Агенты подобрались к нам, оружие направлено на босых детей.

— Оставайтесь на месте! — я держала пистолет прямо, надеясь, что они не могли видеть, как конец пистолета дрожит, словно осенний лист на ветру. Они остановились, все еще пытаясь влезть мой разум. Через некоторое время они поняли, что не могут, поэтому сменили тактику. Один из них выпрямился и бросился ко мне. Я отпрянула с его пути и изо всех сил проникла в его разум, приказав оставаться на месте. Он пошатнулся, рухнул на пол, а двое изменившихся схватили его. Я мысленно боролась с двумя агентами, когда они влезли в разум медсестры и санитаров. Медсестра стояла в белой обуви, уверенная в том, что она должна напасть на меня. Остальные четыре изменившихся все еще боролись с натиском агентов, хватающих их и утягивающих на пол,

— Стойте или я буду стрелять! — прокричала я, целясь в главного агента. Но я бы не выстрелила. Я знала это. И, кажется, знал это и агент.

Краем глаза я заметила, что уборщик все еще стоял у окна. Я не могла дотянуться до его сознания, чтобы узнать понял ли он. Он знал, кто мы, и что у нас практически нет оружия. Он задержал на мне взгляд, а затем опустил глаза и повернулся к нам спиной.

Я снова посмотрела на агента, торжествующая улыбка появилась на его лице. Как только агенты возьмут нас под контроль, они очистят от этих воспоминаний разумы всех присутствующих, а затем вернут нас в комнату для экспериментов в подвале. Мы исчезнем как Саймон и другие в подвале, и никто не будет искать нас, потому что никто даже не будет знать, что это произошло.

Моя рука дрогнула, мысли заволокло красной пеленой гнева. Я хотела застрелить главного агента, прежде чем мы с изменившимися отправимся в подвал. Заставить его заплатить за все, что сделали федералы. Заплатить за эксперименты. Заплатить за убийство Саймона. Если я убью его быстро, возможно смогу застрелить и второго агента. Тогда будет легче контролировать охранников, чтобы те отпустили нас. Но я могу кончить с пулей как Саймон. Кровотечение на полу больницы не отличалось от кровотечения в пустыне. Смерть была смертью. Даже пациенты застыли на своих местах, без возможности уйти, потому что боялись попасть под перекрестный огонь.

Это было слишком. Я не могла рисковать их жизнями.

Я повернула пистолет в сторону, убрала пальцы со спускового крючка, подняла обе руки в знак капитуляции. Улыбка агента стала шире.

В голове появился образ Рафа. Я должна была поцеловать его, когда у меня был шанс. Его губы были такими же мягкими, как выглядели, или же они были сухими как у меня?

Теперь я никогда не узнаю этого.

Затем я поняла, что в другой руке у меня был телефон. Одним нажатием кнопки я могла раскрыть Кестреля, федералов и все, что они нам сделали. Я бы остановила возвращение нас в подвал для окончательного исчезновения. Но если Кестрель узнает, что я разоблачила его эксперименты, он заставит моего отца платить за это. И я бы раскрыла секрет, который моя семья хранила годами. Не придется притворяться, скрываться среди читающих. У меня не будет никакой нормальной жизни, у любого из нас. Никогда.

Ложь прекратиться.

Смотря на главного агента, я дала мысленную команду телефону набрать номер Марии, благодаря того, кто изобрел эту полезную функцию.

— Слава богу, Кира! Насчет времени... — она остановила себя, вероятно понимая, что теперь участвует в сцене.

— Хороший сигнал, Мария? — спросила я.

Громкая связь телефона привлекла внимание всех в комнате. Улыбка агента погасла.

— Да, — голос у нее был осторожным, медленным.

— У меня есть история для «Трибун». Об агенте правительства, который угрожал застрелить группу детей в больнице. Ты видишь это?

— Да, у меня хороший обзор на пистолет.

Пистолет агента дрогнул. Мне не нужно было влезать в его разум, чтобы понять, о чем он думает. Хотел ли он быть в новостях, пытаясь объяснить, почему он собирался застрелить группу невинных детей в больнице? Хотел ли он нести ответственность за это?

— Этих детей держали в подвале, прямо здесь, в военной больнице, — продолжила я для Марии и для агента, чей пистолет все еще был направлен на мою голову. — Их поймали только потому, что у них особые способности, новые возможности для установления связи с мыслями других людьми. То, что у них способности, которые мы не понимаем, не значит, что они заслужили быть в тюрьме. Заслужили быть подопытными. Как в старые времена, когда были обнаружены первые читающие. Что мы сделали? Поместили их в тюрьмы. Проводим эксперименты. Мы делаем это снова с этими детьми.

Я отвела телефон подальше, чтобы было видно мое лицо и изменившихся, выстроившихся в ряд позади меня. Я глубоко вздохнула. — Меня зовут Кира Мур, и я такая же, как они. Меня похитило ФБР, привезло сюда, а затем отправило в тюрьму вместе с сотней таких же детей как я. Только из-за того, кем я являюсь, — я медленно подошла к изменившимся. Я могла только представить, как это выглядело для Марии — босые, в больничной одежде изменившиеся, двоих все еще держат на руках санитары, мысленно борются с агентами за контроль над своими мыслями.

— Я забираю этих детей отсюда обратно домой к их семьям.

Я снова навела камеру на главного агента и смогла разглядеть решительность на его лице. Это была его цена за происходящее. — Это беспорядок Кестреля, — сказал он, достаточно громко. Я была уверена, что он сделал это нарочно. — Пускай сам разбирается, — он медленно опустил пистолет. Громче он сказал: — Я уверен, это простое недоразумение, — второй агент настороженно посмотрел на него, но опустил оружие, и охранники последовали его примеру.

Агенты оставили мысли изменившихся, и все медленно поднялись. На их лицах отражалась неуверенность. Охранники и агенты отступили в сторону, освобождая нам главный выход.

На секунду я испугалась, что это была ловушка. Но если они нападут на нас, это будет заснято на телефон. Я влезла в разумы медсестры и санитаров, наших невольных соучастников побега. «Пожалуйста. Помогите нам». Я дала им возможность решать. Если они не хотят нам помогать, я не буду их заставлять. Как-нибудь я смогу вывести изменившихся и двух детей без сознания через эти двери. Я не была уверена, куда нам идти, но нам нужно было уходить отсюда. Нам просто нужно выбраться с базы, прежде чем агенты передумают нас отпускать.

Санитар перекинул одного изменившегося через плечо, медсестра и двое других изменившихся подняли второго. Другой санитар отстал, замыкая наш путь к лифту. Я не завидовала агентам, когда Кестрель узнает о случившемся.

Мы объединились и прошли мимо толпы читающих, охранников и агентов. Я держала телефон, направленным на них, словно он был оружием истины. Я не повернулась к ним спиной, пока все изменившиеся не прошли через двойные стеклянные двери. Когда мы оказались снаружи, мы стояли какое-то время. Изменившиеся задрожали, когда холодный воздух коснулся их босых ног.

Я заметила несколько машин на парковке, беспокоясь о том, как долго придется взламывать систему, и может ли кто-то из изменившихся водить. Я устала, и мы рисковали жизнью всех, если бы посадили изменившегося за джойстик. Возможно, я могла бы запрограммировать на автопилот машину. По крайней мере, я знала, куда мы отправимся.

Когда я собиралась ступить с бордюра, небольшой фургончик вывернул из-за угла. Водителем был уборщик, который мыл внутри окна. Я не знала, как и когда ему удалось улизнуть, но он сделал это и подъехал к погрузочной платформе. Не было видно настоящего водителя грузовика.

— Подвезти? — спросил он с усмешкой. Облегчение нахлынуло на меня, и я едва удержалась на ногах.

В конце концов, мы сделали это.

Глава 35

Судья правды прикоснулся ко мне своими жесткими руками и осмотрел своими слезящимися глазами.

Я старалась не дрожать.

Мария расчистила пространство в комнате, половина изменившихся толпилась там, другая половина ела. Но Мария хотела снять меня на камеру, чтобы объяснить, кем мы были, и что могли делать. Была середина ночи, но наша история, возможно, будет в эфире несколько дней.