Так появилось первое документально зафиксированное коммунистическое поселение в Англии, бесспорным лидером, глашатаем и идейным вдохновителем которого стал Джерард Уинстэнли.
О деталях биографии Уинстэнли известно совсем немного. Сын торговца из городка Уиган (графство Ланкашир), родившийся, по неподтвержденным данным, в 1609 г ., он перебрался в Лондон с целью приобщиться к торговому делу и со временем открыть собственный мануфактурный цех. Однако к 1643 г . коммерческие устремления Уинстэнли потерпели фиаско, и ему пришлось зарабатывать себе на жизнь, нанявшись пастухом в графстве Суррей.
Похоже, что он еще в ранней юности попал под влияние баптистов, поскольку впоследствии полностью разделял неприятие ими идеи организованной общенациональной веры, которую людям навязывают с младенчества (баптисты отвергали крещение детей, признавая только добровольное присоединение к вере взрослых людей). Уже в зрелом возрасте Уинстэнли написал серию религиозных памфлетов, в которых развивал идею своеобразного рационального гуманизма, но без персонифицированного бога и спасителя, без рая и ада. Воспринимая бога как “разум в самом себе”, он тем не менее не отрицал “озарения свыше” или “внутреннего голоса”, звучавшего для любого, кто искренне желал его услышать.
Попытки рационалистически осмыслить происходящее неизбежно привели Уинстэнли к анализу человеческих взаимоотношений и проблем политического развития. Для него суть вопроса заключалась отнюдь не в праве каждого избирать и быть избранным в те или иные органы власти, на что претендовали левеллеры. Нет, утверждал он, ведь и в этом случае богатые будут по-прежнему владеть землей и ее плодами, а бедные будут вынуждены гнуть на них спину. Каким бы добрым ни был закон, что бы он ни гласил, но между теми, кто использует чужой труд в целях собственной наживы, и теми, кто вынужден продавать свой труд, чтобы не умереть от голода, нет и не может быть истинного равенства. Главным препятствием для правления, основанного на справедливости и братской любви, был и остается извечный конфликт интересов, порождаемый наличием или отсутствием собственности. Земля не принадлежит никому в отдельности, она — наследие всех людей, которого большинство из них были лишены силой или обманом: “Беднейший из бедняков обладает точно таким же правом на землю, как и богатейший из богачей”. Неимущему любая политическая свобода сама по себе мало что дает. “Истинная свобода кроется в том, откуда человек добывает себе пропитание… т.е. в пользовании землей. Человеку лучше вообще не иметь тела, чем быть не в состоянии это тело прокормить”.
По мнению Уинстэнли, в Англии имелось вполне достаточно земли (если, конечно, разумно ее возделывать), чтобы обеспечить изобилие для всех граждан страны, но в отличие от большинства аграрных реформаторов тех времен он возражал против распределения экспроприированных земельных участков между отдельными крестьянскими хозяйствами. Это, утверждал Уинстэнли, только увеличит зло собственности, в которой он видел первопричину угнетения и социального конфликта. Он мечтал о бесклассовом обществе, где все люди будут сообща трудиться на общей земле, где система справедливого (натурального) обмена сделает ненужными и деньги, и весь процесс торговли: люди будут приносить продукты своего труда в большие коммунальные магазины-склады и в обмен на них брать все то, в чем у них есть нужда. Органы власти там будут выборными, а наказания — мягкими и носящими чисто воспитательный характер. “Нужны ли нам тюрьмы и репрессивные законы, если они ставят одних в рабскую зависимость по отношению к другим?”
Общество будущего, допускал Уинстэнли, еще будет нуждаться в народной милиции для поддержания порядка и в целях самообороны, но в остальном для него будут характерны такие черты, как, например, избирательное право для всех мужчин, ежегодно сменяемый парламент, ничем не ограничиваемая свобода вероисповедания, право всех детей (и мальчиков, и девочек) на образование и профессиональную подготовку, всемерное поощрение научных исследований и изобретательства.
Не считая Библию “абсолютной истиной”, Уинстэнли тем не менее широко цитировал ее в поддержку собственных взглядов и рассматривал явление нового общества как “сбывшееся пророчество о втором пришествии Христа”, которого он нередко называл “главным левеллером”.
Но каким образом воплотить все эти великие преобразования в жизнь? Ведь им противостояли могущественные силы — вооруженная армия государства, богатство и власть землевладельцев, вековые устои церкви, а философское кредо диггеров основывалось, в частности, на пацифизме и ненасильственных действиях! Каким образом? Только силой примера! Для начала, предлагал Уинстэнли, давайте создадим небольшую, символическую коммуну, и скоро многие тысячи, убедившись в ее явных преимуществах, откажутся от собственности и присоединятся к нашему движению. Кроме того, в Англии достаточно безземельных и бедных людей, чтобы в любом случае гарантировать успех этого начинания.
Как ни странно, но большинство левеллеров восприняли в штыки идеи Уинстэнли, развитые им в целом ряде небольших по объему книг. В частности, Лильберн осудил “ошибочные догматы бедных диггеров на холме св. Георгия” и заявил, говоря о целях движения в целом, что “наша главнейшая задача заключается в создании таких условий… когда каждому человеку предоставлены максимальные возможности пользоваться своей собственностью”.
По утверждению самого Уинстэнли, решение о создании народной коммуны пришло к нему после того, как во время его размышлений “внутренний голос” трижды повторил ему: “Вместе трудитесь, вместе делите хлеб и несите эту весть всем, через все рубежи…” Поначалу появление коммуны на холме св. Георгия было встречено прихожанами мирно и вполне благожелательно, кое-кто даже принял приглашение ее членов присоединиться к ним, чтобы “сделать землю общим источником существования для всего человечества”. Уже через несколько недель численность коммуны выросла приблизительно до 100 человек (документально известны имена 73 из них).
Однако на практике это впечатление благожелательности оказалось весьма поверхностным, ибо основная часть местного населения, и прежде всего свободные землевладельцы — фригольдеры и духовенство, — восприняли появление диггеров с подозрительностью и враждебностью. Наиболее явными врагами новой коммуны с самого начала были приходский священник Парсон Платт и лорд манора мистер Дрейк. Именно они, скорее всего, стали организаторами и вдохновителями первого нападения на “пришельцев”, когда около 100 местных жителей, внезапно ворвавшись в поселение, сожгли несколько строений, вытоптали засеянные участки, переломали инвентарь, избили и уволокли с собой нескольких диггеров. Причем интересно отметить, что, верные своим пацифистским взглядам, диггеры не оказали физического сопротивления, а только пытались убедить погромщиков в неправоте их действий.
Известие об этом инциденте вскоре достигло Государственного совета, но его члены, целиком поглощенные до предела обострившимися взаимоотношениями между армией, левеллерами и роялистами, передали дело на рассмотрение генерала Фэрфакса, который в свою очередь поручил разбирательство некоему капитану Глэдмену. Тот, побывав на месте происшествия и опросив участников конфликта, пришел к выводу, что решать тут, собственно говоря, нечего, поскольку вся проблема возникла из-за небольшой группы безземельных фанатиков и носит чисто местный характер. В подтверждение своих выводов он доставил в столицу Уинстэнли и Эверарда, чтобы они сами разъяснили генералу цели и пацифистскую направленность этого движения. Фэрфакс, умевший в любых ситуациях оставаться благовоспитанным джентльменом, спокойно выслушал вождей диггеров, демонстративно не снявших шляп, и… вежливо попрощавшись, отпустил. По-видимому, он был согласен с мнением капитана Глэдмена.
Положение диггеров, несмотря на то что беседа с Фэрфаксом послужила своеобразной рекламой их деятельности, казалось безнадежным: ущерб, нанесенный коммуне разъяренной толпой, был огромен, враждебность местного населения не ослабевала, а ожидаемые диггерами “десятки тысяч” новых сторонников не спешили расстаться с собственностью и присоединиться к движению. И тем не менее убежденные в правоте своего дела поселенцы уже через несколько дней вернулись на холм св. Георгия. Они терпеливо, подбадривая друг друга песнями и шутками, снова и снова восстанавливали свой лагерь после очередного погрома, снова и снова отправляли своих активистов по стране для сбора средств и организации новых поселений. Но только отчасти их усилия увенчались успехом: аналогичные коммуны диггеров появились лишь в шести провинциальных центрах Англии.