Вызвали ли эти слова у повстанцев особые сомнения? Вряд ли. Ведь теперь давший им свободу молодой король Ричард сам станет их вождем! К тому же, посвятив Тайлера в рыцари, он отдал дань уважения всему народу. И нет ничего странного в том, что он приглашает их пойти и поприветствовать теперь уже сэра Уота Тайлера. Стрелы были убраны в колчаны, мечи спрятаны в ножны. Первые ряды медленно двинулись за королем, за ними последовали остальные. Подведя крестьян к монастырю св. Иоанна, король остановился и приказал им собраться внутри его стен, на пшеничном поле; проходя мимо юного Ричарда, повстанцы выкрикивали приветствия и подбрасывали вверх шапки, он же в ответ милостиво кивал головой. Затем король повернул коня, во весь опор поскакал через Смитфилд, где к нему присоединилась свита, назад, в Королевскую гардеробную. Там его встречала мать-королева, уже знавшая об успешном завершении плана.
Увидев своего сына, короля, она радостно воскликнула: “О мой ненаглядный сын, если бы вы только знали, какую боль и страдания я претерпела сегодня, думая о вас”. В ответ король произнес: “Мадам, я в этом ничуть не сомневался, но теперь возрадуйтесь и возблагодарите Бога, ибо час уже пробил. Сегодня я вернул себе наследство и трон Англии, которые я едва было не потерял
9. Разгром и репрессии
Прискакав в город, новоявленный магнат, некогда содержатель притонов, а ныне мэр Лондона Уильям Уолворт незамедлительно разослал во все стороны гонцов. По его зову из богатых особняков “торговый князей” к монастырю св. Иоанна потянулись сотни вооруженных слуг и воинов. Туда же был направлен еще один отряд из 5—8 тыс. наемников, во главе которых стоял капитан сэр Роберт Ноллис. Обманом заманенные на ограниченное стенами монастыря пшеничное поле повстанцы вдруг увидели, что выход оттуда полностью блокирован рядами вооруженных воинов и что они оказались в положении, “подобном тому, как в загоне содержат овец, пока хозяин не решит, кого из них выпустить на пастбище, а кого прирезать”. Повстанцев охватило смятение. Никто не понимал, что происходит. При них были хартии с королевскими печатями и дарованные королем знамена. Но где же Тайлер? И зачем здесь все эти воины? Ответ им вскоре предстояло узнать.
Два дружески настроенных по отношению к повстанцам ольдермена Сибли и Хорн наблюдали за ходом встречи в Смитфилде с городской стены. Будучи людьми более искушенными в коварстве дворцовых интриг, чем простые крестьяне, они заподозрили неладное и подняли тревогу, призывая лондонцев закрыть все ворота. Но, увы, слишком поздно. Вооруженные отряды знати уже вышли из города.
Отправив воинов к монастырю св. Иоанна, Уолворт со своими людьми поскакал в Смитфилд за телом Тайлера. Место, где он был предательски убит, оказалось пустым, но кровавый след и примятая трава привели их к больнице св. Варфоломея, где они и нашли Тайлера. Объясняется это тем, что несколько соратников Тайлера, отделившись от других повстанцев, нашли его истекавшим кровью, принесли сюда и уложили на кровать настоятеля. Но приспешники Уолворта, ворвавшись в больницу, вытащили еще живого Тайлера на улицу и отрубили ему голову, которую торжествующий мэр тут же водрузил на конец своего копья.
Плотные ряды пеших и конных воинов полностью блокировали повстанцев. Наемникам Ноллиса не терпелось поскорее начать резню, и старому графу Солсбери с трудом удавалось удерживать их порыв. Ведь даже загнанные в безвыходное положение вооруженные повстанцы еще были грозной силой, и атака, особенно если она окажется неудачной, могла только прибавить им решимости сражаться до конца.
Тем временем спустилась ночь, и в тусклом мерцании множества факелов перед повстанцами появился их заклятый враг Уолворт, на копье которого была насажена окровавленная голова их любимого вождя. Это страшное зрелище окончательно лишило повстанцев присутствия духа. Большинство их с плачем и стенаниями бросились на колени посреди вытоптанных колосьев пшеницы. Вперед выехал граф Солсбери и объявил, что, поскольку все желания повстанцев удовлетворены, они должны с миром последовать за рыцарями, которые отведут их от Лондона, а затем спокойно разойтись по своим деревням и манорам. И повстанцы пошли между сомкнутыми рядами вооруженных воинов, прижимая к груди королевские хартии и размахивая дарованными королем знаменами.
Избавившись от основной массы вооруженных крестьян, воины Уолворта, которого за оказанные услуги король уже посвятил в рыцари, вместе с наемниками Ноллиса приступили к “чистке” Лондона. В городе воцарился террор. Опасности лишиться жизни подвергался любой, хоть чем-либо похожий на крестьянина. В Чипсайде была сооружена импровизированная плаха, и скоро камни его мостовых покраснели от крови. Всю ночь туда доставляли всех подозреваемых в участии в восстании и без какого-либо намека на суд или законное разбирательство обезглавливали. Там же были казнены и некоторые из захваченных в городе лидеров восстания — Джэк Строу, Джон Керби, Аллан Тредор и другие. (Если бы они вместе со всеми присутствовали на смитфилдской встрече, исход ее мог бы быть совсем иным.) Утром, Хотя и с некоторым запозданием, городские глашатаи объявили, что всем, постоянно не проживающим в Лондоне по меньшей мере один год, предписывается под страхом смерти покинуть город в течение 12 часов.
Итак, Лондон снова возвращен королю. Его совет, не медля ни часа, рассылает гонцов во все близлежащие графства к баронам и землевладельцам, прятавшимся со своей челядью в лесах, и уже через несколько дней в Блэкхите собирается целая армия вооруженных воинов*. Там и был разработан детальный план “охоты” на рассеявшиеся отряды крестьян.
* По мнению Уолсингхэма, там собралось 40 тыс. человек — “… больше, чем когда-либо ранее”. По-видимому, эта цифра преувеличена.
Сам король Ричард во главе крупного отряда выехал на усмирение Эссекса и 22 июня стал лагерем у Уолтхэма, где его уже ожидали делегаты многочисленной группы повстанцев, находившейся в Биллеркее. По правилам войн тех лет, этим людям, бывшим герольдами, посланцами, нельзя было ни чинить препятствий, ни приносить вред; они лишь передавали сообщение и должны были беспрепятственно уйти с ответом. Поэтому делегаты смело предстали перед юным королем, предъявили ему хартии с его собственными печатями и потребовали подтвердить их делами, поскольку теперь его королевской волей они являлись людьми свободными и равными любому господину.
Подготовленный членами совета (они повсюду сопровождали короля) ответ, который король лично объявил делегатам, гласил:
“Ничтожные люди, отверженные и морем и землей, вы, мнящие себя равными господам, недостойны жить… Поскольку вы явились сюда посланцами, оставайтесь в живых, дабы передать наш ответ своим сообщникам… Отныне ваша рабская зависимость будет несравненно более суровой. Ибо до тех пор, пока мы живы и божьей милостью правим этой землей, мы не пожалеем ума, сил и здоровья на то, чтобы ужас вашего рабского положения стал примером для потомков”.
Услышав ответ, повстанцы задумались, что же теперь делать: рассеяться и каждому по отдельности заботиться о собственной безопасности (что было вполне возможно) или вместе драться за вновь обретенную свободу и умереть непокоренными людьми. Они решили дать бой, послали за подкреплением в близлежащие деревни, выбрали позицию в лесу и укрепили ее, как могли. 28 июня королевское войско приступило к штурму, пешим и конным строем давя слабую оборону повстанцев. После долгого и ожесточенного сопротивления плохо вооруженные и, разумеется, не имевшие лат крестьяне были вынуждены оставить позиции. Потеряв в бою 500 своих товарищей, они организованно отступили в гущу леса. Не зная, что отряд Джона Врэйва уже разгромлен, они направились на соединение с ним в Сэдбери, дали там свой последний бой, но были наголову разбиты, рассеяны и захвачены в плен. Впереди их ждала страшная казнь на рыночной площади.
Вскоре вся Южная Англия покрылась виселицами и плахами. Верховный судья лорд Трессильян выносил так много смертных приговоров, что виселиц просто не хватало, и нередко на одной перекладине висело девять или десять человек. Террор и ужас свирепствовали целое лето. То тут, то там отдельные крестьянские формирования еще продолжали вооруженную борьбу, заявляя, что действуют от имени и по велению короля, и подтверждая это королевскими хартиями. Поэтому Ричард издал официальный указ, отменяющий все его хартии и лишающий их какой-либо юридической силы. “Рабами вы всегда были, рабами навсегда и останетесь”, — говорилось в указе. Резня продолжалась. Руководителей восстания обычно вешали не до полного удушения, потрошили и четвертовали; остальных просто вешали или обезглавливали.