В конечном итоге я пришел к заключению, что в общем-то все не так уж сложно: либо камень выйдет из почки и Пул поправится, либо нам придется каким-то образом обеспечить оказание ему необходимой помощи. Старк сказал ведь, что положение еще далеко не критическое; можно еще подождать и посмотреть, как пойдут дела.
В этот момент мои размышления были прерваны еще одним стуком в дверь. Раздвинув шторки, в каюту вошел Хэррис. Вид у него, так же как до этого у Старка, был озабоченный.
— Ну а вы с чем пришли, Хэррис? — спросил я. — Уж не появились ли камни в почках вашего гидролокатора?
На лице Дика появилась гримаса.
— Пожалуй, что-то в этом роде, сэр, — сказал он. — Но только не в гидролокаторе, а в эхолоте.
Чтобы понять, чем грозит неисправность эхолота, мне не требовалось таких разъяснений, как о камнях в почках. Это известие очень встревожило меня.
— Что случилось, Хэррис? — спросил я.
Отвечая, Хэррис, как обычно, тщательно подбирал слова.
— Наш эхолот постепенно теряет чувствительность, поэтому я начал проверять, в чем же дело. Мощность эхо-сигналов становится заметно слабее. Вчера вечером я повозился пару часов, и мне удалось кое-что улучшить, но сигнал оставался все еще слабее нормального. Сейчас эхо-сигналы опять слабы, и в любой момент эхолот может выйти из строя совсем.
— В чем же причина? — спросил я. — Где, по-вашему, неисправность — в излучателе или в передающей или принимающей части аппаратуры?
— Пока что я не знаю. Все, что можно сейчас сказать, это то, что излучаемый сигнал нормальной мощности, а отраженный значительно слабее. Может быть, мы обнаружим неисправность в приемной части и, если найдем нужные детали, постараемся быстро привести эхолот в порядок.
— Непременно докладывайте мне о ходе дел, Хэррис, — сказал я. — Эхолот имеет исключительное значение для безопасности нашего плавания, тем более что наш маршрут проходит через такие районы океана, где рельеф дна почти не нанесен на карты.
Когда Хэррис ушел, я снова задумался. На картах районов, прилегающих к побережью Южной Америки, были обозначены несколько мест с относительно малыми глубинами. На карте это были маленькие точки, где, видимо, были подводные вершины, обнаруженные более или менее случайно проходившими над ними судами. Надводные корабли веками могли ходить над этими вершинами, даже не подозревая об их существовании. Но ведь «Тритон» шел на сотни метров глубже, чем надводные суда. На той скорости, с какой мы шли, наш корабль получил бы тяжелое повреждение даже от простого соприкосновения с дном, не говоря уже о том, что произошло бы, если бы мы ударились об отвесную скалу, подобную той, которую мы обнаружили неделю назад в районе острова Сан-Педро. Значение эхолота для плавания в неисследованных водах трудно переоценить.
К счастью, принятие решения в связи с этой неприятностью также можно было отложить на некоторое время. В это время «Тритон» шел по глубоководной части Южной Атлантики, и в течение нескольких часов эхолот показывал сравнительно ровное дно. Однако через пару дней мы войдем в менее глубоководные районы. Там структура дна такова, что могут быть скальные образования, поэтому эхолот в этих районах совершенно необходим.
В центральном посту гидроакустики уже сняли крышки с консоли эхолота и производили замеры. А на нижней палубе следующего отсека, в посту наблюдения за воздушной обстановкой, где принимали и анализировали данные радиолокационного наблюдения, специалисты по электронике Симсон и Докер склонились вместе со своим командиром лейтенантом Раббом над заводскими инструкциями и схемами к эхолоту.
В кубрике я увидел Пула. Несмотря на все услышанное от Старка, я был совершенно поражен, когда увидел Пула. Опираясь на локти и колени и спрятав опухшее лицо в подушку, он корчился от мучительной боли. Его койка была верхней, и забираться на нее надо было по приставному алюминиевому трапу. Трап был приставлен к койке, и санитар Фикел стоял на нем так, чтобы подхватить Пула, если во время очередного приступа боли тот случайно выпадет из койки.
Несколько подвахтенных матросов, занимавших соседние койки, испытующе смотрели на меня. Они понимали, конечно, что врач сделал все возможное, но в их глазах можно было безошибочно прочитать вопрос: «Неужели вы не можете сделать еще что-нибудь для того, чтобы облегчить его страдания?»
Я резко повернулся и пошел в кают-компанию. Там, делая вид, что не замечаю беспокойных взглядов двух-трех офицеров, я молча взял чашку черного кофе и ушел в свою каюту. Мне нужно было о многом подумать.
Сперва я решил обдумать менее трудную проблему. Эхолоты выходят из строя очень редко. В моей практике таких случаев не встречалось. Эхолот — не такой уж сложный прибор, и на флоте им пользуются очень давно. В нашем, возможно, нарушился какой-то контакт или одна из деталей оказалась недостаточно прочной. В этом случае мы легко обнаружим неисправность. Но меня беспокоило то, что излучатель эхолота медленно утрачивал чувствительность. Если неисправность в излучателе, то мы ничего не сможем сделать, так как единственный способ добраться до него — поставить лодку в док. Раньше излучатели эхолотов устанавливались на подводных лодках, — вероятно, с учетом возможности их повреждения — в носовой дифферентной цистерне, где к ним имелся доступ. Если бы это было так же на «Тритоне»! Без эхолота наше плавание становится несравненно более рискованным. Что же делать, если эхолот не удастся отремонтировать?
Одно только ясно: какими бы серьезными ни были трудности, вызванные выходом из строя эхолота, мы будем продолжать наш путь. Я знал, что на Адамса можно положиться, он предпримет все возможные меры, чтобы компенсировать отсутствие такого жизненно важного для навигации прибора.
Болезнь Пула была проблемой потруднее, а мой опыт в этих делах был несравненно меньшим. В медицинском справочнике, который дал мне Старк, лечение камней в почках описывалось очень подробно. Все сводилось к тому, что необходима исключительно сложная хирургическая операция. Я внимательно читал эту книгу, несколько раз перечитывал то место, где описывалось, что может произойти, если больному не будет обеспечено надлежащее лечение. В конце концов я пришел к выводу, что дело не в нас, а в том, будет ли Пулу лучше или хуже.
Досадно, если нам придется всплыть и, следовательно, нарушить условие непрерывности плавания под водой, но еще хуже, если нам придется не только всплыть, но и войти в иностранный порт.
В унынии я решил, что 1 марта для нас определенно несчастливый день и что беда приходит не одна. Единственное, что утешало, — это то, что можно было не торопиться принимать окончательное решение.
Около семи часов вечера в моей каюте появились Старк и Фиерс. Я сразу же почувствовал, что случилась еще какая-то неприятность. Первым заговорил Старк:
— Сэр, вас должно обрадовать, что Пул чувствует себя лучше, он встал на ноги. Видимо, боли у него прошли.
— Хорошо, — сказал я радостно. — Вы нашли камень?
— Нет, но это и не удивительно. Иногда их очень трудно найти, — ответил он торопливо, как будто хотел поскорее все выложить.
— Ну что же, — заметил я, все еще во власти какого-то дурного предчувствия, — это неплохо. А что еще у вас?
Фиерс тщательно прикрыл за собой металлическую дверь каюты, затем тихо сообщил, что наблюдаются серьезные нарушения в работе одного из наших реакторов. Итак, день 1 марта оказался для «Тритона» действительно несчастливым: целых три неприятности в один день.
В инструкциях по эксплуатации реакторов указаны точно рассчитанные рабочие параметры. Если эти параметры изменятся в ту или другую сторону, инструкции рекомендуют принять определенные меры. В одних случаях достаточно изменить только некоторые регулируемые показатели работы реактора. В других — реактор приходится выключать, чтобы выяснить причину изменения параметров; в этих случаях реактор не разрешается запускать до тех пор, пока не будет устранена неисправность. И наконец, есть случаи, когда срабатывает автоматическая система безопасности, которая мгновенно прекращает работу реактора без вмешательства человека. Это сопровождается оглушительным воем сирены.