Наместник императора Орест немедленно пожаловался в Константинополь, и тогда в Александрию примчалась орда Кирилловых монахов-пустынников, «уже издалека почуяв запах крови и ханжества» (Бьюри/ Вurry). Они поносили Ореста, крещенного в Константинополе, как идолопоклонника и язычника, и учинили насилие: пущенный камень пробил ему голову. И не вступись за него народ - он мог бы погибнуть. Совершивший покушение Аммон умер под пытками, а Кирилл воздал ему почести мученика, каковым его считали далеко не все христиане. В одной из своих проповедей он восславил монаха и 3 февраля 418 г. повелел увеличить численность своего штурмового монашеского отряда до 600 человек, несмотря на то, что императорский указ от 5 октября 416 г. сократил ее до 500 человек⁹⁰.

Смерть «мученика», соответственно, повлекла за собой убийство Ипатии.

В ходе беспорядков в Александрии в марте 415 г., которые, по Лакарьеру/ Lacarriere, не только произошли с согласия Кирилла, но и были спровоцированы им, была зверски убита Ипатия, известный всему тогдашнему миру и высокочтимый языческий философ, дочь математика и философа Теона, последнего из известных нам руководителей александрийского университета «мусейон» ³⁸. Учеником Ипатии был отец церкви епископ Синесий из Кирены, который в письмах величает ее «матушка, сестрица и учительница», «возлюбленный Богом философ». Среди ее слушателей были и христиане. Например, с ней любил общаться - к вящей досаде Кирилла - и praefectus augustalis ³⁹ Орест. После того как патриарх распалил народ, в своих проповедях клеймя Ипатию как колдунью и распространяя о ней клеветнические слухи, на нее предательски напали монахи Кирилла под водительством клирика Петра, затащили в церковь Каисарион, сорвали одежду и буквально искромсали осколками стекла, а ее расчлененное тело было публично сожжено - «первая отмеченная в истории охота на ведьм» (Тисс/ Thiess)⁹¹.

Более того, заодно начали преследовать и язычников А патриарх Кирилл всеми рассматривался как «духовный отец преступлений» (Гюльденпеннинг/ Guldenpenning). Даже вышедший в 1970 г. (с Imprimatur) сборник «Реформаторы церкви» пишет о нем, как об одном из величайших католических святых: «Он, по крайней мере (!), морально ответственен за подлое убийство благородной язычницы Ипатии». Ведь и христианский историк Сократ, который на фоне своих собратьев больше других стремится к «объективности», сообщает, что народ обвиняет в этом преступлении Кирилла и александрийскую церковь. «Итак, можно быть уверенным, что благородная и высокообразованная женщина была самой знаменитой жертвой фанатичного епископа» (Тиннефельд/ Tinnefeld). У язычества в Египте были гораздо более сильные, чем принято думать, позиции. В так называемом народе были большие языческие группы, в высших слоях, особенно среди интеллигенции, встречались выдающиеся личности, настроенные антихристиански⁹².

Язычники, с которыми он боролся так же, как его предшественник и дядя Феофил, для Кирилла в принципе ничем не отличались от евреев. Они должны быть «повержены», как поверг их прославляемый Кириллом Осия, «который сжигал идолопоклонников вместе с их рощами и алтарями, искоренял все виды колдовства и гаданий и подавлял все уловки дьявольского обмана». Кирилл не преминул добавить: «Тем самым он обеспечил своему правлению признание и похвалу авторитетов; по сей день им восхищаются все, кто ценит богобоязненность»⁹³.

Однако этот святой преступник, человек, который, с одной стороны, утверждает, что греческие философы все лучшее списали у Моисея, а с другой - сам часть своих собственных излияний, в большинстве своем столь же скучных, сколь и напыщенных (тридцать томов только «Против безбожника Юлиана» - ровно по десять томов на каждый том книги Юлиана «Против галилеян»!), переписал у других; этот Кирилл, неоднократно изобличенный во лжи, клевете на Не-стория, огромных взятках, Кирилл, виновный в экспроприа циях в пользу церкви и в свою собственную, в ссылках, массовых жестоких изгнаниях, в соучастии в убийстве, этот довод который вновь и вновь доказывал, выражаясь его собственным слогом, сколь «велик риск» «оказаться врагом Бога и, отклонившись с пути долга, как-нибудь его прогневить» - уже вскоре прославляется как «защитник истины», «пламенный поборник точности». Инициатор первого в истории христианской церкви «окончательного решения», за которым последовали еще многие и многие «окончательные решения», становится «благороднейшим святым византийской ортодоксии» (фон Кампенхаузен/ v. Campenhausen), одним из ярчайших святых римско-католической церкви, «doctor ecclesiae» и учителем церкви. Ведь даже после гитлеровского уничтожения евреев он остается для католиков «в полном смысле этого слова, добродетельнейшим мужем» (Пиней/ Pinay)! При этом, еще в XVI в. католик Л. С. Ле Нен де Тиллемон с мягким и столь свойственным этой среде цинизмом иронизирует: «Кирилл - свят, но нельзя сказать того же о его поступках». Кардинал Ньюманн, по всей видимости, сбившись с толку, почему-то противопоставляет «внешние проявления» Кирилла его «внутренней святости»⁹⁴.

У одного из исследователей, некоего Геффкена/ Geffcken, вопреки его стремлению к непредвзятости и попыткам «искать доброе в обоих лагерях», Кирилл «раз за разом вызывает резкое» неприятие. Он находит у него: «фанатизм без подлинной, не говоря уже яркой, страсти; ученость без глубины; усердие без скрупулезности, неуклюжую задиристость без диалектического навыка и, в конечном счете - отсутствие честности в борьбе…» Таково мнение не только Геффкена, но, пожалуй, почти всех некатолических историков, и оно не беспричинно⁹⁵.

Когда великий святой умер, весь Египет вздохнул с облегчением. В письме, возможно, апокрифическом, но приписываемом отцу церкви Феодориту, отражено всеобщее облегчение: «Наконец, наконец-то он умер, этот скверный человек. Его кончина обрадует переживших его, но мертвецам не позавидуешь»⁹⁶.

О том, какие люди окружали патриарха, подробнее рассмотрим на одном примере.

Настоятель монастыря Шенуте из Атрибы (ок. 348-466 гг.!)

Шенуте (на языке жителей Саиса: сын Бога) находился в свите Кирилла на Эфесском Соборе, где ему суждено было «сыграть выдающуюся роль» («Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirche»), Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте - нередкое начало большой христианской карьеры. Он довольно рано попал в Белый монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь, и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь. Но даже Иоганн Лейпольдт/ Johann Leipoldt, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он, «наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников». Лейпольдт говорит о «сильном герое», который «столь же скор на кулак, как и на язык…» Шенуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни откровенного обмана, ни убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие «проступки»: смех или улыбку - десятилетиями варварски истязать, а то и забить до смерти. Для описания подобных случаев Виза в своей «Жизни Шенуте» регулярно пользуется одной и той же фразой: «…земля разверзлась, и богохульник живым рухнул в ад»⁹⁷.

Истязания особенно популярны у теократических групп. Избивали не только во имя «улучшения» или укрепления собственного «авторитета», но и для магического очищения и устранения вредных миазмов. Уже в иудейском религиозном праве существует телесное наказание, но не более 40, а затем и 39 ударов палкой. (Египетским правом разрешалось 100, а греческим - 50 и 100 ударов.) В христианские времена порка сохраняется и применяется часто; правда, теперь при определении меры наказания, что примечательно, учитывается социальный статус наказуемого! Порка применялась и в качестве епитимьи. Так, Шестнадцатый синод в Толедо (693 г.) распорядился за идолопоклонничество или блуд наказывать лиц низкого сословия ста ударами, однако минимум с V по XIX вв. порке подвергали не только простых мирян, но и самих священников. Постоянно и особенно изощренно применялись телесные наказания в монастырях. Еще Жан Поль/ Jean Paul писал: «Католического послушника доколачивали до монашества»⁹⁸.