, в свою очередь, перекрыли сдержанные смешки обслуживающих нас официантов.

— Вот такой вот был прикол, — закончил я и жестом отослал навязчивых гарсонов.

— Веселая была у вас молодость!

— Не вижу повода считать, что она закончилась.

— Юность, я хотела сказать.

— Это лучше, принимается, — милостиво согласился я.