— Оттого и не разбираетесь в ее аграрной политике. Зато свои сомнительные представления пытаетесь навязать другим. Так знайте: идет историческая битва, и либерализму в ней нет места! Нет, вы не беспартийный. Вы — член антипартии. Но кто против коммунистической партии, тот не с нами, того сотрем![15] — произнося последние слова, он перешел на крик.

Зал притих. Фронтовик не знал, что и сказать в ответ. Слух же Антона эти слова резанули. «Как же тогда Никита Сергеевич разговаривает с людьми у себя в кабинете, если не сдержан на публике? — задумался он. — Но может быть, у него не выдержали нервы? Уж слишком плохо идут дела в этом колхозе… А может ли это оправдывать деятеля такого масштаба?.. Даже если он хочет этим людям добра».

— Желаю успехов! — недовольный Хрущев покинул правление.

Буслаев всмотрелся во фронтовика. Так это же и есть Филипенко! Приблизился к нему, чтобы быть начеку. Но все обошлось. Ни угроз с его стороны, ни выстрелов не было. Вместе со всеми, как оплеванный, он покинул помещение и побрел своей дорогой, переживая за свою дальнейшую судьбу. Что она ему готовит?..

На пути к машине Антону вспомнилось стрельбище в Сурках. При всем их различии у Хрущева и Ворошилова было и что-то роднившее их обоих. Что именно? Властность характера, безапелляционность суждений, бесцеремонность в обращении с простыми смертными.

В ту пору у Буслаева было лишь интуитивное чувство «несовершенства» этих личностей. Он еще не знал, что Сталин повязал своих соратников кровавой цепочкой круговой поруки и на каждом из них висит груз тягчайших преступлений против соотечественников.

В Москву Антон возвратился поздней ночью. Полковнику Новикову доложил все, как было. Дела, ведущиеся в Коломенском горотделе на лиц, подозревающихся в «террористической деятельности», в том числе на Филипенко, предложил ликвидировать как необоснованно заведенные.

— Будет нам с тобой на орехи от генерала Петрова.

— Но ведь и в самом деле в них нет материалов по этой окраске. И вообще: шпиона живого я встречал и не раз. Но чтобы террориста… Не приходилось.

— В Отделении «Т» имеются серьезные разработки.

Позвонил Берия. Интересовался ходом разработки «Альбионцев», а генералу Петрову и сказать было нечего. Обещал в ближайшее время ее завершить. Берия упрекнул его в медлительности, отсутствии классового чутья и большевистской ненависти к врагу. Это выбило, что называется, из седла. Пошел рвать и метать на подчиненных. Вызвал Буслаева.

Войдя в кабинет, Антон сразу определил: генерал не в духе. И не ошибся.

— Я ознакомился с твоей справкой по Коломне, — сказал он. — Лихо ты расправился там с разработками по линии «Т», Буслаев. Пришел, увидел, победил!

— Так ведь из дел, которые мне в горотделе предъявили, действительно не нашлось заслуживающих внимания, товарищ генерал. И вообще, в них многое притянуто за уши.

— А ежели завтра, не дай Бог, совершится террористический акт? Нам с тобой головы не сносить тогда! И все из-за твоей беспечности.

Буслаев хотел возразить, но генерал продолжал:

— Доложи, что делается по шпионской группе, которую ты опекаешь. Что нового добыто? Когда намерен ее ликвидировать.

— Фигуранты, проходящие по агентурному делу «Альбионцы» работают на Сикрет Интеллидженс Сервис. Лично у меня это не вызывает сомнения. Подтверждается это и информацией, полученной разведчиками ПГУ, внедренными в английскую разведку.

— Тогда почему топчемся на месте? Сажать надо!

— Информацию Первого главка ни в ходе следствия, ни на суде мы использовать не имеем права. Нужны другие доказательства.

— Дело на контроле у Лаврентия Павловича, а ты чешешься! — Генерал перелистал страницы настольного календаря. — Сегодня понедельник. В среду доложишь план реализации разработки.

— Потребуется задокументировать факт передачи агентами секретной информации иностранной разведке. Здесь, к сожалению, от нас с вами ничего не зависит.

— Нет, ты не понял меня. Объясняю по-русски: кровь из носа, а через три дня план чтобы лежал у меня на столе!

— Но это же не реально…

— А ты ускорь события так, чтобы шпион схватился и, что называется, опрометью помчался к своему шефу из разведки. На то ты и оперативник, чтобы изобретать, комбинировать. И зарплату за это получаешь.

— Искусственно?..

— Почему искусственно? Естественно все должно выглядеть. Шпион же не знает, что это твоя проделка. А иностранному разведчику важно получить от него секретный материал… Хорошо. Если у самого голова не варит, так и быть, подскажу: разработай и осуществи оперативную комбинацию. Смысл ее прост, как день. Одному из фигурантов дела твой агент должен подсунуть улику. Какой-нибудь документ с грифом «секретно». Тут же хватаешь его за руку, так сказать, с поличным. Остальное уже — дело следствия. Лиха беда начало. Оставшиеся фигуранты загремят в тюрьму по его показаниям.

Буслаеву казалось, что он во сне, где реалии жизни выглядят фантастическими картинками.

— Извините, товарищ генерал, но не будет ли это безнравственно с нашей стороны?

— Неисправимый ты фантазер! А как в Америке, Германии с нашими поступают? Безнравственность… Честность… Совесть… Человеку этого мало! Необходима еще и ответственность! Дело на крючке у товарища Берия, а он рассуждает! План реализации доложишь, как я приказал. Я не желаю за тебя втыки от руководства получать. Можешь идти!

«Не выполнить приказ я не имею права, — подумал Антон. — Подчиниться же, значит, поступиться совестью», — а вслух сказал: — Я не могу так поступить! Это непрофессионально. Я уважать себя перестану.

— Отказываешься? — взбеленился генерал. — Хорошо!..

Петров нервно закурил. Вызвал следователя Телегина. Когда тот явился, позабыв о своих корыстных интересах приказал:

— Вынеси постановление на арест Буслаева. Я санкционирую.

— Формулировка? — спросил Телегин, ничуть не удивившись, что речь идет не о стороннем лице, а о сослуживце.

— И ты начинаешь крутить… Формулировка — за неповиновение руководству, нежелание пресекать деятельность иностранных разведок на территории советского государства, за пособничеству врагу в проведении подрывной работы. Статью Уголовного кодекса сам подберешь.

— Слушаюсь, товарищ генерал!

— Иной меры пресечения за столь опасное преступление я не вижу. — Генерал вызвал конвой. Вошедшему офицеру приказал: — Арестовать Буслаева!

— Телегин — холуй! Я имею право отвести его кандидатуру как следователя? — с достоинством спросил Буслаев.

— Молчать! — гаркнул в ответ генерал.

— И еще одна просьба: вы могли бы отложить исполнение приказа на некоторое время?

— Пощады запросил, — самодовольно произнес генерал и вдруг изменился в лице. — Будь мужиком и умей отвечать за свои поступки, Буслаев!

— Да разве я о себе пекусь? Провалится агентурная разработка «Альбион». Преступники уйдут от наказания. Из страны утечет немало государственных и научных секретов.

— Это моя забота! И помни: нет незаменимых людей. Конвой, увести! — подтвердил генерал приказ.

Антона Буслаева увели. Лицо его было спокойно. Он понимал: Петров решил ему отомстить за прошлое и сегодняшнее поведение.

В состоянии гнева генерал выставил из кабинета и Телегина. Долго попыхивал трубкой, пуская кольца дыма. Раздался резкий звонок внутренней связи. Он поднял трубку, выслушал, ответил:

— Нет, нет, молодых не берите и не присылайте. Я не пионервожатый, а Управление — не детский сад! — Бросил трубку. — Черт знает что! Кадровики называются!

Выпил боржоми. И снова звонок, но по городскому аппарату.

— Генерал Петров, — произнес он, как ни в чем не бывало.

— Здравствуй, пупсик. Ты совсем позабыл свою душечку, — послышалось из трубки.

— Как же хорошо, что ты позвонила, любимая…

— Тебе что, плохо, да?

— Так, один тип донимает. Ну я показал ему, где кузькина мать живет и чем потчует.