Петр. Неужели так тяжек грех осуждения, когда мы произносим осуждение в порыве гнева?
Григорий. Что ты меня спрашиваешь о тяжести этого греха, когда еще апостол Павел сказал: клеветницы Царствия Божия не наследят (1 Кор.6,10)? Посему размысли, как тяжек грех, когда он отлучает от царства жизни.
Петр. А что, если кто–нибудь не по злобе, а по невоздержности языка произнесет слово осуждения на ближнего?
Григорий. Если, Петр, Страшный Судия осуждает и за каждое праздное слово, то сколько более за слово вредное? Посему размысли: если и за всякое праздное слово полагается наказание, то сколь большему осуждению подвергнется слово, сказанное по злобе?
Петр. Согласен.
Григорий. Тот же святой совершил еще нечто, о чем нельзя умолчать. Когда великая слава о Флоренции распространилась по отдаленным странам, один диакон издалека предпринял путешествие к святому, чтобы испросить себя у него молитв. Находясь уже невдалеке от келлии святого, диакон увидел, что все окружающее келлию пространство было покрыто безчисленным множеством змей. В страшном испуге он закричал: «Помолись, раб Божий!» Время тогда было чрезвычайно тихое. Флоренций вышел и, подняв руки и очи на небо, молил Господа, чтобы Он, как Ему благоугодно, уничтожил этих гадов. По молитве святого, тотчас ударил гром, и все гады, находившиеся на том месте, были побиты. Увидав их мертвыми, угодник Божий воззвал: «Господи! Ты поразил гадов. Но кто же очистит от них место?» Тотчас, по молитве святого, прилетело множество птиц, по числу мертвых гадов и, каждая из них взяв по змее, отнесли их на дальнее расстояние и таким образом совершенно очистили окрестность Флоренциева жилища от гадов.
Петр. Как же добродетелен и как велик должен быть этот святой муж, когда всемогущий Бог так скоро внял его молитве!
Григорий. Пред всемогущим Богом Единым, по естеству чистым Существом, великую силу, Петр, имеет чистота и простота сердца человеческого. Уже потому одному, что рабы его, отрешившись от земных попечений, не знают празднословия и не допускают дому своему рассеяться или оскверниться им, молитвы их преимущественно пред всеми людьми бывают слышимы Творцом, к Которому они бывают близки, уподобляясь Ему в некоторой степени, по мере возможности, самою чистотою и простотою духа. А мы, постоянные участники в человеческих заботах, много говорим праздного, иногда даже чрезвычайно вредного. Посему и слово наше так же далеко от всемогущего Бога, как близко к здешнему миру. Наше постоянное разглагольствование привязывает нас к временному и далеко отводит нас от Бога. И Исаия справедливо осудил в себе это и раскаялся, когда, увидев Господа воинств, воскликнул: О, окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый и нечисты устне имый (Ис.6,5). Потом, присовокупив: посреде людей нечистыя устне имущих аз живу, он объяснил, почему имел нечистые уста. Он скорбел о нечистоте уст своих, но сказав, что живет среди народа, имущего нечистые уста, показал, откуда и он заимствовал свою нечистоту. Ибо трудно, чтобы разглагольствование о мирском не осквернило своим прикосновением нашего ума. Сначала, увлекаемые только слабою привычкою, мы дозволяем себе немного поговорить о мирском. Потом уже с некоторым удовольствием поддерживаем эту недостойную нас болтливость, так что, наконец, не можем и отрешиться от того, что прежде позволяли себе по увлечению, как бы из снисхождения. Таким образом, от празднословия мы переходим к словам вредным, от легкого — к тягчайшему, и молитва из уст наших тем менее приемлется всемогущим Богом, чем более они оскверняются неразумным пустословием, потому что в Писании сказано: уклоняяй ухо свое не послушати закона, и сам молитву свою омерзил (Притч.28,9). Что же удивительного, если молитвы наши нескоро доходят до Бога, когда мы сами лениво исполняем заповеди Господни или даже вовсе не исполняем? И что удивительного, что молитва Флоренция скоро была услышана Богом, когда святой сам постоянно внимал заповедям Господним?
Петр. Ничего нельзя возразить против твоих объяснений.
Григорий. Евтихий же, спутник вышеупомянутого Флоренция на стезе Господней, стяжал великую славу своими чудесами по смерти. Сограждане его рассказывают много чудес; но особенно замечательно чудо, которому благоволил всемогущий Господь постоянно совершаться во времена лонгобардов чрез одежду святого. Ибо всякий раз, как в той стране наставало бездождие и от сильного зноя земля подвергалась продолжительной засухе, сограждане святого, собравшись вместе, обыкновенно брали его одежду и с молитвами возносили ее пред Богом. И когда они с этою одеждою и с молитвою проходили по полям, вдруг ниспадал дождь в количестве, совершенно достаточном для напоения земли. Из этого можно заключить, как велики были душевные добродетели и заслуги святого, когда одно изнесение одежды его отвращало гнев Создателя.
Еще недавно в области Кампанской, на Марсовой горе, проводил уединенную жизнь некто Мартин, человек весьма добродетельный. Много лет он пребывал в затворе в самой тесной пещере. Из наших многие его знают, даже были очевидцами его подвигов. Многое о нем узнал и я сам от предшественника моего, блаженной памяти папы Пелагия, и из рассказов других, очень набожных людей. Первым чудом его было то, что едва только он заключился в пещере сказанной горы, как из того самого камня, который стеснял пещерное углубление, проторгся источник, доставлявший рабу Божию Мартину воды ни более, ни менее, сколько необходимо было для удовлетворения ежедневных нужд. Это показывает, как печется всемогущий Господь о рабе Своем, для которого, как в древние времена (Чис.20,7–11), источил в пустыне воду из камня. Но исконный враг человеческого рода, позавидовав добродетелям святого, усиливался своими обыкновенными средствами изгнать святого из пещеры. Для сего, вошед в любимое свое животное, т. е. змея, он устрашал им святого. Змей вползал в пещеру к одинокому затворнику и, когда святой молился, он распростирался пред ним; когда святой повергался на землю, змей также лежал возле него. Святой человек без всякой боязни подносил к пасти змея руку или ногу и говорил: «Если ты смеешь ужалить меня, то я дозволяю». Так постоянно было в продолжении трех дней. Наконец исконный враг, побежденный твердостью святого, с воем удалился из пещеры: змей по скату горы ниспустился в пропасть, сожигая на пути, исходившим из его пасти пламенем все растения. Так диавол невольно должен был, по устроению Божию, самым пожжением растений по скату горы показать, сколь великой добродетели был человек, победивший его. Размысли же, как высок был по душе человек, проживший безвредно три дня вместе со змеем.
Петр. Слышу и изумляюсь.
Григорий. Этот благочестивый человек в первое время своего затворничества положил не видеть более женского лица, не потому чтобы он презирал этот пол, но из опасения впасть в искушение от взора на женщину. Одна женщина узнала об этом и с безстыдством отважилась взойти на гору к самой пещере. Но святой еще вдали увидал ее и, по платью узнав, что это женщина, начал молиться и, преклонивши лицо свое к земле, оставался распростертым дотоль, пока безстыдная женщина, утомившись от ожидания, не удалилась от окна его келлии. Женщина эта в тот же день, как только сошла с горы, умерла, показывая своею смертью, что всемогущий Бог страшно прогневался за оскорбление угодника Его безстыдною дерзостью.
Многие приходили к святому по благочестивым обетам. Но так как дорога, ведшая по скату горы к его келлии, была очень узка, то однажды случилось, что малолетний отрок неосторожно оступился и упал с горы в прилежавшую к ней глубокую долину. А в том месте гора была так высока, что огромнейшие деревья, росшие в долине, с горы казались как бы небольшими прутьями. Все путешественники ужаснулись и очень старательно начали отыскивать место, куда должен был упасть отрок. Не каждый ли из них думал найти его не иначе, как мертвым? Не всякий ли даже предполагал, что едва ли и тело его в целости достигло земли, потому что оно могло разорваться на части от разбросанных повсюду скал. Но отрока нашли в долине не только живым, а даже и совершенно целым. Тогда все поняли, что он остался невредимым потому, что при его падении Мартин возносил за него молитву.