Каковы же причины восстания? По-видимому, все же гнет христианской Византии, преследовавшей и манихеев, и монтанистов, и евреев, а время от времени и монофизитов и всех прочих. Но особенно жестоко самых малочисленных - самаритян. Видимо, прав израильский историк Avi-Yonah, называя их поведение в VI в. «результатом отчаяния». «Внезапно самаритяне осознали, что перед лицом распространения христианства в Палестине и за ее пределами, у них не остается надежды на сохранение своего прежнего положения»⁸⁶.

В принципе, это большое восстание и еще большая резня не имели отношения к религии - оно было вызвано куда более серьезными причинами. Ведь не случайно основную часть восставших, которые выбрали себе предводителя из своих же рядов, составляли низшие слои: крестьяне, ремесленники, колоны, рабы, которым нечего было терять, кроме их жизней. Они-то и составляли активное ядро, в то время

Dux [лат. - вождь) - в Римской империи командир оперативного воинского соединения или командующий войсками отдельной провинции. (Примеч. peg.)

как представители высших слоев вели себя по-разному. Высший и самый малочисленный класс, способный конкурировать с христианизированными крупными землевладельцами и которому было что терять, тут же принимает христианство, по крайней мере внешне. Таким образом, восставшие не имели полной поддержки даже со стороны единоверцев. Для беднейших же и наиболее эксплуатируемых речь шла не о религии, не о революции и даже не о радикальных преобразованиях - но всего лишь об изменениях в рамках существующих порядков. Но и это было неприемлемо для класса христианизированных рабовладельцев, делавших все возможное для сохранения экономического и идеологического статускво⁸⁷.

Напротив, при совершении другого, несравнимо большего преступления - завоевании Юстинианом Запада - речь, несомненно, шла и о религии, и о политике, если они, вообще, могут быть разделены с точки зрения геополитики. Во всяком случае, при Юстиниане эти два понятия были неразрывно связаны, и его целью с самого начала было восстановление политического и религиозного единства мировой Римской империи. Ради этого он предпринял две большие войны, две завоевательные войны против двух германских, двух христианских народов, которые, правда, были еретиками и, следовательно, «увязли во всяческом бескультурье и животной дикости» (католик Шредль). Таким образом, «заветным желанием его сердца и его народа» стало «искоренение арианского засилья» (католнк Гефлер). Это «заветное желание» привело к полному истреблению вандалов и остготов и к их бесследному исчезновению⁸⁸.

Вандалы, или «против тех, кто гневит Бога…»

Вандалы, восточно-германское племя, упоминаемое уже Тацитом и Плинием Старшим, первоначально селились в Северной Ютландии (ныне Вендсиссель) и по берегам Осло-фиорда (ныне Халлингдаль). В I-II в. н. э. вандалы, состоявшие из хасдингов, которые погибли уже в Африке, и силингов, исчезнувших раньше, соседствовали с готами и бургундами в междуречье Буга и Эльбы, в Центральной Польше, на северо-востоке Германии и в Силезии, название которой восходит к названию вандальского племени силингов. Уже тогда они использовали лошадей, а позднее брали их с собой даже в морские захватнические походы. В середине III в. они осе-

ли на среднем течении Майна, а хасдинги - в верховьях Тисы. На протяжении нескольких поколений они жили на современной Венгерской равнине. В 406 г. вандалы-хасдинги при короле Годигизеле поднялись вверх по Дунаю до современного Регенсбурга, возможно, спасаясь от наступавших на Паннонию гуннов. Позднее они спустились в низовья Майна, где около 20 тысяч вандалов и их король Годигизель пали в тяжелых сражениях с франками, союзниками римлян. От окончательной гибели их спасло лишь вмешательство аланов и их короля Респендиаля. В рождественскую ночь 406 г. хасдинги, «уже христиане, ариане» (Тюхле/ Tiichle), вместе со своими старыми союзниками аланами, а также со свевами и примкнувшими к ним силингами в районе Майнца перешли по льду замерзший Рейн, не охраняемый римскими войсками, которые были брошены в Северную Италию для отражения вестготов. Христианские хронисты в ярких красках расписывают, как они грабили Майнц, убивая даже тех, кто искал спасения в церквах. Они захватили Вормс, Трир, Реймс, Амьен, Аррас, Турне, Нарбон, а также другие укрепленные города и населенные пункты. Повествуя о «траурном шествии гибнущего мира», епископ Ориенций из Оша в Аквитании в свое время писал: «Трупы валялись на улицах, и их обгладывали собаки». «В деревнях и в домах, на земле и на улицах - повсюду, на всех дорогах тут и там царили смерть, боль, истребление, поражение, пожар и беда. Вся Галлия превратилась в один гигантский дымящийся костер». А испанский епископ Гидаций уподобляет случившееся четырем бедствиям Апокалипсиса: мечу, голоду, мору и зверям земным (Откр., 6,Б)⁸⁹.

На самом деле все зверства, приписываемые этим чудовищным походам вандалов, были совершены позднее, прежде всего сарацинами. Напомним к тому же, что вандалы в ту пору, когда они опустошали Майнц и Галлию, когда они, согласно позднейшим преданиям, якобы убили епископов Дезидерия из Лангра и Атидия из Безансона, уже были христианами, по крайней мере хасдинги, «обращенные», по-видимо-му, еще в Паннонии. Они знали Библию и служили литургию вестготского епископа Ульфилы. По всей видимости, библейское изречение служило им боевым кличем еще в битве при Тулузе. В Испании они наверняка были христианами, haeretici, по свидетельству Сальвиана. И уж конечно, они считали, что царская власть - от Бога. Как и всем христианам, им было известно понятие «Царство Божье» как свидетельство тесной взаимосвязи государства и церкви⁹⁰.

В Галлии вандалы задержались на три года. Затем осенью 409 г. при короле Гундерихе (407-428 гг.), сыне Годигизеля, они вместе с аланами и свевами преодолели плохо защищенные Пиренеи и вторглись в Испанию (к вандалам восходит название испанской области Андалусия), где они на протяжении двух десятилетий вели тяжелые войны с готами, свевами и отчасти римлянами, сея опустошения, грабежи, убийства, голод и эпидемии. В ходе этих войн вестготы под предводительством Валлии в 416-418 гг. истребили силингов⁹¹.

Особую ненависть католического духовенства король Гун-дерих навлек на себя в Севилье, присвоив сокровища церкви Св. Винсента. После чего он скоропостижно скончался в 428 г. - не иначе как прогневив Бога. Власть унаследовал его сводный брат Гейзерих (428-477 гг.), внебрачный сын короля Годигизеля (который погиб на его глазах в битве с франками - по свидетельству Прокопия Годигизель был распят).

Гейзерих, сын рабыни, столь же одаренный и отважный, сколь и бесцеремонный, был хитрым дипломатом, под стать римлянам, и одним из «великих» германских политиков своего времени. В мае 429 г. ему удалось почти невозможное: он перебросил около 80 000 вандалов, среди которых были женщины, дети, старики и рабы, через Гибралтарский пролив в Марокко, где им, вероятно, загодя были подготовлены опорные пункты. А еще до этого им были наголову разгромлены преследовавшие вандалов свевы и императорские войска, что обеспечивало вандалам возможность к отступлению. С армией всего в 16 тысяч воинов, но с никогда дотоле не творимыми германцами зверствами ему удалось с боями захватить Северную Африку, страну, которая никогда не была самостоятельной, но всегда находилась под чьим-либо владычеством - карфагенян, римлян, вандалов, византийцев, арабов, турок, французов. Эту страну, хотя и ослабленную восстаниями мавров, религиозными, политическими и острейшими социальными конфликтами, населяло от 7 до 8 миллионов человек. И все же менее чем за год Гейзерих, преодолев сопротивление имперских войск, знати и католического духовенства, захватил территорию, береговая линия которой простиралась более чем на тысячу километров. При этом он захватывал крепости, используя метод, который впоследствии применял Чингисхан, т. е. сгонял окрестных жителей под стены, чтобы иметь живой щит или вызвать обилием трупов эпидемию среди осажденных, по крайней мере, об этом свидетельствует епископ Виктор из Виты, живший в конце вандальского правления. Весной 430 г. он разгромил войско имперского полководца Бонифация и захватил Гиппон-Регий, где как раз тогда скончался Августин (кн. 1, стр. 452)⁹².