1918 г.
ЛУННОЕ КОЛЬЦО
В ясном небе всё круче и уже
Острый месяц свивает кольцо.
Голубые сосульки от стужи
Хмуро прячет под крышу крыльцо.
От напастей чураясь крестами,
Я гляжу, прислонясь у окна,
Как сугроб застилает холстами,
Озираясь на стены, луна.
Знали вещие предки приметы
Ясных лун в заповедном кругу
И молились их страшному свету
Золотые костры на снегу.
Я не знаю примет и молений,
Но луны кольценосной страшусь —
Не минует небесных велений
На распутье распятая Русь.
1918 г.
СТОЛЯР
Ещё живем с тобой, моя подружка,
И свой уют под вьюгой бережём.
Судьба-столяр поёт, за стружкой стружка
Скользит, как свиток свёрнута ножом.
Темна, ветха убогая избушка,
Вползает холод в простыни ужом…
Столяр поёт, и теплится мигушка —
Флакон от лака, заткнутый пыжом.
Столяр поёт, достругивая споро
Последки леса… Подберётся скоро
И инструмент, и лес, и керосин!
Ещё жива, ещё крепка опора —
Любовь и труд! Строгай, столяр, забора
И служб достанет для твоих тесин.
1920 г.
В НОМЕРЕ
Случайно в гостинице старой
В уездном глухом городишке
Лежу на бессонной кровати,
Листая нелепые книжки.
Сквозь полночь трещит караульщик,
Звенят ямщики бубенцами.
А в окна сквозь льдистые стёкла
Луна заплылась облаками.
На волю бы, к ветру и стуже,
В ямщичьи певучие сани,
И мимо трещёток и улиц,
И скрыться в морозном тумане.
И думать о комнате жаркой,
О ярком парном самоваре,
О чём-то неясном и милом,
Сгоревшем в забытом пожаре.
Лежу на бессонной кровати,
И кажутся смутными снами,
Что в полночь трещит караульщик,
Звенят ямщики бубенцами.
На завтра в угарном вагоне
Уеду далёко, далёко.
Забуду и город и номер,
Где ночь коротал одиноко.
И только, где б ни был,
Должно быть, смирить и размыкать нескоро
Тоску по саням и сугробам,
Тоску снегового простора.
1920 г.
ХОДОК
Вот опять с котомкой за плечами
Ухожу, измученный ходок,
Новых мест, надуманных ночами,
Поискать на север и восток.
И опять заводит в знойном поле
Вольный ветер песню о судьбе
На своей, для горемычной доли,
Заплетённой лыками трубе.
Что найду? Куда со скарбом старым,
С верным другом — серою козой,
Бросив кут свой смерти и пожарам,
Поплетусь сам шесть я за судьбой?
Волга, Волга, приюти ты снова
Где-нибудь на дальнем берегу
Всё, что есть последнего, святого,
Что ещё кой-как я берегу!
1921 г.
ПОМНИТЕ!
Дома, в накуренной комнате,
В шуме работ, у станка,
Помните, помните, помните —
Голода близки войска!
С флагом залатанным гонится
В серой пыли как в золе,
В лоск заморённая конница
Вдоль по железной земле.
Скачет, дробя гололедицу,
В броне из чёрных колец,
Путь на Большую Медведицу
Держит упрямый гонец.
В мёрзлом осеннем безвременьи
В смертью назначенный час,
Двинулось племя за племенем,
Всё понизовье на вас.
Рать бесконечная тянется
Вдаль без пути и дорог,
Смерть впереди их, как пьяница,
Пляшет и валится с ног.
Стонет, хохочет гармоника,
Бьёт в трензеля невпопад,
За душу тянет покойника
По ветру взвеявши смрад.
Катится тёмное комище,
Вороны чертят круги, —
Помощи, помощи, помощи!
Северный люд, помоги!
1921 г.
"На площади людной и сорной"
На площади людной и сорной
Я светлую песню пою
И день свой убогий и чёрный
В лоскутьях одежды таю.
Пою о великих порывах,
О маленьком счастье людском:
Выращивать злаки на нивах,
Покрытых бесплодным песком.
Выращивать злаки далёким,
Идущим на смену годам,
И быть до конца одиноким
И преданным глупым мечтам.
И толпы народа, под властью
Таинственных песенных чар,
Поверили глупому счастью,
И мне рукоплещет базар.
Спасибо, певец, за мечтанья,
За сладкие звуки твои…,
Мы верим в твои упованья,
Пой песни и верой пои.
На старую голову снова
Надели цветущий венок, —
А мне бы простого ржаного,
Хоть чёрствого хлеба кусок.