Изменить стиль страницы

— Как это не нравится, Господи Всемогущий! Ведь я же Юнг, не так ли? Я хочу делать деньги, целую кучу.

— Думаешь, у тебя получится?

— Да. У меня твоя деловая хватка, твоя безжалостность, но нет твоей высокой морали. Между прочим, это, должно быть, жутко мешает тебе.

— Ну что ж, добро пожаловать. У меня найдется для тебя работа в Гонконге.

Мэт разразился смехом.

— Этот дрянной Гонконг! Я в этом вопросе солидарен с теми, кто уже лег на крыло, и тут не останусь, — сказал он.

Ах, подумал Саймон, какими жестокими иногда бывают молодые.

— Ой, Бобовый Росток, помолчи немного. — Диана выглядела озабоченной. — Па, как прошел день? Есть новости?

— Никаких новостей. — Саймон улыбнулся ей. Сейчас и здесь не могло быть ни взрывов, ни трупов, ни угрозы разорения, заглянувшей семье в лицо. — Ты же знаешь правило, Ди. Никаких дел за столом.

Диана надулась, но промолчала. Напряженность всегда чувствовалась в атмосфере этого дома. Детям пора бы уже привыкнуть к этому, а если еще нет, то им придется привыкать.

А-Кам подала Саймону блюдо с дымящейся снедью:

— Здесь рыба, цыплята с карри, жареная печенка и овощи. Всего понемногу…

— Да, спасибо. И принеси мне виски, пожалуйста. — Он улыбнулся Джинни, сидевшей за круглым столом напротив него. — День был трудный.

— Ты выглядишь уставшим. — Ее лицо было почти таким же усталым, как и у него.

— А я и есть такой. Не стоит волноваться по этому поводу, дорогая. — Едва заметно покачав головой, он дал понять, что не следует говорить об этом при детях. — Мы выживем.

А-Кам принесла виски. Услышав слова Саймона, она фыркнула и вмешалась:

— Босс, тебе надо позаботиться, чтобы выжила вот эта твоя дочь.

Саймон постарался отбросить все свои проблемы и снова стать частью семьи. Он повернулся к Диане.

— Что это с тобой?

— Ничего, па.

— Ты ничего не ешь, — насела на нее А-Кам. — Тощая, как проволока.

— Тощая, как бобовый стручок, — так Мэт меня обозвал. Я толстею. Я жирная.

— Жирная, ха! Да кто из мужчин захочет взглянуть на тебя, такую длинную и тощую! Ты хочешь мужа-китайца?

— Конечно. И еще хочу немного твоего черного бобового соуса.

А-Кам задержалась в дверях, пользуясь предоставленной свободой высказаться на правах прислуги, прослужившей в семье больше двадцати лет.

— Китайские мужья очень хорошие, бывают и очень богатые. Но надо выбирать мужа старше себя.

— Почему это, А-Кам? — полюбопытствовала Джинни, прощая служанке вольность в обращении.

— Будет закрывать глаза на ее любовников, а может, скоро умрет и оставит ей все свои деньги.

— Но как же это, А-Кам! — с укоризной воскликнула Диана. — Я не хочу, чтобы он умер!

— А что скажешь насчет меня? — спросил Мэт. — Где собираются китайские девушки?

— Ваньчай, — с готовностью сообщила А-Кам.

Мэт подобрал последние рисинки из своей чашки и ухмыльнулся, глядя на отца.

— Думаю, я наведаюсь туда завтра вечером, па. Не хочешь составить компанию?

— Очень дорогое удовольствие, — задумчиво ответил Саймон. — Лучше провести это через статью представительских расходов.

Мэт расхохотался.

— Ловлю тебя на слове!

Джинни, нахмурившись, посмотрела на А-Кам.

— Чего тебе нужно? Стоишь здесь и слушаешь, будто нечем заняться!

— Ладно-ладно, — заворчала А-Кам. — Когда ты станешь старая, тебе тоже, может быть, захочется отдохнуть иногда. Конечно, слушаю!

— Я чувствую себя обделенной, — недовольно сказала Диана. — Ведь должно же существовать равенство полов во всех отношениях. А какой аналог веселого вечера в Ваньчай можно придумать для скромной английской девушки? Пожалуйста, придумай что-нибудь и для меня.

Дверь за А-Кам уже закрывалась, но, заслышав эти слова, служанка тут же вернулась в столовую, отважно встретив строгий взгляд Джинни.

— Слишком молода, — сказала А-Кам. — От молоденьких девушек ничего, кроме неприятностей.

— Верно, — поддержала Джинни. — И хватит об этом, А-Кам.

Удостоверившись, что служанка удалилась окончательно, она повернулась и заметила:

— Может быть, она и права, Диана. Гонконгские тайтай говорят: «Сначала выйди замуж, а потом уж делай то, что тебе нравится».

— И что это означает?

— Это означает «срезать созревший плод» — охмурить своего миллионера.

Диана озорно рассмеялась.

— А что ты посоветуешь Мэту?

Джинни постаралась выглядеть серьезной.

— Старший сын поначалу — это «зеленый овощ», то есть молодой мальчик, девственник, что очень ценится женщинами постарше. Они его и срезают. Разумеется, он якобы остается неискушенным довольно много раз, в зависимости от того, через сколько зрелых женщин он пройдет. А затем превращается в «короля зубочисток», так как переключается на девушек и меняет их, как зубочистки… Совершенно очевидно, что у меня отвратительные дети.

Мэт присвистнул.

— Это я-то девственник?

— Заткнись. Достойно сожаления, что ты огорчаешь своих родителей. — В голосе Дианы внезапно зазвучали чисто китайские интонации. Она сложила ладони перед лицом и низко поклонилась. — Недостойная младшая дочь жены «иностранного дьявола» будет жить далеко-далеко отсюда. А сейчас могу я просить позволения удалиться?

— Можешь.

Диана обогнула стол и подошла, чтобы чмокнуть отца.

— Спокойной ночи, па. Я пошла.

— Спокойной ночи. Хороших тебе снов.

— Ты идешь, Бобовый Росток?

— M-м… через минуту, Ди.

— Ладно.

Саймон испытующе взглянул на сына. Лицо мальчика внезапно помрачнело.

— Па, можно поговорить с тобой и ма?

— На какую тему, Мэт?

Саймону хотелось продемонстрировать заинтересованность и терпение, но как-то само собой в его тоне отразилось лишь нетерпение. Мэт сразу поник.

— Ну, это о моем будущем, обо всем таком…

— Понятно. О Кембридже. Я собирался… хотел написать твоему куратору, спросить его, как он оценивает твои шансы. Еще что-нибудь?

— Не сегодня. — Мэт повесил голову. — Послушай, это займет какое-то время, па. Может, обсудим это завтра вечером?

Саймон почувствовал что его сын надеется, что его вынудят заговорить. Но мальчик выбрал для этого неподходящий момент: единственным желанием Саймона было добраться до постели.

— Может быть, и в самом деле лучше обговорить это завтра, — быстро согласился он.

— Лады. — В голосе Мэта послышалось облегчение. — Ну, я пошел спать. Спокойной ночи, па. Спокойной ночи, ма.

— Как ты думаешь, о чем он хотел поговорить? — спросил Саймон, как только дверь за сыном закрылась.

— У меня есть предположения… Но он мне не говорил, о чем, если ты именно об этом спрашиваешь. Если бы я была на твоем месте, я бы подождала, пока он созреет.

— Сядь ко мне поближе.

Джинни обошла стол, прихватив с собой стул Дианы и поставив его рядом с Саймоном. Она обвила шею мужа одной рукой, а второй сжала его ладонь и крепко прижалась к нему.

— Плохой день?

— Да, не блестящий. Но сейчас уже лучше. Хорошо, что они оба дома. Вся эта болтовня о зубочистках и прочем… Ты была неподражаема!

— Меня немного огорчает Мэт. Несколько неподходящие манеры при встрече с отцом после долгой разлуки. Но это, конечно, поза, ведь он все еще не слишком тонок и чувствителен.

— Да ладно. — Саймон отмахнулся. — Не бери в голову. Я не хочу, чтобы дети беспокоились по поводу моих проблем. И уж тем более не хотел бы, чтобы они были слишком чувствительны.

Она поцеловала его в щеку.

— Ты правильно сказал тогда.

— Что сказал?

— Что мы выживем. — Голос ее внезапно стал резким. — Саймон, деньги — это не важно. Это не важно! Главное, что мы вместе.

Саймон грустно улыбнулся.

— Джинни, я не желаю, чтобы мы жили в бедности. Честное слово, я думаю, что в этом мало хорошего.

Она сжала его руку.

— Нам все равно будет хорошо. Только не думай, что я полюбила тебя за твои деньги, Саймон. Я люблю тебя. Цю Цяньвэй или не понял это, или забыл. Пожалуйста, не сделай такую же ошибку.