Гриндкобба заманили в западню и схватили в Сент-Олбансе. Для судебного разбирательства его дела была назначена комиссия из избранных жителей города, которым было приказано узнать у него имена всех горожан, принимавших активное участие в восстании. Однако они “не смогли никому предъявить обвинение… ибо все являлись верными подданными короля; иных среди них не было”.
Лично председательствовавший в суде Трессильян предложил Гриндкоббу свободу и жизнь, если тот уговорит своих сообщников вернуть хартии и прочие бумаги аббатству. Но он отказался и вместе с 15 другими руководителями повстанцев был предан традиционной мучительной казни “за измену”.
Гриндкобб встретил смерть мужественно и благородно. Уже с петлей на шее он обратился к собравшейся толпе с такими словами:
“Друзья! Вы, после стольких лет гнета и бесправия увидевшие крохотный лучик свободы, будьте тверды, и пусть моя смерть вас не устрашит. Умирая за дело свободы, я счастлив, что ухожу из жизни, как мученик”.
Джон Болл попал в плен в Ковентри (чем, по всей видимости, и объясняется его отсутствие на встрече в Смитфилде) и был перевезен в Сент-Олбанс, чтобы предстать перед судом Трессильяна. Он ничего не отрицал, соглашаясь со всеми обвинениями без жалоб или сожалений, и был горд тем, что может открыто свидетельствовать в пользу своих убеждений и отдать за них жизнь. Его, конечно, приговорили к немедленной смерти, однако лондонский епископ отсрочил казнь на два дня в надежде, что сумеет уговорить его раскаяться в измене и тем самым спасти душу. Ожидания эти оказались напрасными, и 15 июля Джон Болл был повешен не до полного удушения, выпотрошен и четвертован; части его тела были прибиты гвоздями в “четырех углах Англии”.
В Восточной Англии подавлением восстания руководил нориджский епископ Генри Спенсер. Надев под сутану латы и вооружившись огромным двуручным мечом, он лично повел своих закованных в броню всадников на окончательный разгром отряда Джона Листера у Норт-Уолшема, близ Нориджа. Говорят, они убивали поверженных крестьян, как безумные, никого не жалея и не щадя; сам же епископ с пеной у рта разил и крушил своим страшным мечом, “подобно дикому медведю”. Плененному Листеру сохранили жизнь только для того, чтобы судить и предать публичной казни. После суда Генри Спенсер снова, как священник, принял у Листера исповедь и дал ему отпущение грехов. Части тела Листера были прибиты гвоздями к воротам городов Харидж, Ярмут и Линн, а также к дому, служившему его штаб-квартирой в Норидже.
После чудовищных жестокостей начального периода подавления восстания, подобных которым не было ни раньше, ни позже за всю историю Англии, страна вновь вернулась к видимости законности, и теперь приговоры подозреваемым в участии в восстании выносились только после судебного разбирательства. Большинству пойманных повстанцев было предложено вернуть королевские хартии и купить жизнь ценой предательства своих товарищей. Однако, насколько нам известно, всего лишь один из них избрал этот путь — священник Джон Врэйв из Сэдбери. Но и ему предательство не принесло особых выгод; его повесили спустя год.
Несмотря на кровавые репрессии, еще многие и многие месяцы в различных частях страны вспыхивали новые волнения: вооруженные крестьяне собирались в лесах, совершали дерзкие налеты на небольшие отряды знати и яростно сопротивлялись, когда их загоняли в безвыходное положение. Сейчас трудно точно определить количество простого люда, погибшего на поле брани или лишенного жизни на виселице и плахе. По данным историка Дж. Р. Грина, их число доходило до 7 тыс. (при этом необходимо учитывать тот факт, что население страны в то время составляло всего около 2,5 миллиона человек).
Следует отметить, что заметное влияние на ограничение репрессий после разгрома восстания оказал фактор нехватки рабочих рук. В ноябре король созвал парламент, который объявил полную амнистию всем, кроме 287 известных повстанцев, все еще находившихся на свободе, и жителей ряда городов, в свое время официально заявивших о солидарности с восставшими.
10. Размышления о восстании
Итак, крестьянское восстание было подавлено, и Англия снова вернулась к старым порядкам под властью короля Ричарда П. Оставшиеся в живых отправились по домам, чтобы оплакивать погибших, трудиться, платить старые долги и исполнять волю своих господ. Казалось, мало что изменилось: несколько недель отчаянной борьбы, возвышенная мечта о стране свободных людей, живущих в братстве и не разделенных классовыми, кастовыми или иными различиями, смерть многих благородных людей - а в результате все осталось по-прежнему.
И тем не менее крестьяне одержали важную победу, ибо будущее принадлежало им, а не королю и его совету. В действие вступали силы, намного большие, чем у короля Ричарда, — законы экономического развития. На смену крепостному рабству и феодализму уверенной поступью шла система капиталистических отношений, при которой потомки средневековых крестьян стали неимущими наемными работниками. У истории свои темпы развития. По словам Джека Линдсея, Оливеру Кромвелю спустя 260 лет было суждено завершить то, что начал Уот Тайлер — ликвидировать последние остатки феодального государства.
Стремление народа к свободе не смогли убить никакие репрессии. Напротив, оно все больше крепло и развивалось, изменяясь по мере того, как изменялись условия жизни, в конечном счете став краеугольным камнем национальной политической структуры. У борющегося за свое освобождение крепостного понятие свободы было одним, у свободного фермера-арендатора XVII в. — другим, у неимущего работника периода промышленной революции — третьим, в то время как у мыслящего пролетария нашего времени оно уже включает в себя принципиально новую концепцию экономической свободы, которой можно добиться только общим владением и контролем над производством, а также совместным распределением получаемого богатства и общественных благ. А это в свою очередь означает завоевание ряда основополагающих человеческих прав, например таких, как право на труд.
Если вы, читатель, войдете в Вестминстерское аббатство через западную дверь, то на одной из колонн с правой стороны вы увидите большой портрет в массивной позолоченной раме (первая из известных картин, посвященных сценам из жизни английских монархов), на котором в натуральную величину изображен Ричард II, сидящий с короной на голове и облаченный в парадные королевские одежды. Он еще юноша, лицо его отражает всю прелесть и чистоту молодости, в нем явно проглядывают черты мягкости и даже слабости. Сомневаться в правдивости этого портрета у нас нет оснований. Пройдите немного дальше в святилище, и там на его гробнице вы увидите изображение короля в бронзе. Ричард умер в возрасте 33 лет, и на этом изображении мы видим одутловатое, отекшее лицо преждевременно состарившегося человека, так и не ставшего одним из великих королей Англии, так и не сумевшего сохранить твердости и самообладания, которые он в свое время проявил в Смитфилде. Слабохарактерный, тщеславный, себялюбивый и деспотичный, он постоянно враждовал с окружающей его знатью и парламентом, тратил безумные деньги на личные прихоти, правил страной через фаворитов и в итоге был низложен своим кузеном, сыном Джона Гентского, Генрихом Болингброком, ставшим королем Генрихом IV, а затем заключен в замок Понтефракт, где его либо умертвили, либо он сам
уморил себя голодом. Именно эти последние годы его жизни описаны в известной трагедии Шекспира “Король Ричард Второй”.
В Лондоне имеется немало памятников, увековечивающих монархов, воинов, государственных деятелей и войны; есть там и настенные пластинки, повествующие о том или ином историческом событии. Однако до сих пор в столице нет ничего, что напоминало бы о крестьянском восстании 1381 г ., хотя оно заслуживает этой чести уже потому, что в нем погибло около семи тыс. англичан. Никаких следов этих великих событий не найти ни в Майл-Энде, ни в Роттерхите, ни в Чипсайде. Правда, в Фишмонгерс-Холл члены гильдии не без гордости покажут вам кинжал, которым Уолворт заколол Уота Тайлера. В Смитфилде, где в более поздние годы по меньшей мере 227 человек приняли мучительную смерть за свои религиозные убеждения, есть две мемориальные доски, посвященные этому знаменательному событию: одну в память о трех своих мучениках поставила небольшая протестантская секта, на другой изображена казнь Уильяма Уоллеса. Еще два столетия тому назад Томас Пейн* писал: “Если бароны заслужили памятник в Раннимиде**, то Уот Тайлер, безусловно, заслужил памятник в Смитфилде”.