Наконец, отпустив его, она прислонилась к дверному косяку с мечтательной, предвкушающей улыбкой. Ее маленькие розовые ступни никак не могли успокоиться, и краем глаза Эд отметил их нетерпеливые, пританцовывающие движения… Сердце упало. О нет.

- Ни за что не догадаешься, куда мы сейчас пойдем!

Эд горестно вздохнул, закатив глаза. Только не это!…

Его легкомысленная студентка была свободна. До самой осени. Пока он работал или плавился за рулем, она хлопотала в саду: поливала, рассаживала свои драгоценные цветы, делала карандашные наброски, этюды пастелью, готовила морсы или (чаще всего), обнаженная, читала что-то вычурное на смятой постели…

Но его, безусловно, злило не это.

Несмотря на дьявольскую жару (а не исключено, что благодаря ей), Ника вспомнила о своем увлечении - пеших прогулках.

Она частенько теперь встречала Эда вот так, после не самого простого дня, на пороге дома, и «радовала» его чем-то вроде: «Пойдем скорее - посмотрим на гнездо иволги! Это совсем недалеко! Мне сказали, у нее птенцы начали летать!»

И вскоре, проклиная всех доморощенных орнитологов, с которыми водила знакомство его странная подруга, он спускался по скользкому склону оврага, убивая любимую пару туфель и покрываясь холодной испариной при виде Ники - она уже беззаботно пересекала низину, чтобы поговорить с местным сумасшедшим, решившим именно сегодня отправиться за травой для своих воображаемых кроликов. С огромным серпом, сверкающим в лучах заходящего солнца.

Конечно же, доказать, что он опасен, этот застенчивый мужчина, всегда одаривавший ее букетиком ромашек, Эду не удалось.

Так что выбора, в общем-то, не было. Зло скрипя зубами и обливаясь потом, он регулярно следовал за ней во всех ее глупых вылазках, опоясавшись старым армейским поясом, таившим смертельный секрет, прекрасно понимая, что ни за что на свете не допустит, чтобы его малышка (само лето с цветком невинности в сахарном кулачке) оказалась без надежной защиты…

Тем временем его рассеянный взгляд был воспринят как вопросительный.

- Мы пойдем…к цыганам! - бесовская улыбка, адресованная ему, заискрилась скрытым смыслом.

Эд снова вздохнул и только потом запоздало удивился:

- К цыганам?

По правде говоря, это было чересчур даже для Ники.

- Да! Представляешь, оказывается, тут неподалеку целый табор остановился. Ну разве не здорово?! Я же всегда хотела на них посмотреть! А может… - глаза полыхнули неожиданным восторгом, - мне погадают?…

И она счастливо запищала, подскакивая от возбуждения, дико раздражая его своей резвой, по-детски непосредственной веселостью.

- Ой, Эд, мне ведь никогда не гадали! Как интересно! Бабушка рассказывала, что они все - колдуны и… - Ника заливалась соловьем, расписывая все преимущества будущего знакомства.

А Эд смотрел на нее и не слышал - пытался избавиться от предательской иглы в сердце. Этот поход ему почему-то очень не нравился.

- Эд? - требовательный тон диктаторши вернул его внимание. Он покорно кивнул и поплелся в ванну, по дороге узнавая, как именно они доберутся до места стоянки табора («чтобы было интереснее!»), и с тоской вспоминая свои полные незатейливого очарования планы - провести этот вечер в постели с ней… Господи, за что?

Пока он смывал с себя автомобильную пыль и морально готовился к тому, чтобы покрыться проселочной, Ника успела переодеться.

Натягивая футболку на уже влажную кожу (проклятая жара!), Эд заглянул в комнату. И вздрогнул от разноцветного мельтешения - на Нике была необъятная юбка солнце-клеш ядовитых, ужасно резавших глаза оттенков (красные с зеленым цветы на малиновом фоне), и на редкость не сочетающаяся с ней ярко-желтая рубашка с коротким рукавом.

Ника еще раз крутнулась. И, довольная произведенным эффектом, гордо посмотрела на него поверх этого цветастого кошмара.

- Нравится? - а после сделала движение краем юбки, которое, судя по всему, должно было намекать на цыганское происхождение образа.

- Ну… - Эд честно пытался дать объективную оценку подобной вульгарщине. - Гм-м… Впечатляет.

Она радостно сверкнула зубами и потянула его к дверям так, что он едва успел сунуть ноги в разношенные туфли. Забыв, разумеется, прихватить очки…

Пришлось идти почти вслепую, доверившись Нике, - в какой-то момент они свернули в саду строго на запад, и клонящееся к горизонту солнце ударило в глаза. Стоило лишь погрузиться в поток его безжалостного света, как футболка и даже легкие брюки пропитались потом насквозь. Эд ежился от их гадких прикосновений. И тихо бесился внутри.

Как назло, его поводырь был легок и свеж.

Бурля от исступленного веселья, Ника то напевала что-то малопонятное протяжным голосом, то начинала пританцовывать, сжимая в руках края своей безумной юбки. Не замечая его недовольных взглядов и многозначительного молчания, она и не думала сбавить темп или хотя бы выбрать дорогу в тени!…

Но, к счастью, уже на самой грани взрыва Эд ощутил неожиданное облегчение - они нырнули под сень высоких деревьев. Здесь, внизу, возле их подножий, было почти прохладно - солнечный жар растворялся в вековых кронах гигантов, как кровь в темной воде.

Получив передышку, Эд разглядывал их с благодарностью. Ряды стволов казались странно упорядоченными, а тропинка между ними - нарочитой: слишком белой и чрезмерно петляющей.

- Это - старый парк, еще графский, - подтвердила его мысли Ника. - Красиво, правда?

Эд кивнул, прикидывая, сколько потребовалось лет, чтобы это место стало таким… Или, может, парк разбили вокруг деревьев, которые и тогда уже были немолоды?

- Ты тоже чувствуешь? - она заглянула ему в лицо и, сияя тайной, воскликнула: - Здесь столько любви! Столько людей здесь были счастливы!…

«Вполне возможно, - подумал Эд, - еще бы кустов побольше - и почти идеальное место».

Он шутливо притянул ее к себе.

На его поцелуй Ника отозвалась с внезапной страстью, и у Эда уже промелькнуло: «А нужны ли кусты?…», как вдруг она так же внезапно высвободилась и помчалась, смеясь, по тропинке вперед - воздушная, легкая, как ветер (только ее сумасшедшая юбка неуклюже моталась, портя сравнение)…

Позади сухо хрустнула ветка. Одним слитным движением (точно ждал этого) Эд обернулся.

Но лес молчаливо смотрел на него. С приглушенным шорохом в небе шевелились могучие ветви. И все.

Вздохнув (нервы ни к черту!), он повернулся к Нике. И обнаружил, что сильно отстал - где-то далеко впереди ее юбка искрилась цветом под тонкими пальцами лучей, вспыхивала буйством оттенков, окунаясь в световые столбы…

Эд удивленно моргнул - оказалось, они уже пришли.

Ее тонкая фигурка подпрыгивала на краю огромного пространства, залитого солнцем. В дрожащей над травами дымке угадывались разноцветные лоскуты палаток и что-то темно-зеленое довольно больших размеров. С порывом ветра донеслась еле слышная, но выразительно визгливая музыка. Составленная из дисгармоничных высоких нот, она раздражала, как жужжание комара над ухом. Но Ника, похоже, была от нее в восторге - юбка вздымалась все быстрее, все выше…

Слева промелькнул красный сполох.

Со злостью, удивившей его самого, Эд бросился в ту сторону. Но у кромки леса заметил еще один. И еще - ярко-синий. Совсем близко к Нике.

Эд развернулся и рванул ее догонять, матерясь вполголоса, удерживая взглядом быстро удаляющиеся мужские фигуры…

Стволы перед ним уже не скрывали поляну, вогнутую, как необъятное блюдо, тесно заполненную пестрыми шатрами, разбитыми фургонами, веревками с чистым (и не очень) бельем. А еще спустя десяток безумных звериных прыжков стало ясно, что зеленая громада в центре - цирк шапито.

На утоптанном спуске к табору задорно подпрыгивала на бегу Ника. И больше никого. Лишь вдали у палаток, сидя на корточках, играли во что-то мальчишки, босые и жутко замызганные.

Эд облегченно выдохнул.

Но неожиданно оказалось, что близость Ники и лагеря - обманчива.