философа в том смысле этого слова, как его понимали Декарт и Спиноза.

Поэтому так называемые «нарушения параллелизма» у Спинозы как в отношении атрибута cogitatio к другим атрибутам, так и в отношении вопроса об идеях идей, являются нарушением того параллелизма, который вкладывают на разные лады в Eth. II, 7 и в учение Спинозы исследователи Спинозы, начиная с Чирнгауза, и ни в коем случае не нарушением тех соотношений, которые даны Спинозой в аксиомах 4 и 6, 1 части «Этики» и положении 7, II части ее, говорящих о соответствии истинных идей с их идеа-томи, т. е. объективно данных сущностей с формально данными сущностями, и одинаковости связи и порядка как тех, так и других для истинного познания. Таким образом, в учении Спинозы устанавливается соответствие всех истинных идей их идеатам (уже в аксиомах первой части «Этики», основанных на теории познания Спинозы) и одинаковость порядка и связи истинных идей друг с другом со связью идеатов друг с другом (более определенно формулированная в положении Eth. II, 7), без всякого нарушения того, что не может быть нарушено по отношению к бесконечным или внечисленным содержаниям адекватного познания, специфически отличным от имагинативных содержаний, в их случайности и зависимости от числа, пространства и времени.

Из сказанного ясно, что для Спинозы положение Eth. II, 7 в этом смысле, в сущности, является самоочевидным, при предпосылке ему теории познания Спинозы и аксиом первой части «Этики». Вообще многие положения Спинозы являются аксиомами для того, кто вник в содержание его теории познания и в смысл его определений. Тот факт, что Спиноза в разное время приводит некоторые положения то в виде аксиом, то в виде теорем, не является, как это полагают некоторые его исследователи, указанием опять-таки на «генезис» воззрений Спинозы, но оказывается естественным следствием неизменного воззрения Спинозы на отношение аксиом к теоремам или, лучше, к положениям его философии. «Аксиомы» философии Спинозы не отличны от «положений» его философии для всех тех, кто адекватно воспринимает их содержание, но аксиомы должны быть даны как положения и требуют демонстрации для лиц,

неподготовленных к пониманию их аксиоматических содержаний.

В связи с этой точкой зрения стоят и частые доказательства Спинозы от противного, которые равносильны тому, что данное в том или другом положении для того, кто, по выражению Спинозы, внимателен, attendet, является самоочевидным (см., например, доказательства положений 12, 13, 1 части «Этики»); эти положения — аксиомы для всякого, усвоившего себе определение субстанции и смысл адекватного познания. См. также Eth. 18, Sch. 2, где по поводу Eth. I, 7 Спиноза говорит: «Si autem homines ad naturam substantiae attenderent, minime de veritate 7. Prop, dubitarent; imo haec Prop, omnibus axioma esset». В письме 9 к Де Фризу, говоря об истинном определении, Спиноза указывает, что истинное определение есть та же аксиома или положение (Ер., р. 223) и т. д.

Возвращаясь к содержанию II, 7, отметим еще, что как понимание его собственного содержания, точно так же и понимание более специальных содержаний его короллария и схолии, а также и следующих за ними положений, уже заложено и дано в понимании предшествующих определений и аксиом I и II частей «Этики». Не имея возможности останавливаться на этих специальных содержаниях, отмечу только по поводу II, 7 Sch., что поскольку в самом положении И, 7 вдет речь об идеях и вещах, т. е. объективно данных сущностях и формально данных сущностях, и ни о чем более, то и res — «вещь» его примеров, не есть нечто третье, в роде Кантовой «вещи в себе», но есть все та же сущность вещи, а в конечном счете сущность субстанции, поскольку (quatenus) она рассматривается под тем или другим атрибутом в выражении того или другого модуса: per diversa attributa explicitur, или: duobus modis expressa (p. 77). (См. также положение Eth. II, 21, которое, кстати сказать, имеет большое значение для более подробного выяснения содержания II, 7; здесь, в свою очередь, под «Индивидом» имеется в виду не что иное, как вся Природа, т. е. опять-таки формальная сущность субстанции (см. Eth. II, Lemma 7. Sch.).

Наметив таким образом содержание Eth. II, 7, обратимся к вопросу о человеческом духе и человеческом теле — mens и corpus в учении Спинозы, в связи с чем должно выясниться и то, насколько к утверждениям Спинозы о духе и теле

могут относиться рассуждения о душе и теле, о психическом и физическом, тех или других современных теорий.

IV. Дух и тело в учении Спинозы и несоответствие современных психофизических теорий с содержанием положения Eth. II, 7

Здесь едва может быть затронут тот богатый материал, который дают в этом направлении, кроме Eth. II, 7 с его схолией и всех остальных положений второй части «Этики», все сочинения Спинозы; дальнейшее изложение может только отчасти отметить те точки зрения, которые соответствуют или не соответствуют рассмотрению вопросов о «порядке и связи» в связи с вопросом «о духе и теле» в учении Спинозы; при этом особенное внимание должно быть обращено на терминологические трудности, уже указанные отчасти выше, а именно, на то, что один и тот же термин имеет различные содержания, смотря по тому, о какой области познания идет речь.

Прежде всего, что имеет в виду Спиноза, говоря о человеческом духе. Напомним, что Спиноза, как и Декарт, указывает на нежелательность заменять выражение mens выражением anima, предупреждая, что последнее выражение — anima, душа, — как связанное со многими различными представлениями имагинативного познания, не отвечает тому значению, которое они вкладывают в выражение mens — дух, и может ввести во многие заблуждения[366]. Говоря, следовательно, о «душе» по отношению к mens (человеческому духу) в философии Спинозы, этим самым уже обнаруживают недостаточное внимание к его предупреждениям, которое, как и следует ожидать, ведет к предвиденным Спинозой недоразумениям.

Сущность человеческого духа (essentia mentis), как уже сказано, надо отличать от сущности человека (essentia hominis): сущность человека состоит из модусов атрибутов extensio и cogitatio; сущность человеческого духа — только из модусов атрибута cogitatio; притом она состоит не только из идей смутного неадекватного познания (Фр. 533), но и из идей

адекватного или истинного познания (Eth. II. Def. 4). «Mentis essentia ex ideis adaequatis et inadaequatis constituitur» (Eth. Ш, 9 Dem.).

Существенно отметить, что, только познавая адекватно, человеческий дух, по выражению Спинозы, является активным, познавая же неадекватно, он пассивен (Eth. Ill, 3). Здесь мы не можем останавливаться подробно на вопросе об активности и пассивности человеческого духа, хотя с этим и связаны основные вопросы этики Спинозы, но здесь необходимо отметить, что, и будучи «пассивным», дух, как модус атрибута cogitatio, никогда не является пассивным через модусы атрибута extensio: модусы одного атрибута никогда не могут быть «ограничены» или детерминированы модусами другого атрибута; «активность» же или «способность» для Спинозы, все равно духа или тела, не равнозначна с деятельностью в обычном смысле слова.

Поскольку дух познает адекватно, его идеи имеют все свойства истинных идей, и, следовательно, их содержание, как уже ясно вытекает, кроме того, из сказанного выше об истинном познании, вполне не совпадает с содержанием души, или «психического», или части психического — «субъекта», с точки зрения современной психологии или логики. Имея при том в виду, что и тело для Спинозы есть тело в обычном понимании только для неадекватного познания, для адекватного же познания оно есть модус атрибута extensio; мы можем постепенно подойти к пониманию особого характера содержания духа, с точки зрения Спинозы.