Народ приветливо махал легионерам и командирам, бросал в воздух лепестки роз, ликовал и кричал:

   - Слава великому Цезарю!

   - Аве, божественный Цезарь!

   - Аве, славный император!

   - Возвращайся с победой!

   - Да хранят тебя боги!

   Многие женщины плакали, и даже у мужчин просачивались скупые слезы. Но у всех была непоколебимая уверенность в том, что Римская армия во главе с талантливым полководцем разгромит парфян и возвратиться в Рим с триумфом и богатой добычей. А это значит, что потом обязательно будет парад Победы, чествование Цезаря, командиров и солдат, грандиозные пиры в тысячу столов вдоль реки Тибр для всех желающих, многодневные гладиаторские бои и бесплатная раздача хлеба и денег. Но все это будет потом, вот только бы дождаться победителей. А пока... армия была в начале своего пути.

   И вот последние участники похода скрылись из глаз. Народ стал постепенно расходиться. Люди попроще - по кабакам и тавернам, а люди побогаче - по виллам и особнякам. Но все они будут пить за победу Цезаря и Рима. Кроме, конечно, врагов Цезаря, типа Долабеллы, Фаррела и др.

   Марк Антоний, покидая трибуну, обратился к Ивану:

   - Иван Сальватор, я буду на своем доме, если что вызову. А если я тебе понадоблюсь, приходи в любой час и день. Охрану твою я усилил. Еще на десять человек. Будь осторожен, Фаррел переживает потерю Домиции и свой позор на поединке в бане. Он будет тебе мстить, он так не оставит.

   - Я буду осторожен, Антоний.

   - Я что-нибудь придумаю с Фаррелом. Он должен исчезнуть из Рима. Либо отправлю его в далекую Африку либо в Иберию с поручение, а лучше его убить.

   - Если ты избавишь меня от него, я буду за это благодарен, Антоний. Но стоит ли его убивать?

   Консул жаждал столкнуть лбами двух непримиримых врагов - Фаррела и Сальватора. Поэтому он продолжил нагнетать ужас на контуберналиса.

   - Тебе жаль его, Сальватор? О, юноша, ты еще не искушен в политике. Таких врагов как Фаррел нужно просто убивать, чтобы они не стояли за твоей спиной с кинжалом. Их нельзя переманить на свою сторону, купить, задобрить. Это вечный враг. Он не отступиться от тебя пока не заколет тебя. Так что лучше его... задушит, отравить или прирезать и отправить в рощу Венеры Либитины.

   - Тебе виднее, славный Антоний. Ты действительно намного опытнее меня. Тебе и решать. Ты же теперь правитель Рима и Италии.

   Консул похлопал контуберналиса по плечу.

   - Вот так... Сальватор. А мы будем ожидать, когда наш божественный Цезарь разгромить парфян и вернется в Рим с рабами и богатой добычей на триумфальной колеснице и с лавровым венком на голове. Да поможет ему Юпитер и Юнона, матерь всех богов! По возвращению нашего царя мы устроим такой праздник - все народы и боги всех государств будут дивиться ему! Весь Рим будет веселиться до упада и на протяжении многих дней.

   - Конечно, будет ждать нашего божественного Цезаря с победой, славный Антоний!

   Консул хотел было распрощаться с контуберналисом, но тот его остановил фразой:

   - Антоний, подожди немного...

   Правитель Рима вопросительно посмотрел на Ивана.

   - Что ты хотел мне сказать, Сальватор?

   - Меня давно мучит один вопрос. А что стало с женой и дочкой казненного Валерия Публия Котты?

   Консул подозрительно взглянул на Родина.

   - К чему тебе это знать, доблестный Сальватор?

   - Просто так, из любопытства.

   - Из любопытства?

   - О, да!..

   Лицо Антония приняло жестокий вид. Губы зло сжались.

   - Скажу одно, их смерть была ужасна и мучительна. Над ними, по пути в ссылку в Сиракузы, надругались два десятка пьяных солдат и затем еще живым перерезали горло. А затем закопали в лесу и доложили, что пленницы каким-то образом сбежали. Я простил стражникам эту шалость и даже не наказал.

   - Простил? - изумился Иван. - Но дочь и жена Котты были гражданками Рима, а не рабынями. И пусть они были приговорены к ссылке, но не это не давало право солдатом покушаться на честь и жизнь знатной матроны и ее дочери. За это негодяев должны осудить и казнить. Они - обыкновенные преступники, а не доблестные воины. Тем более, в каких прегрешениях против Цезаря виновато семейство Котты? В том, что они оказались женой и дочерью заговорщика?

   Глаза консула вспыхнули и зажглись недобрым огоньком.

   - Благородный Сальватор, а не переметнулся ли ты на сторону врагов Цезаря, раз защищаешь их?

   - Нет, Антоний, не переметнулся. Просто мне их жалко. Что могут сделать слабые женщины против легионеров тем более против нашего Цезаря.

   - Они для меня враги Цезаря и этим все сказано! - жестко отрезал Антоний. - Если мы будем щадить всякого врага Цезаря, то расплодим их по Риму в великом множестве. И они-то, собравшись в огромный клубок змей, смертельно ужалят нашего великого царя - Цезаря! Лучше эту нечисть выкорчевывать с корнем, чем пожинать далее плоды подлых и хитроумных заговоров против нас и нашего императора. Ужели я не прав, Сальватор?!..

   - Возможно, ты и прав, Антоний, но я думаю, что не следует смешивать в одну кучу настоящих противников нашего Цезаря и мнимых, безвинных, таких как жена и дочь Котты... А Цезарь знает о расправе над семейством всадника?..

   Иван смело взглянул в глаза консулу. Антоний надменно усмехнулся.

   - Если нашему божественному царю докладывать о каждом казненном недруге Рима, то и жизни ему не хватит чтобы выслушать все наши донесения.

   - Но они были родственниками нашего великого Цезаря! - упрямился Иван. - И ему вряд ли понравиться, как поступили с ними.

   Антоний хотел уже, было, "взорваться" и достойно ответить дерзкому славянину, но сдержался. Он лишь сказал:

   - Иван Сальватор, когда Цезарь вернется с похода, то я ему расскажу о смерти семейства Котты...

   - ...Или первым расскажу я! - дерзко выпалил Родин.

   Антоний снова сдержался, и злая нехорошая ухмылка скользнула по его губам.

   - Вот что контуберналис, отправляйся с поручением да скорее к сенаторам, возьми курьеров, нужно оповестить всех их о внеочередном заседании. Допустим, на завтра. Отныне, раз Цезарь в походе, ты поступаешь в мое распоряжение.

   - Я выполню твое поручение, Антоний, не беспокойся. Но ты, доблестный консул немного забываешь одну истину. Я личный контуберналис не твой, а Цезаря. И я подчиняюсь только ему лично и никому больше. Может разве только богу. И я имею такой же вес, как и ты. Так что приказывать мне ты не можешь, а попросить помочь можешь. До скорого, Антоний!

   Мамерк подвел к своему патрону Ганнибала, Родин вскочил лихо на жеребца, бывший гладиатор тут же вскочил на свою лошадь, и Иван и начальник его охраны поскакали в сторону Родинского особняка.

   Антоний даже не успел отпарировать смелому контуберналису, так быстро покинул место парада его юный оппонент. Консул в ярости схватился за рукоятку меча с головой орла наверху и подумал:

   "Чтоб тебя покарала Фурия, дерзкий варвар! Нашелся тоже мне защитник слабых и угнетенных. С каким наслаждением я проткнул бы тебя, подлый славянский волчонок! Но погоди, скоро и тебе придет конец! Тебе никто не поможет! Ни Цезарь, ни Юпитер, ни Юнона! Клянусь всеми богами Рима! Иван Сальватор, ты покойник!"

   ГЛАВА 10.

   РЕЩАЮЩИЕ СОБЫТИЯ

   И вот долгожданная весточка от Домиции. Ее принесла Ивану вся та же молодая рабыня патрицианки - Ида. Итак, его любимая ждет его сегодня в полночь у себя дома. Отец ее уехал в Капую дня на три. Забрал и "своих" рабов, часть из которых шпионили за его супругой и дочкой. Остались в доме только преданные Юлии Луцилле и ее дочери невольницы, которые даже под страхом смерти не расскажут о том, кто тайно посещал дом Долабеллы. Так что сенатор никогда не узнает о таинственных гостях его семейства.

   Естественно, идя на свидания к Домиции, ради своей безопасности Иван возьмет с собой доблестного Мамерка и его команду. Значит и Мамерка ждет любовное рандеву, но уже с матерью Домиции. Когда Родин сказал македонянину о том что, они сегодня в полночь идут в гости к Домиции и Юлии, то бывший пират, не сдерживая эмоций, воскликнул: