Изменить стиль страницы

Весьма показательно, что Мачинский, Лебедев, Кирпичников, Дубов, Петрухин, Мельникова начали активно утверждать в науке мысль о скандинавской этимологии имени «Русь», тем самым подготовив ее сегодняшнее, по словам И. В. Ведюшкиной, «триумфальное шествие», тогда, когда выдающиеся лингвисты Запада, убежденные норманисты, разуверились в ней совершенно. Так, в 1973 г. Ю.Мягисте (Швеция), столкнувшись с «непреодолимыми» историко-фонетическими трудностями, отказался от мысли о скандинавской основе названия «Русь». В 1982 г. Г. Шрамм (ФРГ) предложил выбросить скандинавскую этимологию как слишком обременительный для «норманизма» балласт» и сказал, что он «от такой операции только выиграет». В 2002 г. этот же ученый, охарактеризовав идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесову пяту», т. к. не доказана возможность перехода ts в с, с нажимом подчеркнул: «Сегодня я еще более решительно, чем в 1982 г. заявляю: уберите вопрос о происхождении слова Ruotsi из игры! Только в этом случае читатель заметит, что Ruotsi никогда не значило гребцов и людей из Рослагена, что ему так навязчиво пытаются доказать»[52].

В унисон со своими западноевропейскими коллегами говорили и наши лингвисты, также не сомневающиеся, надлежит сказать, в истинности норманской теории. Так, в 1980-2002 гг. А. В. Назаренко показал на основе данных верхненемецкой языковой традиции, что этноним «русь» появляется в южнонемецких диалектах не позже рубежа VIII—IX вв., «а возможно, и много ранее». А этот факт, как специально он заостряет внимание, усугубляет трудности в объяснении имени «Русь» от финского Ruotsi. Вместе с тем Назаренко, опираясь на византийские свидетельства, констатирует, что «какая-то Русь была известна в Северном Причерноморье на рубеже VIII и IX вв.», т. е. до появления на Среднем Днепре варягов. В 1997 г. О. Н. Трубачев, подытоживая, что «затрачено немало труда, но племени Ros, современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти не удалось», подчеркнул: «Разумнее будет согласиться... скандинавская этимология для нашего Русь или хотя бы для финского Ruotsi не найдена».

Напомнив мнение польского ученого Я. Отрембского, высказанное в 1960 г., что норманская этимология названия «Русь» «является одной из величайших ошибок, когда-либо совершавшихся наукой», Трубачев заключил: «Сказано сильно, но чем больше и дальше мы вглядываемся к этому «скандинавскому узлу», тем восприимчивее мы делаемся и к этому горькому суждению». И свое научное неприятие этой версии он завершал словами: нас долгое время пытаются уверить, «что и название какой-то части Швеции или шведов (?), и свое собственное имя (?) мы получили от финнов, как-то при этом даже не дают себе труда задуматься над социологическим и социолингвистическим правдоподобием этого ответственного акта. Ведь к заимствованию побуждает престиж дающей стороны, а был ли он тогда (более тысячи лет назад!) в нужном размере у небольших и вынужденно малочисленных и небогатых во всех отношениях племен примитивных охотников и рыболовов, которыми были на памяти истории (и археологии) так и не поднявшиеся до уровня собственной государственности финны (XX век - не в счет)»[53].

В 2006 г. К.А.Максимович пришел к выводу, что скандинавская версия совершенно не обоснованна лингвистически и «остается не более чем догадкой - причем прямых лингвистических аргументов в ее пользу нет, а косвенные нейтрализуются таким же (или даже большим) количеством контраргументов». Так, во-первых, «северная» этимология Руси в интерпретации Томсена в настоящее время отвергнута германистами, поскольку в скандинавских источниках сложные rodsmaen и rodsbyggiar не встречаются вообще, а термин rodskarlar 'жители Рослагена' засвидетельствован лишь с XV в. - при этом данный тип сложения, содержащий s, по соображениям исторической фонетики, не может быть древнее XIII в.». Следовательно, справедливо подытоживает Максимович, «даже если фин. Ruotsi было заимствовано от шведов, это не могло произойти ранее XIV в., когда этноним Русь уже насчитывал как минимум пять веков письменной истории».

Во-вторых, помимо того, что гипотетическая праформа rop(e)R («гребля») Экбу, якобы существовавшая в VI-VII вв. и к которой якобы восходит финское Ruotsi, «экстраполирует в глубокую прагерманскую древность ситуацию современного финского языка, настораживает обилие разного рода допущений и насилий над логикой, которые при этом приходится делать». Отмечая, что такое объяснение наталкивается «на трудности историко-фонетического характера», Максимович констатирует, что оно «маловероятно и по соображениям семантики, поскольку это привело бы к системному смешению сигнификатов», т. е. «к отождествлению в речи действия (гребля) с названием народа или социальной группы» (при этом автор обращает внимание на то обстоятельство, что отсутствуют типологические параллели «для семантического перехода занятие (или предмет)' —> 'название народа'»). В целом, как подводит он черту, гипотеза Экбу «представляет собой очевидный продукт кабинетной этимологии - иными словами, лексический фантом, не оставивший следов ни в одном скандинавском языке».

В-третьих, скандинавская версия происхождения имени Русь не объясняет, почему древнейшие варианты ее названия «в немецких источниках, начиная с IX в. (Ruzara, Ruzzi, Ruzi)», происходят с юга Германии и, «как показывает наличие в корне и, заимствованы из славянского (древнерусского) языка, хотя более естественным было бы заимствование данного слова на севере Германии непосредственно из древнешведского (но тогда с корневым о, как в *rdps)». В-четвертых, она не объясняет то «странное обстоятельство», «что восточные славяне, имевшие непосредственные контакты со скандинавами, почему-то заимствовали основу *rods- опосредованно, через финнов». В-пятых, в рамках этой версии не находят удовлетворительного ответа вопросы, поставленные еще С. А. Гедеоновым, и ей противоречат многочисленные сообщения византийских и арабских авторов о «русах», локализующие ее в Северном Причерноморье. Указал исследователь и на тот факт, что обозначение шведов как ruotsi наблюдается в центре финского ареала (территории чуди, веси, суми), тогда как на его периферии (территории саамов, волжских и пермских народов) так именовали русских. А согласно, заключает Максимович, «языковому закону «инновационного центра», именно значения 'шведы' и 'финны' в центре ареала должны считаться поздними и вторичными, тогда как периферийное значение 'славяне, русские' - исконным»[54].

К словам норманистов-лингвистов Ю. Мягисте, Г. Шрамма, А. В. Назаренко, О. Н. Трубачева и К. А. Максимовича, закрывающим все лазейки для лингвистических выдумок норманистов-нелингвистов, дискредитирующих самою лингвистику, и показывающим, как очень далеко от науки отстоит норманская теория, следует добавить заключение крупнейшего английского скандинависта П. Сойера. В 1962 г. он, говоря, что историками «была сфабрикована эпоха викингов», непреднамеренно показал всю нелепость главного «лингвистического аргумента» норманизма о связи имени «Русь» со шведскими «гребцами». Рассматривая знаменитый гокстадский корабль, сохранившийся до наших дней в своем первозданном виде, в качестве типового морского корабля викингов IX-X вв., Сойер констатировал: «Судно могло двигаться на веслах. ... Скамеек для гребцов не существовало, и у последних могли быть какие-то съемные сидения, которыми, очень возможно, служили их морские сундуки. Эта особенность подсказывает, что основным способом передвижения гребля не являлась (здесь и далее выделено мною. - В.Ф.). Разумеется, весла использовались в критические моменты, когда корабль попадал в полосу штиля или когда ему приходилось маневрировать в узких водных пространствах, например, фьордах или гаванях, но, как правило, судно двигалось под парусом: оно и задумано было как парусное судно»[55].

Несостоятельность главного аргумента норманистов демонстрируют многочисленные памятники (Иордан, Псевдо-Захарий, Бал'ами, Ибн Хордадбех, жития святых Стефана Сурожского, Георгия Амастридского, Кирилла и др.), фиксирующие присутствие руси в Прикаспийско-Черноморском регионе в IV-IX вв., т. е. до призвания варягов и варяжской руси в 862 г. племенами Северо-Западного региона Восточной Европы. О давнем пребывании руси на берегах Черного моря свидетельствует и такой не задействованный в науке источник, хотя он и был опубликован более ста лет назад, как схолия к сочинению Аристотеля «О небе», где констатируется, что «мы, говорят, заселяем среднее пространство между арктическим поясом, близким к северному полюсу, и летним тропическим, причем скифы-русь и другие иперборейские народы живут ближе к арктическому поясу...». И все эти известия преимущественно связаны с Русью Прикаспийской и с Русью Приазовской (Черноморской), которые были (как, кстати сказать, две Болгарии - Дунайская и Волжская) реальными политическими образованиями, оставившими яркий след в памяти византийского и арабо-персидского мира, в археологии и лингвистике. И существование которых доказали антинорманисты и норманисты Л.В.Падалко, В.А. Пархоменко, Д.Л.Талис, О.Н.Трубачев, А.Г.Кузьмин.