В своем бегстве Иездигер проник по ту сторону Окса и достиг Яксарта - двух рек, хорошо известных и древним, и новым народам, и вытекающих из индийских гор в направлении к Каспийскому морю; он нашел гостеприимное убежище у Тархуна, владетеля плодородной провинции Ферганы на берегах Яксарта; жалобы и обещания падшего монарха растрогали и владетеля Самарканда, и тюркские племена Согдианы и Скифии, и он отправил посольство с поручением искать более прочной и более надежной дружбы китайского императора. Добродетельного Тай-цзуна, первого представителя династии Тан, можно по справедливости сравнивать с римскими Антонинами; его подданные наслаждались благоденствием и внутренним спокойствием, и его власти подчинялись сорок четыре орды живших в Татарии варваров. Гарнизоны, стоявшие в его пограничных городах Кашгаре, Хотане, имели частые сношения со своими соседями, жившими на берегах Яксарта и Окса; незадолго перед тем основанная персидская колония ввела в Китае астрономию магов, и Тай-цзун, быть может, был встревожен быстрыми успехами арабов и их опасным соседством. Влияние, а быть может и содействие, китайского правительства оживило надежды Иездигера и усердие огнепоклонников, и он возвратился назад с тюркской армией, чтоб отвоевать наследственное достояние своих предков. Счастливые мусульмане, не обнажая меча, сделались зрителями его гибели и смерти. Внуку Хосрова изменил один из его служителей, взбунтовавшиеся жители Мерва оскорбляли его, а варварские союзники напали на него, нанесли ему поражение и пустились за ним в погоню. Он достиг берегов реки и предлагал свои кольца и браслеты за то, чтоб его немедленно перевезли на другой берег в лодке мельника. Грубый мельник - или потому, что не понимал, в каком критическом положении находился царь, или потому, что не чувствовал сострадания к нему, отвечал, что его мельница приносит ему ежедневный доход в четыре драхмы серебра и что он прекратит свою работу только в том случае, если получит за это приличное вознаграждение. В этот момент колебаний и мешкотности последний царь из рода Сасанидов был настигнут и убит тюркской кавалерией на девятнадцатом году своего несчастного царствования. Его сын Пероз был почтительным клиентом китайского императора и принял должность начальника его гвардии, а поселившиеся в провинции Бухара персидские изгнанники долго поддерживали там религию магов. Его внук унаследовал царский титул; но после одной слабой и безуспешной попытки он возвратился в Китай и кончил жизнь в сианьском дворце. Мужская линия Сасанидов пресеклась; но происходившие от персидского царского рода пленницы поступили в рабыни или в жены победителей, и кровь этих знатных матерей облагородила род халифов и имамов.

После разрушения Персидской империи река Окс стала отделять владения сарацинов от владений тюрок. Предприимчивые арабы скоро перешагнули через эту узкую грань; губернаторы Хорасана стали расширять свои непрерывные нашествия, и один из их триумфов был украшен ботинкой, которую потеряла одна тюркская царица, торопливо спасавшаяся бегством через горы Бухары. Но окончательное завоевание и Трансоксианы, и Испании состоялось лишь в славное царствование бездеятельного Валида, а имя Кутейбы, погонщика верблюдов, свидетельствует о происхождении и личных достоинствах его наместника, совершившего эти завоевания. В то время как один из его помощников впервые водрузил магометанское знамя на берегах Инда, Кутейба подчинял владычеству пророка и халифа обширные страны, лежащие между Оксом, Яксартом и Каспийским морем. Неверные были обложены податью в два миллиона золотых монет; их идолы были или сожжены, или разбиты на куски; мусульманский вождь произнес проповедь в мечети Хорезма; после нескольких сражений тюркские орды были загнаны в степь, и китайский император стал искать дружбы победоносных арабов. Их трудолюбию можно в значительной мере приписать плодородие той провинции, которая носила в древности название Согдианы; но еще со времени владычества македонских царей местное население сознавало выгоды, доставляемые почвой и климатом, и пользовалось ими. До нашествия сарацинов Хорезм, Бухара и Самарканд были богаты и многолюдны под игом северных пастухов. Эти города были окружены двойными стенами, а внешние укрепления, при более обширной окружности, вмещали внутри себя окрестные поля и сады. Обоюдные нужды Индии и Европы удовлетворялись предприимчивостью согдийских торговцев, а неоценимое искусство превращать холст в писчую бумагу распространилось из Самаркандской мануфактуры по всему западу.

II. Лишь только Абу Бакр восстановил единство религии и управления, он разослал следующий циркуляр к арабским племенам: “От имени всемилосердного Бога к остальным правоверным. Да ниспошлет вам Господь здравие и благоденствие, милость и благословение. Я восхваляю Всемогущего Бога и молюсь за его пророка Мухаммеда. Сим уведомляю вас, что я намерен отправить правоверных в Сирию для того, чтоб вырвать ее из рук неверных. Вместе с тем хочу, чтоб вы знали, что сражаться за религию - значит повиноваться воле Божьей? Его посланцы возвратились назад с известиями о благочестивом и воинственном воодушевлении, которое они возбудили во всех провинциях, и лагерь близ Медины стал мало-помалу наполняться толпами неустрашимых сарацинов, жаждавших деятельности, жаловавшихся на жаркое время года и на недостаток провизии и от нетерпения роптавших на мешкотного халифа. Лишь только вся армия была в сборе, Абу Бакр взошел на возвышение, сделал смотр людям, лошадям и оружию и произнес горячую молитву за успех предприятия. В первый день похода он сам шел пешком вместе с армией, а когда пристыженные вожди вздумали сойти со своих коней, халиф успокоил их совесть, объявив им, что и те, которые едут верхом, и те, которые идут пешком для пользы религии, в равной мере достойны награды. Инструкции, которые он дал начальникам сирийской армии, были внушены тем воинственным религиозным фанатизмом, который стремится к удовлетворению мирского честолюбия, делая вид, будто презирает его. “Помните, - говорил преемник пророка, - что вы всегда находитесь в присутствии Божием, на краю смерти, в уверенности, что настанет последний суд, и в надежде достигнуть рая. Воздерживайтесь от несправедливости и от притеснений; совещайтесь с вашими сотоварищами и старайтесь сохранить любовь и доверие ваших войск. Когда вы будете сражаться во славу Божию, держите себя так, как прилично мужчинам, и не поворачивайтесь спиной к неприятелю; но не пятнайте ваших побед кровью женщин или детей. Не уничтожайте пальмовых деревьев и не жгите жатву на полях. Не срубайте плодовых деревьев и не делайте вреда рогатому скоту, за исключением того, который будете убивать для употребления в пищу. Когда вы заключите какой бы то ни было договор или особое условие, соблюдайте его и будьте так же снисходительны на деле, как были снисходительны на словах. По мере того как вы будете продвигаться вперед, вы будете встречать религиозных людей, уединенно живущих в монастырях и избравших этот способ служения Господу: оставляйте их в этом одиночестве, не убивайте их и не разрушайте их монастырей; вы встретите людей иного разряда, которые принадлежат к синагоге Сатаны и у которых выбрита маковка на голове; раскалывайте им череп и не давайте им пощады, если они не обратятся в магометанскую веру или не будут уплачивать дани”. Арабам строго воспрещались всякие нечестивые или пустые разговоры и всякие опасные напоминания о старых распрях; среди лагерной суматохи они усердно исполняли обряды своей религии, а часы отдыха проводили в молитве, в благочестивых размышлениях и в изучении Корана. Неумеренное или даже воздержное употребление вина наказывалось восьмьюдесятью ударами по пяткам, а многие из тайно нарушавших это предписание, воспламеняясь тем рвением, которым отличается всякая новая религия, сами признавались в своей вине и требовали заслуженного наказания. После некоторых колебаний начальство над сирийской армией было вверено одному из меккских беглецов и товарищей Мухаммеда Абу Тубайду, усердие и благочестье которого смягчались, но не ослаблялись чрезвычайной кротостью характера и сердечной добротой. Но во всех затруднительных обстоятельствах солдаты обращались к высшим дарованиям Халида, и на кого бы ни пал выбор монарха, все-таки Меч Божий был и на самом деле и в общем мнении главным вождем сарацинов. Он повиновался без принуждения; к нему обращались за советами без зависти, и таково было воодушевление этого человека, или, верней, таков был дух того времени, что Халид изъявлял готовность служить под знаменем веры, даже если бы оно находилось в руках ребенка или врага. Действительно, победоносному мусульманину были обещаны слава, богатство и владычество; но ему старательно внушали, что если блага этой жизни будут единственною целью его деяний, они будут и единственной его наградой.