Изменить стиль страницы

Тут я подумал: Земля, Земля, проблема решена.

Но она продолжила:

— Глупости. Я не это имела в виду. Я его люблю. — Она недобро взглянула на бутылку пива и покачала головой: — Это все от пива и жары — как всегда. Забудь, что я сказала.

А я подумал: Земля — борту, внимание, у вас проблемы с двигателем.

Тогда я решил прибегнуть к крайним мерам и спросил:

— Думаешь, ты выйдешь за него?

Она пожала плечами. Понятно. Если бы такой вопрос задали мне, я бы тоже растерялся.

— Не знаю, может быть, но не сейчас.

— Почему?

Она задумалась на несколько секунд, а потом ответила:

— Рано еще, наверное.

— Он — твой первый парень? — В каком смысле?

— Первый парень, с которым у тебя серьезные и долгие отношения?

— Первый и единственный…

— Как так?

— Других просто не было. Должен признаться, я в шоке.

— Ты шутишь?

Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза: — Нет.

— А тебе никогда… — Что?

— Ну, никогда не хотелось узнать, как все могло бы быть с другим парнем?

Она наклонилась вперед, затушила сигарету о землю.

— Иногда.

— Когда?

— Не знаю.

Я посмотрел на нее так, что и без слов стало ясно, о чем я думал.

— Вот как сейчас?

— Возможно.

Все. Она на крючке. Я улыбнулся, сощурил глаза и решил закрыть эту тему.

— Возможно — да или возможно — нет?

— Возможно, я не знаю. — Она взяла другую сигарету, выпустила колечко дыма. — А как у тебя? Девушка есть?

— Нет.

И так мы сидели, пристально глядя друг на друга, — она докуривала сигарету, а я допивал пиво. Маккаллен явно еще не приняла окончательного решения насчет меня, но она была рядом, и это меня возбуждало. И если не сейчас, то когда? Сегодня вечером? Да, точно. А если ничего не получится? Нет, этого я точно не переживу. Значит, так: ресторан, еще поболтаем, построим друг другу глазки, а потом она примет окончательное решение.

С этими мыслями я буквально пожирал ее глазами, жалея, что она обернута в полотенце. И тут я понял, что иногда можно быть волшебником и самому исполнять свои заветные желания.

— Пошли, — сказал я, — перекур окончен. Пора за работу.

Так мы и поступили. Пока Маккаллен укладывалась на диван, я прошел на кухню, позвонил и сказал, что не приду на вечеринку, куда мы собирались с Мэттом. Вместо этого я заказал столик на двоих в «Хот-Хаусе». Несмотря на свою проницательность, я и не предполагал, как долго мне придется обхаживать Маккаллен. Парой часов тут не обойтись, придется развернуть целую кампанию. Правда, понял я это позже — после того, как она отказалась пойти со мной поужинать:

— Мысль неплохая, но сегодня не получится. Джонс приезжает из Глазго завтра. Мне придется рано встать, чтобы встретить его на станции.

После этого она поцеловала меня на прощанье (снова в щеку) и ушла. Я смотрел, как она идет по улице, и тут до меня дошло: я ей понравился, но Джонс все же нравится ей больше. В этом вся загвоздка. И пока он нравится ей больше, чем я, шансов затащить ее в постель у меня нет. Так что придется затаиться и ждать.

Но я подожду.

Я буду наблюдать.

С биноклем.

Днем и ночью.

Без сна и отдыха.

Мне не впервой играть в такие игры.

* * *
Чистосердечное признание No3:
Рабство

Место действия: моя спальня, хата Мэтта.

Время действия: 3 часа утра 13 апреля 1997 года.

Мэтт всегда предостерегал меня от повторных встреч. Его теория вкратце выглядит так:

а) суть отношений «на одну ночь» в том, что они длятся одну ночь;

б) повторные встречи ведут к дружбе;

в) дружба угрожает холостяцкому статусу. После этого случая я решил всегда следовать его советам.

Я распластался на кровати в чем мать родила. Верхом на мне, тоже раздетая, сидит Хейзел Аткинсон. С Аткинсон я познакомился у Барри на новогодней вечеринке. Мы улизнули в ночь на первое января, забрались на второй этаж и уединились в одной из свободных комнат. Утром около семи часов я разыскал Мэтта и упросил его отвезти меня обратно в Лондон как можно скорее. Не то чтобы ночь не удалась. Все было здорово. Не могу сказать, что Аткинсон мне не понравилась, наоборот. Дело в том, что ночка у нас получилась странная.

Аткинсон оказалась склонна к штучкам, которые люди старшего поколения называют «половыми извращениями». То есть ей нравилось связывать мужчин и заставлять их кричать. Я себя ханжой не считаю. Я не против экспериментов, даже если они граничат с психическими отклонениями. Поэтому в новогоднюю ночь я позволил ей привязать себя и, уж не сомневайтесь, кричал как миленький. Лучшее, что я могу сказать об этом сексуальном опыте, он был… познавательным. Но, как и в случае с латинским языком в школе, краткого курса было вполне достаточно. Как следствие, я не отвечал на звонки Аткинсон и удачно избегал вечеринок, где мог бы с ней столкнуться. Болван.

Как вы думаете, кого увидели мои пьяные глаза в баре «Клаксон» 12 апреля 1997 года в полдвенадцатого ночи? Ее, родимую, Хейзел Аткинсон, — стояла себе такая красивая, доступная и смотрела мне прямо в глаза. В нормальном состоянии я, разумеется, сбежал бы от нее без оглядки. Барри сказал мне, что из-за моей трусости Аткинсон причислила меня к недоразвитым одноклеточным организмам. Но я был пьян, и за последний час меня столько раз отшили, что я уже отказался от мысли снять кого-нибудь в тот вечер. А тут Аткинсон подошла ко мне и заговорила. Мне показалось, что она на меня совсем не сердится. И что оставалось делать? Конечно, я пригласил ее к себе.

Итак, вернемся к постели. Она привязала мои руки к одной спинке кровати, ноги — к другой. Я не возражал — знал, что за этим последует. Небольшое наказание, игра. Сначала она потребует, чтобы я произнес всякие слова, я их произнесу. А потом мы перейдем к приятной части процедуры — к сексу. Вот так, просто и без жеманства.

Но, к сожалению, Аткинсон была другого мнения.

— Значит, так, говнюк, — сказала она мне, — я решила тебя проучить, чтобы ты меня на всю жизнь запомнил.

Это мы уже проходили.

— Я плохо себя вел, да? — спросил я, подыгрывая ей и считая всю эту прелюдию не менее идиотской, чем в первый раз. — Я плохой мальчик и меня нужно наказать?

— Ты и не представляешь себе, насколько плохой. — Она посмотрела на меня недобрым взглядом. — Когда, говоришь, Мэтт возвращается из Бристоля?

— А что?

— Отвечай.

— Утром, около девяти, — ответил я, не совсем понимая, к чему все это.

Она взглянула на часы.

— Так, осталось семь часов. Нормально, может, и выживешь.

— Ты о чем это?

Она не ответила, просто слезла с кровати и начала одеваться.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Джек? — спросила она, сидя на краю кровати и натягивая сапоги.

Я попытался высвободить руку, но тщетно. Подергал второй рукой, ногами — бесполезно. Колготки, которыми она меня привязала, оказались на редкость прочными.

Она встала.

— Зря ты меня разозлил.

С этими словами Аткинсон вышла из комнаты, и через несколько секунд я услышал, как хлопнула входная дверь.

Я подождал.

Начало сводить мышцы.

Губы пересохли.

Я еще подождал.

И еще подождал.

Пока до меня не дошло, что она не вернется.

Я о многом передумал в ту ночь.

Наверное, никогда в моей голове не было столько мыслей сразу. Большинство из них были полной ерундой. Я боялся умереть, боялся, что Мэтт не вернется или вернется сама Аткинсон с хлыстом и яйцерезкой. Но Главная Мысль, постоянно пульсировавшая в моей голове, была такой: если я умру, то умру в полном одиночестве, так и не найдя ту, с кем бы мне хотелось прожить остаток своих дней. И она останется одна на этом свете, так и не успев найти меня. И некого будет винить, кроме себя самого. Кажется, я начал понимать, для чего Аткинсон меня тут привязала.