Турки обязывались не пропускать в Черное море никого, кроме русских. Всем русским эскадрам — во время войны с французами — разрешалось свободно плавать из Черного моря в Средиземное и обратно. Начальники турецких портов и арсеналов должны были повиноваться русскому адмиралу Ф. Ушакову. Турки же брали на себя снабжение всем необходимым русской эскадры. Турецкая эскадра присоединилась к эскадре Ушакова для совместных действий.
В Статье I «Союзного и оборонительного договора», заключенного между Россией и Турцией в Константинополе 23 декабря 1798 г. (3 января 1799 г.), в частности сообщалось: «Мир, дружба и доброе согласие да пребудут между его вел. имп. всеросс. и его вел. имп. оттом., их империями и подданными на твердой земле и водах, и да сопровождаются вследствие сего оборонительного союза таковою искренностью, что друзья единой стороны да будут друзьями и другой, неприятели же одного из них да почтутся такими же и другому; и для того во всяких делах, интересующих обоюдное их спокойство и безопасность, обещают сии откровенно сноситься и принимать общие меры к преграде всякому враждебному и беспокойному против них намерению и к предохранению от того всеобщего спокойствия».
А в статье XIII говорилось о восьмилетнем сроке договора.
Нужно отметить, что стороны выдержали ровно 8 лет «мира, дружбы и доброго согласия». Турция объявила войну России 30 декабря 1806 г. после того, как русские войска вторглись на территорию Молдавии.
Но парадоксы русско-турецких отношений, которые на протяжении всей истории оставались, мягко говоря, не слишком дружелюбными, не ограничивались Константинопольским союзным договором.
В 1831 году в Оттоманской империи разразилась настоящая междоусобная война. В двух словах напомню ее суть. Мятежная провинция Египет во главе с Мехмедом Али, двинула в Турцию свои устроенные по европейскому образцу войска под командованием приемного сына Махмеда Али — Ибрагима. Египтяне взяли Газу, Яффу, Иерусалим, Акку и Дамаск. 29 июля Ибрагим разбил армию султана при Бейламе, а 21 декабря 1832 г. при Конии вновь наголову разгромил турок, в пять раз превосходящих его по численности. Причем командующий турецкой армии великий визирь Рашид Мехмед попал в плен.
В этой ситуации султан Махмуд, отчаявшись добиться помощи со стороны своего «вечного» союзника Англии, обратился к России. «Последняя согласилась помочь стесненному со всех сторон султану и предложила ему флот и армию для защиты Константинополя. Она тотчас же отозвала своего посла из Александрии и объявила себя на стороне Махмуда.
Несмотря на все это, Мехмед Али упорно стоял на своем и требовал себе всю Сирию. Тогда немедленно пришла в Босфор русская эскадра, в Скутари высадился десант, а другая часть армии двинулась с Дуная но направлению Константинополя.
Обеспокоенные расширением русского влияния на Ближний Восток, Англия, Франция и Австрия использовали все возможности, чтобы султан принял условия мятежников. Но это имело свои неожиданные последствия.
«Страшные жертвы, которых стоил султану этот мир, внушили Махмуду недоверие к западным державам и убедили его, что последние действовали в пользу его противника. Все его симпатии обратились к России (!). следствием чего был договор Ункиар — Скелесси (близ Скутари), подписанный 3 июля 1833 г., по которому между Турцией и Россией был заключен оборонительный союз на восемь лет. Обе державы обязались взаимно охранять свою безопасность и спокойствие и в случае нужды Россия обещала снабдить Турцию войсками в том числе, какое будет признано необходимым обеими державами. Тайная статья этого договора, кроме того, гласила, что Турция принимает на себя обязательство не пропускать через Дарданеллы никаких иностранных военных судов.
Эта статья, сделавшаяся скоро общеизвестной, была направлена, очевидно, против Франции и Англии, которые и потребовали от Турции отмены этого договора. Султан, однако, в резких выражениях отклонил это вмешательство».
Мир на этот раз длился достаточно долго, 20 лет, вплоть до 26 июни 1853 г., когда Николай I объявил о вступлении русских войск в Дунайские княжества и потребовал от султана признания его покровителем всех православных подданных Оттоманской империи.
Но речь идет о другом. Что испытывали турки, видя в начале 30-х на своей земле злейших врагов, явившихся защищать их от египтян Ибрагима? Что переживали русские солдаты, десантники и матросы, еще четыре года назад яростно сражавшиеся с османами и потерявшие в той войне многих товарищей?
Напомню, в 1827–1828 гг. русские войска, разгромив в ряде кровопролитных сражений турецкие армии на Балканах и Кавказе, заняли Андрианополь и Люли-Бургаз. До никем не защищаемого Константинополя было, как говорится, рукой подать. Это заставило Турцию подписать унизительный Андрианопольский мир (14 сентября 1828 г.), согласно которому, Россия получила устье Дуная и закавказские крепости. Мало того, Греции султан предоставлял фактически независимость и был вынужден открыть черноморские проливы.
А в 1832 г. русские шли к Константинополю уже как великодушные союзники. Но ведь всего четыре года назад они подходил и к нему как грозные победители!
Я ещё и еще раз задаюсь вопросом — что могли испытывать в тот момент русские солдаты? Ведь они понимали, что идут драться, умирать, заживо гнить от ран… во имя чего? За что? За кого? За тех басурман, которых еще четыре года назад поднимали на штык?!
Солдат — существо бесправное. Он выполняет приказы и сражается с теми, против кого его пошлет сражаться родина. Но это совсем не означает, что солдат — существо бездушное.
Несомненно, наемные армии прошлого имели свои преимущества. Платя солдатам жалованье и призывая к грабежу противника, можно было требовать от них беспрекословного подчинения, не утруждая себя выдумыванием высоких идей и целей, ради которых ведется война. Да и наемники зачастую были иноземцами.
Однако с тех пор, как основой боевого духа стали считаться патриотизм и сознательность, чувство боевого товарищества и фронтового братства, солдатам не раз приходилось решать для себя сложнейшую морально-психологическую задачу, которую ставила перед ними ВОЙНА.
Ибо «военные власти вовсе не должны связывать себя правовыми, т. е. основанными на каком-нибудь праве, «условными соглашениями»; они обязаны следовать исключительно велениям и нуждам момента. На войне вообще не должно быть непреложных законов и нерушимых обязательств; должны быть в силе лишь «военные обычаи», причем эти «военные обычаи» видоизменяются и эволюционируют согласно с волей военного предводителя».
Эта цитата принадлежит отнюдь не Н. Макиавелли, а немецкому юристу начала XX века, профессору Лабанду, считавшемуся светилом германской науки.
То, что на войне не существует никаких правовых «непреложных законов и нерушимых обязательств» по отношению не только к врагам, но и к союзникам, солдаты не раз ощущали на себе.
4 сентября 1944 г., приняв предварительные условия перемирия с СССР, правительство Финляндии заявило о своем разрыве с фашистской Германией. В тот же день финская армия прекратила военные действия против Красной Армии. В свою очередь, с 8.00 5 сентября 1944 г. Ленинградский и Карельский фронты по распоряжению Ставки Верховного главнокомандования закончили военные действия против финских войск.
Вслед за этим правительство Финляндии потребовало от Германии вывода ее вооруженных сил с финской территории к 15 сентября 1944 г.
Но немецкие войска не спешили выполнять это требование и терять выгодные базы в Скандинавии. В ночь на 15 сентября они совершили нападение на бывших союзников и попытались овладеть островом Гогланд. Это столкновение заставило финнов перейти к более решительным действиям. Причем в разгоревшихся боях финским войскам оказывала помощь авиация Краснознаменного Балтийского флота.
Советские летчики, бомбившие финнов на подступах к Ленинграду, еще на днях штурмовавшие их позиции под Куолисмой и Питкярантой, годами слышавшие в эфире тягучий говор ненавистного врага, теперь координировали с ним свои действия и рисковали жизнями, сражаясь за новых «братьев по оружию».