Это был почти невероятный торг между патриархами Кириллом и Иоанном, впоследствии получивший название «уния». К нему приложили руку и два папы: Целестин I, а после его кончины - Сикст III, который с самодовольством, граничащим с цинизмом, писал Иоанну: «Исход этого дела показал Тебе, что значит быть с Нами заодно». В память об Эфесском Соборе этот папа украсил перестроенную им церковь Санта Мария Маджоре мозаичными изображениями Мадонны.
Многие епископы вне сферы влияния Кирилла резко нападали на него, например, епископ Суксенсий из Диокеса-рии или Валериан из Тарса. Даже часть его приверженцев, среди которых был и ближайший сподвижник Акакий из Милитены Армянской, антипод Нестория, были настолько возмущены, что Кириллу пришлось выслушивать упреки, давать объяснения, в общем, страшно и беспардонно изворачиваться, чтобы не лишиться всех своих сторонников. Тем временем Иоанн, связанный с Несторием давней дружбой, оказался предателем. И вообще, антиохийцы все больше оказывались обвиняемыми, в то время как Кирилл и Александрия, как центр силы, торжествовали. Вскоре после того Феодосий II и Валентиниан III распорядились о сожжении всех трудов Нестория. «Посмотри же, возлюбленный брат мой, - так расхваливал «всемилостивейших и всехристианнейших императоров» папа Сикст, обращаясь к антиохийскому патриарху, - с какой чуткостью они посвятили себя делу религии; они неустанно размышляли и не думали ни о чем мирском, пока не потрудятся довольно во имя небесного… Они посвятили себя делу Того, кто никогда не отказывался потрудиться во благо их Империи. Они знают, что усердствуют для Того, кто вернет с щедрыми процентами. О том следует петь нам хвалу, что мы свидетели союза земных владык с Царем небесным».
Трон и алтарь! «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за это я дам тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу персов!» Так восклицал Несторий уже в своей первой проповеди. Тем временем, он сам оказался «еретиком» - и сокрушен. За исключением существующей в сирийском переводе «Liber Heraclidis» («Книги Гераклида»}, от него уцелели, в основном, фрагменты, хотя сам он и не был «несторианцем» и вовсе не выступал против формулы, которую вскоре провозгласили в Халкидоне как правоверную. До самого конца он заявлял о своем «правоверии» - уже его современники говорили о «трагедии Нестория». И по сей день не доказано, что он был «еретиком». Видные исследователи пытаются оправдать его. Историк догматики Рейнольд Зееберг/ Reinhold Seeberg, толкуя убеждения Нестория по «Книге Гераклида», в которой, кроме язвительной критики Кирилла, присутствует и собственная позиция Нестория, приходит к выводу; «На деле в этом учении нет ничего «еретического»… В конечном итоге, оно полностью совпадает с Львом и выводами Халкидона. Разница лишь в том, что последние ограничиваются общими обвинениями и утверждениями, в то время как Несторий столь же добросовестно опровергает своих противников, сколь и развивает свои собственные воззрения. Вряд ли является преувеличением, когда его книгу называют самым значительным и мудрым опытом разрешения христологической проблемы в истории ранней церкви». Насколько «еретическим» было его учение, пишет католик Франзен/ Franzen, «по сей день остается неясным». Прежде всего потому, что на этой стороне редко признаются в тяжких заблуждениях и преступлениях.
Но несториане, теперь открыто гонимые, толпами бежали в Персидскую империю. Там, где их принимали хорошо, они еще больше ослабляли и без того слабый католицизм. В 485 г. главы обеих церквей - несторианец Барсум из Нисибиса и католик Бабуе из Селевкии - отлучили друг друга от церкви. В том же году Бабуе был казнен. А несториане, после Собора в Селеквии (486 г.) официально отделившись от католиков, существенно расширили сферу своего влияния. Их острая полемика с монофизитами привела к новому противостоянию. Тем не менее они продолжали расширяться. На рубеже V-VI вв. они достигли Цейлона и тюркских народов Центра льной Азии. В VII в., продвигаясь вдоль Великого шелкового пути, они достигли Китая, где христианство терпели почти два столетия. Многие, как пишет католикос Тимофей I (780-823 гг.), «взяв с собой только посох и суму, пересекли моря и достигли Индии и Китая». В XIV в. монгольские завоевания предопределили стремительный и глубокий откат. В XVI в. многие несториане, так называемые халдеи и малабарские христиане, присоединились к Риму. В XVII в. многие несториане стали монофизитами (яковитами). Но еще и в XX в. в Ираке, Иране и Сирии сохранилась (небольшая) церковь несториан. Свыше 100 тысяч несториан живут в Курдистане, около 5 тысяч - в Индии и 25 тысяч - в США. Но Несторий продолжает оставаться проклятым Богом «еретиком», в то время как уже Собор в Халкидоне чествовал Кирилла как второго Афанасия и увенчал его титулом «защитника ортодоксальной и безупречной веры»79.
В действительности святой был страшно хитер, как, без сомнения, и очень многие другие князья церкви, которые между тем не становятся святыми, а тем более учителями церкви. Этот «защитник веры» с исключительной ловкостью борьбу за устранение своего противника представлял борьбой за веру, а не за власть. Теперь же, когда он добился власти, оказалось, что вера не так уж и важна. Еще недавно он грозил Несторию словами Господа: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч», теперь же, после сокрушения Нестория, весной 433 г. он признается Иоанну Антиохийскому, что «помнит слова Господа: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». Ведь и его учили молиться: «Господь, Боже наш, даруй нам мир, ибо так Ты даруешь нам все». Вот он все и получил!80
Все, что было прежде - не в счет. Так же думал и Иоанн, писавший Кириллу: «Что касается причин этих разногласий, то сейчас, в мирное время, нам не стоит останавливаться на них. А Кирилл вторит ему: «Не стоит разбираться в том, каким образом возник раскол. По-моему, более уместно думать и говорить о том, что актуально в мирные времена». И теперь он очень быстро «и окончательно убедился в том… что раскол был абсолютно необоснованным, а потому и ненужным». И с точки зрения веры, теперь все в порядке. Получив от «возлюбленного брата и товарища по служению Иоанна» поздравление с «безупречным символом веры», он в ответ на эти «святые слова» может только «констатировать: мы думаем так же, как Вы. Ибо есть «.один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф., 4,5)». Да, теперь все идет как по маслу. Кирилл, великий борец за веру и защитник ортодоксии, уже больше не настаивал на формулировках александрийской школы. Он принял формулу веры более умеренной антиохийской христологии. У него вдруг обнаружилась «высокая степень толерантности» (католик Эрхард/ Ehrhard). А нытики, критиканы, «непонятливые», «еретики», преисполненные «глупостью» и «небылицами», все, кто «привык ставить все с ног на голову», «извращать» Святой Дух, все, кто «жужжат подобно диким осам и говорят обо мне злые слова» - все они «должны быть осмеяны», им «необходимо заткнуть рот». «Их следует усовестить»81.
Торг об унии показывает, как мало значила вера для учителя церкви Кирилла. Ведь даже пелагианским спором, который не имел отношения к его жажде власти, он вряд ли интересовался, в то время как папа Целестин (который в деле Апиария не смог добиться победы над католическими епископами Африки) преследовал пелагиан в Галлии и Британии, и вплоть до края тогдашнего мира - до Ирландии, пока сам «не почил в бозе» (Грене/ Grone)82.
Таким же мошенничеством, как «торг об унии», но, если угодно, меньшего масштаба, был трюк с монахом Виктором.
Виктор - по всей видимости, аббат - был одним из обвинителей Кирилла из «кучки дерьма Александрии», чьи жалобы послужили поводом для созыва Собора. Он был наиболее опасен, так как пользовался особым уважением. Его обвинения против Кирилла были опровергнуты в Эфесе. И теперь, после Кирилловой победы, Виктор опасался за свою жизнь. С другой стороны, и Кирилл опасался авторитета и учености монаха, который импонировал даже императору. Теперь Виктору пришлось сделать заявление, будто бы он никогда не обвинял Кирилла. Эту чудовищную ложь он подкрепил клятвой, после чего ему было разрешено вернуться в свой александрийский монастырь. А Кирилл, святой учитель церкви, не только притворился, что поверил клятве, но и в своем собственноручном оправдательном письме разыграл эту подкрепленную клятвой ложь, «как сильнейший козырь» против императора. Он заявил, что Виктор был оклеветан, так же как и сам Кирилл. Виктор никогда, мол, не обвинял Кирилла, своего патриарха. Так они оба оказались безупречны83.