Отсюда, из долины, как и другие астрономы, Хаббл поднимался на вершину Маунт Вилсон для наблюдений, но обычно это были 3—4 ночи в месяц. Остальная жизнь и работа астронома шла здесь либо в офисе обсерватории, либо дома.
Душой дома была его хозяйка — миссис Грейс Хаббл, посвятившая свою жизнь супругу. Они были счастливы в браке. «Я часто бывал там,— говорит Сендидж,— и видел, как они общались. Они относились друг к другу с подлинным большим уважением, она была очень предана ему». Но их жизнь отнюдь не была замкнутой. Сюда, на Вудсток драйв приходили интересные незаурядные люди. Это были и американцы, и англичане, с которыми Хаббл познакомился в Оксфорде и на многие годы сохранил дружеские связи, и те, кто приезжал в соседний Голливуд. Одним из личных друзей Хабблов был Игорь Стравинский. Тесная дружба связала Хабблов и семью известного английского писателя Олдоса Хаксли, внука сподвижника Чарльза Дарвина, естествоиспытателя Генри Хаксли (его имя у нас обычно пишут как Гексли). Они познакомились в октябре 1937 г., когда Хаксли с женой, поселившись в Калифорнии, впервые поднялись на Маунт Вилсон и Хаббл показывал им звездное небо.
Хорошо знал Хаббл и еще одного члена талантливого рода Хаксли — старшего брата Олдоса биолога Джулиана Сорела Хаксли. Для Стравинского, Хаксли, писателей, артистов из Голливуда в доме на Вудсток драйв устраивались обеды. Миссис Хаббл, окончившая Станфордскин университет, разбиралась в литературе, искусстве, музыке, архитектуре. В архиве до сих пор хранится ее переписка и просто с друзьями и с друзьями-знаменитостями, такими, например, как английский киноактер Джордж Эрлис, исполнитель ролей знаменитых исторических деятелей, признанный лучшим актером в 1929—1930 гг., сэр Хью Сеймур Уолпол — английский новеллист, сценарист, коллекционер книг и рукописей. Он многое повидал, как и Эрлис, жил в Англии и Соединенных Штатах, судьба забросила его даже в Россию, где в первую мировую войну он служил медиком в русской армии и видел события 1917 г. в Петрограде.
Друзьями и знакомыми семьи были сэр Чарльз Ричард Фейри, у которого обычно гостил Хаббл, приезжая в Англию, ирландский драматург и писатель Эдвард Джон Мортон Планкетт, восемнадцатый барон Дансени, Уолт Дисней, создатель знаменитого Диснейленда, британский посол в США Филипп Генри Керр, одиннадцатый маркиз Лотиан. Его в свое время Ллойд Джордж сделал своим секретарем и помощником при подготовке Версальского договора. После захвата Гитлером Чехословакии Керр понял, что политика умиротворения агрессора должна быть отвергнута и свою главную задачу как посла видел в организации поставок военных материалов из США в Великобританию. Великий композитор, выдающиеся писатели и актеры, множество других калифорнийских интеллигентов — люди, с которыми Хаббл и его супруга дружили, встречались, переписывались. Среди этого блестящего общества Хаббл затеряться не мог. Разумеется, прежде всего он был ученым, серьезным, строгим исследователем природы, но его интересовали и гуманитарные вопросы: история, классическая литература, философия, история и философия науки. Хаббла хорошо знали в Южной Калифорнии вне его профессионального круга. В 1938 г., после кончины Хейла, он становится членом совета библиотеки и художественной галереи, основанной в Сан-Марино железнодорожным магнатом Американского запада Генри Хантингтоном. Здесь во всемирно известном культурном комплексе хранятся редчайшие книги и рукописи, среди них первопечатная «Библия» Гутенберга, коллекции английской живописи двух прошлых веков, редкие гобелены, фарфор, скульптура. До конца своих дней Хаббл оставался в библиотечном совете и в 1954 г. в память о нем библиотека издала сборник его публичных выступлений «Природа науки и другие лекции».
Хаббл любил книги. В своем доме он собрал множество литературных произведений и книг по астрономии. Но особенной ценностью были старинные издания. После смерти Хаббла по его завещанию обсерватория получила более сотни книг XVI—XVIII веков: сочинение Плиния Старшего, «Краткое изложение Альмагеста Птоломея» Пурбаха и Региомонтана, испанский перевод «Космографии» Апиана, сочинения Сакробоско с предисловием Меланхтона — гуманиста и теоретика лютеранства, второе издание труда Коперника, книги Галилея, Кеплера, Гевелия, Риччиоли, «Начала» Ньютона... Сменившие порой многих хозяев за несколько веков и отмеченные как посмертный дар Хаббла, они с тех пор хранятся в библиотеке обсерватории.
Исполняя гражданский долг
В июне 1939 г. последний раз перед второй мировой войной в Пасадене собрались видные астрономы Европы и Америки, чтобы обсудить структуру и динамику галактик. Из Европы приехали Линдблад и Оорт, среди американцев были Мейол из Ликской обсерватории, сотрудники обсерватории Маунт Вилсон и Калифорнийского технологического института. Конференция не была формальной и хозяева и гости могли непринужденно и подробно говорить об интересующих их проблемах.
К этому времени Хаббл уже достиг многого в изучении форм галактик. Работая на 60- и 100-дюймовых рефлекторах, он сфотографировал 800 ярких галактик каталога Шепли—Эймз и свыше полутора тысяч более слабых объектов, разбросанных по всему небу. Этого уже вполне хватало, чтоб спустя почти четверть века вновь вернуться к классификации галактик. И хотя до окончательного анализа и выводов было еще далеко, а Хаббл так и не успел завершить свое дело, стало ясно, что ценность существующей системы классификации подтвердилась и вся последовательность галактик представлялась стройной, единой и непрерывной. Хуже обстояло дело с динамическими исследованиями — для них спектральных данных еще недоставало.
С какими чувствами разъезжались участники конференции, воспоминаний не сохранилось. И все же несомненно, что они невольно могли задумываться о том, когда доведется встретиться им вместе следующий раз, понимая, что обстановка в Европе становится мрачней и мрачней.
Вскоре американские астрономы съехались вместе еще раз. В начале августа в Калифорнийском университете происходил 62 съезд Американского астрономического общества. Этот последний предвоенный съезд был особенно многолюдным. Американские астрономы продолжали собираться и в последующие годы, но многие из них, занятые тогда совсем не научными заботами, приезжать уже не могли.
На съезде Хаббл выступил с небольшим сообщением о пересеченных спиралях, указывая на их сходство с нормальными галактиками. Ни по каким физическим характеристикам, кроме бара—перемычки, они не отличались от обычных. Тогда естественно было предположить, что бар мог образоваться под воздействием не внутренних, а внешних сил. Однако связи ориентации баров с соседними галактиками подметить не удалось. Совсем неясным оставался и вопрос об участии бара во вращении галактики.
На съезде Хаббла выбрали вице-президентом Общества на 1939—1941 гг.
Многие участники съезда посетили обсерватории Тихоокеанского побережья — Ликскую, Маунт Вилсон и Маунт Паломар. В Пасадене они увидели 200-дюймовое зеркало. Тем, кто работал на Йерксской обсерватории вероятно было особенно интересно, что кассегреновское отверстие в исполинском зеркале в точности равнялось размеру объектива знаменитого 40-дюймового рефрактора. На горе Паломар перед гостями предстали законченная башня нового телескопа, где уже шла его монтировка, и башня будущей 48-дюймовой камеры Шмидта. В один из вечеров гости наблюдали на 60- и 100-дюймовых телескопах на Маунт Вилсон. И хотя обычно большой рефлектор совершенно закрыт для посторонних, на этот раз было сделано исключение. Гости друг за другом карабкались по лестнице на наблюдательную площадку, где их ждал Хаббл, показывавший в ньютоновском фокусе Марс и известную планетарную туманность в Водолее — «Сатурн». Астрономы хорошо знают «визит-эффект». Гостям не повезло — изображения были довольно скверными и разглядеть что-то на диске Марса на этот раз не удалось.
Хаббл интенсивно работал. Вместе с Бааде он изучает интересные объекты, только что открытые Шепли. «В 1938 г. мы были очень удивлены,— писал Шепли,— когда на гарвардских пластинках неожиданно и совсем случайно обнаружили два небесных объекта совершенно нового типа. Казалось, что вся последовательность галактик была уже известна, все формы давно полностью описаны — это спирали со многими разновидностями спиральных форм, сфероидальные и неправильные галактики. Объекты, открытые в Скульпторе и Печи, не укладывались естественным образом в существующий ряд и не были его логическим дополнением. Напротив, они вносили некоторые сомнения в нарисованную нами картину — внушали подозрения, что быть может мы не так уж далеко продвинулись в познании мира галактик, как это воображали».