— Очень хитроумно… Очень доказательно… — бесстрастно как эхо откликнулся господин Синтез.

— Что же касается этого громадного железного полотна, — Тай Ляое не почувствовал в голосе старика ни малейшего намека на иронию, — то все говорит о том, что оно предназначалось для жертвоприношений. Оно имеет, — точнее говоря имело, ибо эрозия нарушила его конфигурацию, — четырехугольную форму, прямые и параллельные поверхности, значительная же толщина пластины опровергает мысль об его использовании в каком-либо промышленном механизме. Должно быть, его было нелегко сдвинуть с места, учитывая, что доисторический человек был слабосилен и не владел теми способами перемещения тяжестей, какими владеем мы.

— А что натолкнуло вас на мысль о жертвенном алтаре?

— Вес пластины и ее форма, металл, из которого она изготовлена. Что удивительного, если человек железного века для принесения жертв своему идолу использовал в капище[122] именно этот металл?

— Значит, вы располагаете какими-то данными об этом доисторическом божке?

— Вот он, этот металлический монстр[123], — заявил Тай-Ляое, указывая на пушку, стоящую на своей изъеденной коррозией казенной части. — Его нелегко узнать и определить его первоначальную форму, так потрудилось время.

— Однако, как ни тщись, при всем желании невозможно угадать в этой… в этом предмете абрисы[124] человеческого тела.

— Да кто вам сказал, что доисторические люди хотели уподобить себе железного истукана? Я думаю, это скорее символ, созданный согласно неким обрядам…

— А почему он полый внутри?

— Безусловно, это сделано для того, чтобы его легче было устанавливать. Быть может, внутрь ему вливали некие особые субстанции… Но это только догадки. Вы и представить себе не можете, какие сложности возникают на пути познания в этой области, где на каждом шагу нехватка точных документов, где надо передвигаться необычайно медленно, чтобы не нагородить ерунды. Итак, подытожу, несмотря на возможные ошибки, которые заранее признаю. Этот железный стол, эта полая колонна, также железная, найденные на севере нашей провинции под глубокими песками — вероятно, на дне отступившего моря — являются культовыми предметами железного века. В этой связи хочу обратить ваше внимание на странную склонность человека того времени к гигантомании, на что у него не было ни сил, ни средств. Посмотрите на эти массивные и тяжелые предметы, а теперь вспомните наших мао-чинов, которые весьма похожи на своих пращуров, — сколько бы они ни пытались, им никогда не сдвинуть эти экспонаты с места. Уму непостижимо, как люди своими силами обрабатывали подобные колоссы[125] и воздвигали их.

— По-моему, сцена принесения человеческих жертв очень удалась вашему художнику, — с видом полнейшего равнодушия ввернул господин Синтез. — Действительно, это искупительное жертвоприношение…

— Огромное количество скелетов, обнаруженных в песках вокруг этих предметов, делает такую гипотезу более чем правдоподобной. Почему бы этому оссуарию[126] не хранить останки людей, принесенных в жертву идолу?..

— Совершенно верно.

— Быть может, мне не следует быть столь категоричным, так как слои почвы наверняка неоднократно перемешивались. Но веское доказательство, на которое я смело опираюсь, — вот этот бронзовый крест. — Тай Ляое указал на винт, найденный среди железных предметов. — Он, по всей видимости, принадлежит к другой эпохе.

— Почему, Большой-Пожилой-Господин?

— Потому, что железный век и бронзовый не могли быть одновременно. А вот поди ж ты — железный стол с колонной и бронзовый крест найдены рядом! И еще одно вызывает недоумение — почему крест? Почему стороны развернуты справа налево? Было бы их пять-шесть, можно было бы подумать, что мао-чины хотели изобразить звезду.

— Что вы скажете, — швед указал на трансмиссию, — об этом большом железном стержне, который, несмотря на возраст сохранил свою цилиндрическую форму?

— Он размещен здесь, в железной галерее, хотя, по моему мнению, должен быть выставлен в другом зале, где демонстрируются изделия из глины и терракоты[127].

— Пройдемте, будьте любезны, вон в ту галерею, там вы все сразу поймете.

Группа посетителей, живо заинтересованных этой непринужденной беседой, тотчас двинулась в указанном направлении. Господин Синтез, который пообещал себе ничему не удивляться, увидел лежащую на полу… длинную и узкую кирпичную заводскую трубу. Она во многих местах лопнула, однако куски были плотно пригнаны один к другому, так что форма сохранилась.

— Этот предмет, вне всякого сомнения, — продолжал Тай Ляое, — представляет собой фрагмент подземного канала, по которому мао-чины перегоняли из одной точки в другую питьевую воду. Хорошо сохранившийся канал относится к очень отдаленной эпохе, он современник железного века. Его обнаружили в наносных почвах, в глубинных пластах, вместе с немногочисленными обломками человеческого жилья.

— Но — железный стержень?.. — Господин Синтез хотел вновь направить разговор на трансмиссию.

— Его диаметр в точности соответствует диаметру кирпичной трубы. Мы предполагаем, что он мог служить матрицей[128] для рабочих, придавших подземному каналу идеально круглую форму. Какого вы обо всем этом мнения, Сьен-Шунг? Кажутся ли вам доказательными плоды наших дедукций[129], и положа руку на сердце до конца ли вы убедились в том, что наши попытки реставрации заслуживают одобрения настоящих ученых?

— Мне кажется, что ваши исследования доисторического мира чрезвычайно привлекательны и, на удивление, изобилуют подробностями.

ГЛАВА 6

Социальная структура. — Матери семейств. — Сжатие мозга. — Глухой ночью. — Равнина, которая мгновенно становится то черной, то белой. — Способ простой, но странный. — Оптический телеграф. — Пятьсот тысяч человек, занятых свертыванием и развертыванием полотен. — Почему не световые сигналы? — Числовая система, применяемая для передачи сигналов.

Стояла ночь. Воздух был необычайно прозрачен — на небе ни облачка, ни малейшего тумана в атмосфере. Над головой — невыразимо ярко сияющие звезды.

Ночь, как бы специально созданная для поэтов и… астрономов.

Господин Синтез, вдоволь отведав разнообразных яств, занят пищеварением, вернее, усвоением веществ, которым он отдал должное как человек, которому десятитысячелетний пост послужил аперитивом[130].

Его любезные хозяева, тоже изрядно подзаправившись, готовятся к путешествию, сама мысль о котором заставляет учащенно биться сердце старого шведского ученого.

— Терпение, Сьен-Шунг, — в десятый раз повторил Тай Ляое. — Вы ведь знаете, с какой поразительной скоростью мы передвигаемся. Для чего же вылетать заранее, чтобы потом ждать? Еще не время. Давайте лучше пока побеседуем.

— Ну что же, давайте. Разрешите прежде всего отметить одну особенность, которая успела поразить меня, хоть я и пробыл у вас всего один день. Только что осматривая многолюдный город — Тимбукту, я не заметил там никаких признаков торговли и промышленности. Согласитесь, что такое положение вещей сбивает с толку выходца из эпохи, в которую особенно процветали и коммерция и индустрия.

— А для чего торговать и спекулировать? Разве мы можем увеличить свое благосостояние, у нас и так есть все необходимое, а излишки не нужны. Наши потребности минимальны, а обжорство — неизвестный нам порок. Умеренный климат не подвержен колебаниям, так что нет забот, связанных со сменой времен года. Простая, просторная, удобная одежда идеально соответствует физическому сложению и обеспечивает полный комфорт. Покрой платья прочно утвердился в обиходе, правда, через много лет после принятия законов против роскоши.