Несмотря на тотальное господство норманизма в умах представителей советской и эмигрантской науки в их рядах все же раздавались голоса, протестующие против версии о скандинавской природе имени «Русь». Так, в 1924 г. В. А. Пархоменко заострял внимание на том, что, во-первых, «ни исторически, ни географически имя «Русь» не имеет никакой связи с территорией постоянного поселения скандинавов», во-вторых, нам неизвестны момент и обстоятельства возникновения названия у финнов шведов «руотси» и что оно могло возникнуть, например, в XI веке.
В 1934 г. Е. А. Рыдзевская напомнила коллегам, «что название Русь с норманнами эпохи викингов генетически не связано и что они у себя на родине так не назывались». Через пять лет она подчеркнула, что «Русь» из «Ruotsi» небезупречно в фонетическом отношении».
В 1943 г. крупнейший представитель эмиграции Г.В.Вернадский, говоря, что «никакого племени русов не было известно в Скандинавии и не упоминается в скандинавских сагах», усомнился, что в соответствии с законами лингвистики возможна «трансмутация» ruotsi в Rus». «Возможно ли в действительности, - задавался он резонным вопросом, - что скандинавы, пришедшие на Русь, взяли себе имя в той форме, которая была искажена финнами, встретившимися им на пути?». И если имя «русь» произошло от искаженного финского ruotsi, то как объяснить, завершал Вернадский свои рассуждения, что это название - в форме «рось» - «было известно византийцам задолго до прихода варягов в Новгород?».
В 1955 г. Н.Н. Ильина также напомнила, «что грамматическая форма имени «Русь», одинаковая в единственном и во множественном числе, неизвестна в племенных именах Скандинавии», что общины родсов-гребцов Рослагена не имели никакого отношения ни к имени, ни к племени русов. При этом она, справедливо заметив, что ценность любого «лингвистического вывода для исторического исследования может быть и должна быть проверена сопоставлением его с явлениями жизни», подытожила: «Допущение однозначности Русь и Руотси превращает жизнь IX века, поскольку она связана с русским именем, в цепь невозможностей, несообразных ни с психикой народов, уважающих свои имена, ни с существом исторических событий»[48].
Приоритет в корне ошибочного филологического подхода к разрешению важнейшего вопроса нашей истории - варяго-русского вопроса - окончательно закрепил в науке датский лингвист А. Стендер-Петерсен. В своих многочисленных работах 1920-х - 1960-х гг., выходивших на разных языках, он убеждал, что считает «вопрос о происхождении термина Русь окончательно решенным». И это решение ученый видел в «особенном достижении» норманизма - теории А. А. Куника, усовершенствованной В. Томсеном и покоящейся на двух, как он сам же подчеркнул, «предположениях». Во-первых, «термин Русь так или иначе восходит к названию шведского поморского краяi Roslagen, или, вернее, к более древней форме этого названия, а именно Roper». Во-вторых, от этого названия возникло старинное наименование гребцов (моряков) «rops-karlar, rops-mæn, rops-buggiar», от первой части которого финны образовали краткую форму Rotsi (нынешнее Ruotsi), передав ее затем «русским славянам».
Но, говорил Стендер-Петерсен, в данной теории «есть, однако, один серьезный недочет», для ликвидации которого необходимо принять гипотезу шведа Р. Экблома: «Что термины типа rops-buggiar образованы от род. падежа rop(er)s имени существительного, roper, обозначавшего «пролив между островами, защищенное место для плавания», и что первые шведы, встретившись с финнами, «называли себя в отличие от других свеев жителями проливов», rods-karl. После чего заключил, не скрывая гипотетического характера своих утверждений, что «получившееся из этих предпосылок финское *Rotsi приняло среди славян форму имени собирательного женского рода Русь»[49].
Надо сказать, что советские ученые, видя в варягах скандинавов, но при этом считая себя антинорманистами, очень хорошо понимали важность неразрывной связи этимологии имени «Русь» с вопросом о происхождении государства и русского народа. Эту же связь прекрасно осознавали и их западноевропейские коллеги, т. к., доказывая связь имени «Русь»,со скандинавами, они стремились, акцентировал внимание И. П. Шаскольский, «сделать неизбежным вывод, что Древнерусское государство было названо по имени норманнов, так как оно было создано норманнами». По этой причине советские исследователи не могли оставить без внимания скандинавскую трактовку имени «Русь», при этом в основном воспроизводя аргументы антинорманистов прошлого и прежде всего С. А. Гедеонова. Так, например, А.Н. Насонов подчеркивал, «что мы не знаем», называли ли финны скандинавов в IX-X вв. «Ruotsi». П.Я.Черных говорил, что непонятно, «каким образом из ст. финского о на древнерусской почве получилось у; неясно, как могло получиться с из тс», т. к. «надо было ожидать ц: ч». В. П. Шушарин отмечал наличие «огромного числа названий с корнем «Рус в Трансильвании, Словакии и Закарпатье», т. е. там, где шведов не было.
И. П. Шаскольский констатировал, что норманисты не могут объяснить «ряд недоуменных вопросов»: почему имя «русь» как название народа присутствует в начале IX в. на юге Восточной Европы и что в данном районе нет следов пребывания норманнов? Почему «при переходе из финского в славянские языки возникли две различные формы - Русь и Росъ - с двумя разными гласными»? Почему «шведы, придя в Восточную Европу, стали сами называть себя там не собственным именем... а именем, подхваченным по дороге» у финнов и почему это имя приняли восточные славяне, знавшие собственное имя шведов «свей»? Почему государство, якобы созданное ими, приняло не «имя шведов и не имя восточных славян, а имя, которым шведов называли прибалтийские финны»? Почему в венгерском языке существует слово orosz - «русский», возникшее «из славянского этнического названия рось-русь ранее, чем могли появиться норманны в Южной Руси»?
Отмечая, что в скандинавских странах термин «Русь» совершенно неизвестен до XIII в., Шаскольский идею о его связи с названием «Рослаген» охарактеризовал как «примитивное построение», от которого давно отказались сами же норманисты, ибо «образование такой области со специальной военной функцией могло произойти только после создания и упрочения государства в Швеции, т. е. не раньше X-XI вв.».
Вместе с тем он подчеркнул, что «ни в одном скандинавском письменном источнике не встречается форма *Rods (Rodhs) как имя жителей Рослагена», что «наибольшую трудность представляет объяснение перехода ts слова *rotsi в славянское с», ибо оно «скорее дало бы звуки ц или ч, а не с, т. е. Руць или Ручь, а не Русь», и что слово Ruotsi точно зафиксировано лишь начиная с XVI-XVII веков. И как в целом заключал Шаскольский, происхождение Руси от Ruotsi из языка собственно финских племен суми и еми представляется «наименее возможным, поскольку северная группа восточных славян позднее всего (не раньше X в.) вступила в контакт с жившей в Финляндии емью (и еще позднее - с сумью)»[50].
Но гипнотическая сила норманизма была настолько велика, что советские исследователи, протестуя против официального, марксистского «антинорманизма», который им навязывался, не прислушивались к этим резонным доводам. И их отход от идеологически обветшавшего «советского антинорманизма» был ускорен работами археологов, выдававших варяго-русские древности за норманские, и статьей И. П. Шаскольского «Антинорманизм и его судьбы», опубликованной в 1983 г., в которой автор отказал истинному антинорманизму в научности. После этой статьи археологи Д. А. Мачинский, Г. С. Лебедев, А. Н. Кирпичников, И.В. Дубов, В.Я. Петрухин и филолог Е.А. Мельникова тотчас принялись убеждать коллег в том, что «Русь» производно от финского наименования Швеции Ruotsi (примечательно, что к вопросам чисто лингвистического свойства в основном обратились не имеющие к лингвистике отношения специалисты).
В связи же с тем, что ни в Швеции, ни в Скандинавии вообще не существовало народа «русь» или «рос», то названные лица, пытаясь как-то заполнить эту лакуну, стали утверждать, что имя «Русь» является «этносоциальным термином с доминирующим этническим значением» и что это имя изначально было самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставшим исходным для западнофинского ruotsi/ruootsi, в славянской среде перешедшего в «русь» (по Мачинскому, Ruotsi восходит либо к древнегерманскому drott-«дружи па, вождь», либо к древнескандинавскому roods-«гребцы», либо к Roslagen). Возводя «Русь» к древнескандинавской основе гор, производной от германского глагола *rowan - «грести, плавать на весельном корабле», и говоря, что слово *гоР(е)г означало «гребец, участник похода на гребных судах» (а также и сам поход), они заключают, прямо признавая всю условность своих построений: «Так, предполагается, называли себя скандинавы, совершавшие в VII— VIII вв. плавания в Восточную Прибалтику и в глубь Восточной Европы, в Приладожье, населенные финскими племенами», которые, первыми познакомившись со скандинавами, «усвоили их самоназвание в форме ruotsi, поняв его как этноним», и уже от них восточные славяне заимствовали это имя, которое приобрело в их «языке форму русь»[51].