— По рукам, — согласился я. — Но письмами я займусь сам.

— Каким образом? Твои портреты во всех газетах, Берн. Тебе не пройти мимо дежурного администратора. Давай я заберу. Я же могу войти туда как к себе домой.

— Одолжи мне твою бляху, — сказал я, — и я сделаю то же самое.

— Очень смешно.

— Письма в надежном месте, — продолжал я. — Никто их не потревожит. Я доберусь до них сразу же, как только будет возможность, но спешить ни к чему. А тебе, Рэй, не достать их, даже если будешь знать, где они находятся.

— Не пойму тебя, Берн.

— Рэй, я могу рассказать тебе все, что знаю про эти письма, но ты все равно не найдешь их. Поверь мне.

— Ладно, — кивнул он. — У тебя так же ловко получается прятать вещи, как и находить их. Остается надеяться, что ты не спрятал их где-нибудь в номере Ландау.

— Как бы мне это удалось? Вы небось перерыли там все сверху донизу.

— Конечно, — согласился Рэй. — И твой номер тоже. Включая медведя.

— Медведя? Паддингтонского мишку?

— У тебя в номере, на каминной полке.

— И ты решил, что он может скрывать двухдюймовой толщины папку с письмами? Интересно, где? Может, под красной курточкой?

— Не письма, — покачал он головой. — Он мог скрывать воровские инструменты или даже маленький пистолет.

— Это пушка у тебя в лапах или ты просто рад меня видеть? — произнесла Кэролайн, словно кого-то цитируя. — Рэй, неужели ты с твоими дружками вспорол медвежонка Берни? Если так, полагаю, у него есть все основания подать на тебя в суд.

— Ага, и жалобу в Общество защиты животных, — ухмыльнулся Рэй. — Но мы всего лишь просветили его рентгеном, так что успокойся. В общем, мы все тщательно обыскали, Берн, и у тебя в номере, и у нее, но, конечно, это не наркотики, которые ищут с собакой. Да и как собака поможет найти письма какого-то писаки?

— Может, дать ей понюхать образец почерка Гулли Фэйрберна?

— Или лиловый конверт. Я знаю, какой ты сообразительный, поэтому распорядился, чтобы двое моих людей тщательно просмотрели все ее папки в поисках чего-нибудь лилового. Идеальный способ спрятать эти письма — засунуть их в другую папку.

— Как «Похищенное письмо»,[11] — заметила Кэролайн.

— Похищенное или не похищенное, — буркнул Рэй, — но парни вернулись ни с чем. Конечно, мы не стали разбирать стол или дверцу холодильника, так что ты мог бы посетить еще раз номер Ландау и найти свой хитроумный тайник. Вот только номер опечатан как место преступления. Тебе туда не попасть.

— Мне и не надо.

— Тем лучше, — сказал Рэй. — Значит, они где-то в другом месте, там, откуда ты можешь их забрать.

— Вот-вот.

— А я не могу.

— Не можешь, не производя шума и не привлекая больше внимания, чем тебе хотелось бы.

— А кому этого хочется? — пожал плечами Рэй. — Ладно, Берн. Значит, будем пока играть по твоим правилам. Не торопись, но и не затягивай, договорились? У меня и так дел невпроворот с этой дамочкой, которой дали по башке. Говорят, она знаменитость, хотя никто из моих знакомых слыхом о ней не слыхивал. Кстати, ты, случайно, не знаешь, кто ее прихлопнул?

— Если это вообще предумышленное убийство…

— Нет, я знаю, что ты ее не убивал. Но ты опередил нас на месте преступления, и что-то могло навести тебя на мысль. Пусть даже ты ничего такого и не заметил, ты вообще умеешь запудрить копам мозги и выйти сухим из воды. Только что ты арестован — а в следующую минуту уже объявляешь в комнате, полной народу, кто настоящий убийца.

— Очень хорошо, что в этой комнате не так много народу, — заметил я, — потому что в данный момент мне совершенно нечего сказать.

— Честно, Берн?

— Абсолютно. Понятия не имею.

— Но ты ведь можешь на что-нибудь наткнуться, — не унимался Рэй. — Так уже бывало не раз. Если наткнешься — знаешь, к кому с этим идти.

— Конечно, Рэй. Мы же партнеры.

— Вот именно, Берни. И обычно у нас вместе очень неплохо получалось. У меня есть предчувствие. Мне кажется, мы с честью выберемся из этой переделки. — Он приостановился у двери. — Кэролайн, было очень приятно. Ты почти не проронила ни слова.

— У меня не было возможности, Рэй.

— Может, в этом все дело. Ты куда меньше действуешь на нервы, когда не открываешь рта.

— Интересно, — хмыкнула Кэролайн, — а чем ты это чувствуешь?

— Ну вот видишь! Только открыла рот — и такая же стерва, как всегда. А пока молчишь, все в порядке. Кстати, ты как-то иначе выглядишь.

— А?

— Говорю, ты иначе выглядишь. Обычно ты похожа на собаку, которая вот-вот кого-нибудь цапнет.

— А сейчас я похожа на пуделя, вымытого и причесанного.

— Нет, скорее на пушистого кокер-спаниельчика, — ответил Рэй. — Ты выглядишь мягче и добрее. Что бы ты ни делала, — заверил он, открывая дверь, — продолжай в том же духе. Мой тебе совет.

Глава 10

— Что бы ты ни делала, — проворчала Кэролайн, — продолжай в том же духе. Совет Рэймонда Киршмана, основателя Школы Очарования.

— Ты же знаешь Рэя.

— Знаю, — кивнула она, — и не перестаю сожалеть об этом. Вот крыса.

— Из-за того, что он наговорил обо мне?

— Скорее уж обо мне. Он заметил, Берн. Он не понял, что он заметил, но тем не менее заметил.

— Что волосы у тебя длиннее, чем раньше?

— Волосы не главное. Одежда тоже. Посмотри на эту блузку.

— А что с ней?

— Ты бы такую надел?

— Ну, — призадумался я, — пожалуй, нет. Но я же мужчина, Кэролайн.

— А она слишком женственная, правильно?

— Ну да.

— Вот что происходит, Берн. Я становлюсь женственной. А взгляни на мои ногти.

— А с ногтями что случилось?

— Просто посмотри на них.

— Ну и?

— Они никак не изменились?

— Коротко подстрижены, — принялся рассуждать я. — Лака нет, по крайней мере, я не замечаю. Если ты только не пользуешься бесцветным лаком для укрепления ногтей.

Она отрицательно покачала головой.

— В таком случае, насколько я могу судить, они такие же, как были.

— Правильно.

— И в чем проблема?

— Проблема, — сказала она, — внутри.

— Под ногтями?

— Под кожей, Берн. Они такие же, как всегда, но впервые они выглядят не так, как надо. Для меня, разумеется. Они выглядят короткими.

— Они и есть короткие. Как всегда.

— До сей поры, — продолжала Кэролайн, — они мне не казались короткими. Они были нормальными. Теперь я смотрю на них — и они кажутся мне короткими. Непривлекательно короткими.

— О-о.

— Словно они должны быть длиннее.

— В самом деле?

— Как мои волосы.

— О-о.

— Ты понимаешь, что происходит, Берн?

— Кажется, да.

— Это Эрика, — сказала она. — Она превращает меня в куклу Барби. А что дальше, скажи, пожалуйста? Крашеные ногти на ногах? Проколотые уши? Берн, ты будешь спать с медвежонком, а я сама им стану. Крысы.

— Но ты все еще употребляешь сильные выражения.

— Это пока. Скоро услышишь, как я буду говорить «мышки». Берн, я думала, у тебя нет этих писем.

— Нет.

— Тогда как ты оставил отпечаток на конверте?

— Таким образом я узнал номер комнаты Ландау. Помнишь? Я сделал вид, что подобрал с полу конверт, на котором значилось ее имя…

— И портье положил его в ее ящик. Ты, случайно, выбрал не лиловый конверт?

— Мне нужно было что-нибудь заметное. Я знал, что Фэйрберн всегда пользуется лиловыми конвертами, ну и…

— А что было в конверте?

— Просто лист чистой бумаги.

— Лиловой бумаги?

— А какой же еще?

— Ты что, хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ? Она получает письмо, думает, что от него, и достает пустой лист. Я бы на ее месте решила, что это смертельная угроза от немногословного человека.

— На самом деле я полагал, что она не успеет получить конверт прежде, чем я доберусь до тех писем, а потом она решит, что это прощальная шутка Фэйрберна.