Очередное упоминание о ханхах вызвало у меня нешуточное раздражение. Да что за цирк-зоопарк в самом-то деле?! Пора уже внести ясность в этот вопрос! Хорошим началом для всей этой истории вполне мог стать рассказ Кальцева. И для него сейчас как раз имелось достаточно времени. Доктор занялся ожогами Загребельного, а мы с Александром вынуждены были просто сидеть на старых ящиках и ждать: я – своего друга, одинцовский разведчик – очереди на обработку своего воспаленного лица.

– Кальцев! – я легонько толкнул соседа в плечо.

– Чего? – тот сидел, уставившись в пустоту перед собой.

– Рассказывай.

– О чем?

– Не зли меня! – предупредил я. – Обо всем, начиная с того самого дня, как вы ушли из Одинцово.

– С той ночи, – поправил меня Александр.

– Да точно, – я кивнул, припомнив ту безумную идею передвигаться в темное время суток, а днем отсиживаться в разоренных деревнях и поселках.

– Так вот в первую ночь удалось пройти гораздо меньше, чем планировалось, – продолжая глядеть в пространство перед собой Кальцев начал рассказ. – Вместо двадцати километров, сделали всего двенадцать-тринадцать и едва успели дотащиться до Успенского, есть такое село на полпути к Звенигороду.

– Есть, – подтвердил я. – Бухти дальше.

– Ночью оказалось идти куда сложнее, чем мы предполагали. Во-первых, довольно сложно пришлось со светом. Его приходилось постоянно держать, так чтобы не образовывалось разрывов и промежутков. Во-вторых, вокруг ни черта не разберешь. Дорогу иногда по полчаса искали, а то и дольше. И, в-третьих, женщины и дети сразу раскисли. Страхи, метушня, истерики, почти паника. Пока порядок наведешь… – на этом месте разведчик горестно вздохнул. – Ох, короче, полный мрак!

– Ну-у, где-то так я и предполагал, – подал голос Загребельный следивший за повествованием с импровизированного операционного стола, который как две капли воды походил на полированную барную стойку, доставленную из какого-то судового питейного заведения. – Призраки рядом были?

– Всю ночь, – Кальцев медленно кивнул. – Видеть то мы их не видели, зато слышали прекрасно. Эта их проклятая песенка про шабаш…

– Но до Успенского все дошли? – я попытался вернуть повествование от охов и вздохов, к чему-то более конкретному и информативному.

– Дошли, – подтвердил рассказчик. – Забаррикадировались там в какой-то то ли школе, то ли лицее. Здание новое добротное и главное почти целое. Так что атаку кентавров вполне могло выдержать.

– И что была атака? – в моем голосе было полным-полно горькой иронии.

– Не было, – признался одинцовец, но тут же поспешил оговориться: – Там на северной окраине села кладбище оказалось, а на нем толпа упырей. Так что шестилапым и без нас было чем заняться.

– Хм! – я хмыкнул, удивляясь тому, до чего же просто таки до тупости упрямыми бывают некоторые люди. Категорически не хотят замечать очевидные вещи.

– Вечером собрались и ушли, – Кальцев сделал вид, что не понял мою иронию. – Пошли по Рублево-Усперскому шоссе, дальше сплошные села, деревни, поселки и Малое Московское кольцо. Заплутать невозможно. Так что еще до рассвета добрались до Звенигорода. – Дойдя до этого места Александр поморщился. – А там пусто. Периметр в двух местах проломан, будто его бульдозером снесли, все усыпано стрелянными гильзами и не души.

Это его «не души» прозвучало в гробовой тишине. Даже доктор прекратил возиться со своими мазями и тампонами. Получилась настоящая минута молчания по пяти сотням безвинно убиенных душ.

– Похоже, Звенигород погиб одновременно с Красногорском, – угрюмый голос Лешего наконец нарушил тишину. – Если от трупов и следа не осталось, то получается, что с момента боя и до вашего-то там появления прошло как минимум дней пять. Как раз сходится.

– Сходится, – кивнул разведчик.

Я где-то внутренне, и причем уже очень давно, был готов к известию о гибели Звенигородской колонии. Не могли кентавры пойти на Одинцово и позабыть о Звенигороде, да и об Истре тоже. И рассказ Кальцева лишь стал тому подтверждением. А вот что касается Крайчека и его людей… то здесь такой пасмурной уверенности у меня вовсе не было. Александр остался жив, значит, могли уцелеть и они. Желание поскорее узнать правду заставило практически закричать:

– Да не тяни ты! Давай дальше!

– Дальше мы стали готовится к дневке, чем попало забивать дыры в периметре. Да только так и не успели довести дело до конца. Откуда не возьмись, появилась целая армия кентавров. Твари пришли с севера и их было очень много.

– Ну…? – выдохнул я с замершим сердцем.

– Их было много, – повторился Кальцев. – Они прекрасно видели нас, но почему-то не стали атаковать. Орда обошла периметр стороной и ушла куда-то на юг.

Перебивать одинцовца ни я, ни Загребельный, ни тем более доктор не стали, но из наших глоток практически одновременно вырвались вздохи облегчения.

– Вот тогда-то среди людей и поднялся ропот, – продолжил Александр. – Вдохновителем его стала Нина Андреевна, да и профессор Дягилев с Ковалевым тут же подписались. Мол, Ветров дело говорил, а мы ему даже за стену не пустили. Да и еще потом, как полные идиоты, в ночь поперлись. Хорошо, что пока нам везет, и еще все живы. Но кто скажет, чего ждать от завтрашнего дня или вернее ночи?

Весть о том, что Главный сдержал слово и выторговал нам пусть и временное, но все же перемирие с кентаврами, стала бальзамом на душу. Целебным таким бальзамом, но одновременно и горьким до слез. Цирк-зоопарк, ведь это был последний из ЕГО даров. Главный был с нами тысячи лет, а вот теперь все, конец! Он умер, точно так же как и созданный им мир.

– Крайчек долго колебался, – голос Кальцева вырвал меня из плена неожиданно нахлынувших воспоминаний, в которых прямо на моих руках отошел в небытие бог в грязной выцветшей бандане. – Но, в конце концов, все же, не устоял и согласился дальше продвигаться только днем.

– А ты? – очнувшись, я поглядел в глаза одинцовского разведчика.

– Что я? – Александр еще не до конца понял, о чем его спрашивают, но сразу же заметно напрягся.

– Ты и Скуба, кого поддерживали вы?

– Это что сейчас так важно? – огрызнулся Кальцев.

– Сейчас может и не важно, – подал голос Леший, – Но кто его знает, как оно дальше сложится.

– Не шевелитесь, пожалуйста, товарищ подполковник, – потребовал Рыбин. – Мне и так неудобно.

– Виноват, – Андрюха отвел взгляд от Кальцева и вновь уставился в каменный потолок.

– Я сомневался. Скуба был против, – выпалил одинцовец. – Тетерь довольны?

– Теперь довольны, – спокойно кивнул я. – Дальше.

– День провели в поисках всего того ценного, что еще могло оставаться в поселке, ну и конечно же людей. Вдруг кто спрятался и выжил. – Тут Александр сделал паузу и тяжело вздохнув, резюмировал: – Никого. Только нашли немного консервов и патрон, вот и все.

– Стоп, консервы! – вспомнил я и подтянул к себе лежащий невдалеке вещмешок. Добыв из него все четыре банки, я продемонстрировал их доктору и пояснил: – Вот, Черкашин сказал вам отдать.

– Консервы это хорошо! Редко попадаются, – медик, украдкой проглотил слюну и быстро отвел взгляд от жестянок. – Будете приходить сюда и потихоньку есть.

– Не понял?! – выдохнули мы с Загребельным одновременно.

– Чего ж тут не понять? – Рыбин хмыкнул. – Вам на наши «разносолы» сразу переходить ни в коем случае нельзя. Несварение может случиться. Так что хотя бы недельку будем смешивать рацион. – После этого объяснения, врач сразу же обратился к Кальцеву: – Саша, а у тебя как? Просрался наконец?

– Угу, – одинцовец кивнул чисто автоматически. По всему было видно, что мыслями он сейчас находился где-то очень далеко.

– Запомните, запор это лучше, чем понос, – между тем наставительно и притом совершенно серьезно произнес стоматолог. – При поносе идет обезвоживание организма. А воды у нас и так мало, порциями выдаем. Так что если начнете дрестать, ноги в руки и бегом ко мне. Понятно?

– Понятней некуда, – я ответил за нас обоих, так как Андрюхе было не до разговоров. Как раз в этот момент Рыбин ножницами срезал с его верхней губы отслоившуюся кожу.