— Ребята, а вы не ошиблись? — его голос окреп.

— Какие мы тебе, ребята? — оперативник отпустил Парфену крепкую затрещину. — Ты с кем разговариваешь, падаль?

— Охамел нынешний уголовник, — добавил его напарник и несильно, для проформы, пнул Ивана ногой под колено, — в край!

— Бить необязательно. Сопротивления я не оказываю. На то и свидетели есть, — Парфен мотнул головой в сторону въезда на стоянку.

— Ты смотри, грамотей какой выискался. Да я тебя в бараний рог загну. Будешь до утра у меня в камере стоять, коленями дрожать. — Опер замахнулся, но не ударил.

— Успеем, — сделал ему отмашку второй.

На стоянке неординарную сцену заметили. Две машины, не прогрев двигатели, с ревом рванули к выезду. Охранники, только что мирно курившие возле въезда, спешно укрылись в сторожке. Двое мужчин в летах, шедшие в их сторону, замедлили шаг и начали пробуксовывать на одном месте. Один из оперов заспешил к ним, размахивая ксивой:

— Капитан Пахомов. Уголовный розыск. Центральное РОВД. Вы видели задержание особо опасного преступника.

— И что? — спросил первый.

— Мы тут причем? — добавил второй.

— Подойдите, пожалуйста.

— Зачем? — отреагировал быстро второй.

— Я спешу! — недовольно заявил первый.

— Будете понятыми. Проявите гражданскую сознательность.

Мужики, опасливо поглядывая на Парфена, приблизились. Один, в дорогом костюме и галстуке — имел вид озабоченно-деловой, второй, в майке, джинсах и с пустым ведром, был рассеянно-простовато озадачен. Первого ожидал кабинет с секретаршей, второго — картофельные грядки с колорадскими жуками. Один спешил за руль «Вольво-940», другой размышлял, какую очередную гадость приготовил ему старенький «Москвич», и морально настраивался на возню с карбюратором. Преступник в наручниках ни одному их них нужен не был. Особой радости и вдохновения от роли понятых, отведенной им операми, они тоже не испытывали. Но делать было нечего, ибо, как говорил великий Чичиков: «Закон — я немею перед законом».

По тому, как ретиво начали обыскивать машину два служителя Фемиды, они тоже к закону относились с подчеркнутым почтением.

— Это у вас много времени не займет.

— Бандитам не место в нашем городе.

— Гражданское население должно помогать правоохранительным органам бороться с преступностью.

— Это святой долг и моральная обязанность каждого сознательного гражданина нашей страны.

Оба оперативника периодически подбадривали подобными репликами понятых и зорко следили за ними, справедливо опасаясь, что и тот и другой могут при благоприятном стечении обстоятельств «сделать ноги».

Иван следил за шмоном своей тачки с удивлением, обладатель ведра — с рассеянным вниманием, господин в галстуке — с деланной заинтересованностью.

Однако, когда ко всяким мелочам, разложенным на капоте, присоединился «тетешник», извлеченный из бардачка и пакет маковой соломки из-под сиденья, все трое замерли, разглядывая эти предметы.

— Ух, ты! — удивился обладатель «Москвича».

— М-да, — неопределенно процедил владелец «Вольво».

— Что и требовалось доказать, — резюмировал капитан.

Мужики бросали косые взгляды на хозяина БМВ, в которых сквозило опасливое восхищение, Парфен же смотрел на всех с изумлением и растерянностью. Когда же на свет божий появился микрофон, извлеченный из-под торпеды, наступила очередь оперов чесать затылки.

— О-па! — таким междометием выразил свои чувства оперативник.

— Ни фига себе! — добавил его менее сдержанный напарник.

Как оценили их переглядывания деловой и садовод неизвестно, зато Парфен легко прочитал по их минам: «Блин, эта хренотень как сюда попала? Пистолет положили в бардачок — вот он “тетешник”, солому засунули под сиденье — вот она. А микрофон? Ты не устанавливал? Нет? И я тоже. А как же он здесь оказался?»

Несмотря на серьезность ситуации, Иван улыбнулся комичности момента. Но улыбка продержалась на его лице недолго. Ближайший оперативник со злобой размахнулся и отпустил ему крепкий подзатыльник:

— Что скалишься, сука?

И чуть не спросил: «Откуда микрофон, падла?» — но вовремя спохватился:

— Весело, да? Ничего, на шконке тебе будет не до смеха!

— Две статьи у тебя уже есть, — подключился второй. Он ловко обвязал пакет ниткой, посадил на клей бумажку, прихватив, таким образом, свободные концы нити, а сверху шлепнул печать, извлеченную из того же кармана, откуда доставал и катушку с нитками, и тюбик с клеем, и аккуратный бумажный квадратик.

Первый в это время втолковывал понятым:

— В этом пакете, без сомнения, наркотическое вещество. Мы этого наркокурьера давно разрабатываем. Но, чтобы было все по закону, мы при вас пломбируем изъятое и отправляем на экспертизу.

Он быстро заполнил бланк и подсунул понятым:

— Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Первый, который с ведром, подписался с рвением, с этого момента он навсегда уверовал в силы родной милиции. После такого он ее сразу же зауважал: «Знаменский с Томиным — прямо-таки. Надо же, взяли бандюгу с поличным и все равно по закону все делают».

Второй, который в галстуке, отнесся более скептически к этим процессуальным действиям: «Кто этому капитану, интересно, помешает через полчаса перепломбировать этот пакет, заменив содержимое хоть на героин, хоть на сахарный песок? Цирк, да и только. Теперь повестками забомбят, дармоеды. Хотя, впрочем, за неявку никакой ответственности нет. Перебьются без меня. Все и так решат, как им надо».

Иван же при виде всех этих бумажек окончательно пришел в себя, прокачал ситуацию и понял, что влип крепко.

— Дошло до тебя? Зубы скалить охота отпала? — заметив смену настроения задержанного, злорадно спросил капитан.

— Сейчас тебе следак еще толковей разъяснит, чего ты стоишь на этом свете, — подлил масла в огонь второй опер, запихивая Парфена в «воронок».

На допросе у следователя Иван отвечал абсолютно честно. Ни «тетешник», ни маковую соломку, ни микрофон он никогда и в глаза не видел. Разумно требовал снять отпечатки пальцев с указанных предметов для сравнения с его собственными и настаивал на том, что ночью на стоянку мог проникнуть кто угодно и подбросить все перечисленное в машину.

Следователь и сам прекрасно знал, как попали пистолет и наркота в БМВ будущего коллеги-юриста, но продолжал играть стандартный спектакль, запугивая подследственного немыслимыми сроками, легкостью посадки при таких уликах и несладкой жизнью на зоне. Впрочем, делал он это чисто механически. Мыслительный процесс был направлен в другую сторону.

Приземлили они парня четко. Такого материала действительно хватит, чтоб отправить Парфенова не в юристы. И надолго! Стало быть, он свою часть договоренности отработал. Теперь осталось промариновать хлопчика пару дней в СИЗО и отпустить под расписку, или не отпустить. За это деньги и уплачены. Дальше Рембо сказал: «По обстоятельствам» — то ли закрыть дело, то ли закрыть парня. Как карты лягут. Несложно ни то, ни другое — дело привычное. Ерунда. Непонятны во всем этом два момента.

Первый. Откуда в машине у этого студента-салабона микрофон. Пусть недорогой, непрофессиональный, поставленный абы как. Но все же микрофон. От такого не отмахнешься: а вдруг опера болтнули что-то, когда ночью вскрывали машину? Хотя, что там болтать? Вскрыть дверцу пять секунд и еще две — подсунуть пистолет и траву. К тому же, какой идиот будет тратить магнитную ленту на пустой салон машины, стоящей ночью на стоянке? Нет, тут ничего страшного быть не может. Значит, надо попробовать как-то под это дело раскрутить Рембо на доплату. Только придумать как? Хотя и это не вопрос, на то он и следователь, чтоб иметь богатую фантазию. Раскрутим Серегу. Немного помозгуем и раскрутим. Этот микрофончик, как ни крути, а деньгами пахнет. А раз запах ощущается, значит, и деньги себя ждать не заставят.

И второй. Что означает звонок полковника Каца? Ни с того, ни с сего из областного УВД… Интересоваться рядовым делом… И интонации в голосе какие-то злобно-раздраженные… Почему именно Парфенов этот его так заинтересовал? Непонятно. Хоть бы намекнул, какой его интерес в этом деле? А то так и сиди теперь, сам догадывайся, что там начальство себе придумало, какие невысказанные пожелания теперь учесть надо. Что за гадания на кофейной гуще? Хрен знает что. Невозможно работать.