— Правда? — спросил Кощей утирая слезу.

— Правда-правда, шеф! Я даже больше вам скажу. Если Василиса тут, то рано или поздно Иван прибежит за ней, я почти не сомневаюсь, что они любовники! Тут-то мы его и…

— Леночка, ты молодчинка! — обрадовался Кощей, мигом просияв. — Недаром твое имя означает "Факел". Свет ты мой в окошке!

Елена смутилась. Она вспомнила про странную слабость своего шефа к антропонимике. Об именах Кощей знал ВСЕ.

— Эх, была-не была! — Бессмертный махнул рукой. — Ведите сюда эту Василису. Уж больно хочется на нее посмотреть, а то я прошлогодний конкурс красоты-то пропустил…

Вечерело. На обмерзлой Аляске это слово звучало не так оптимистично, как в том же Тридевятом: чем темнее становилось небо, тем больше мы с Волком стучали зубами. Он-то ладно, у него шерстяной покров предполагает крутые морозы. А мне что, тоже шерстью обрасти? Угу, и вернусь я домой йети — снежным человеком. Особенно Настенька мне обрадуется. Представили? Вот-вот, и я о том же.

Трясясь от холода, как осиновый листочек, я попытался поставить палатку. Фигу! Тут же поднялся ветрила ураганного значения, и то, что было сначала палаткой, теперь напоминало летящий в обратную сторону парашют. Нам с Волчиком остались лишь воткнутые в землю (точнее, снег) колышки. Что прикажете с ними делать? В результате родилась еще одна идея. Благодаря оборудованию в суме (уцелевшему!) мы за полночи состряпали иглу. Правда, там не на чем было лечь спать, но костер развели и погрелись. Пришлось куковать у горящих углей всю ночь.

Утром я решил позвонить царю.

— Привет, малыш, — трубку сняла Анастасия. Это я-то "малыш"? Ну тогда ты, царевна, — Карлсон! — Пупсик, ты как?

— У, привет. Папу дай, — попросил я. Не хотелось ее слышать. Какой тут, к черту, "пупсик", когда Василиса в беде! Тут не до "пупсиков". Вернусь — и вот тогда поговорим!

— А-а… а зачем он тебе?

— Нужен, — не сдержавшись, грубо бросил я в трубку. — Срочно!

— А я?..

— Настюша… зайчик, солнце… — я уже просек, что на мою невесту это действует безотказно.

— А, сейчас!

Через минуту я уже говорил с царем.

— Здравствуй, Ваня, — осипшим голосом поздоровался он со мной. — Что-то случилось?

— Что у вас с голосом? — испугался я.

— Ох, дурно у нас, совсем дурно… — пожаловался Горох, кашляя в трубку. — Я плохой стал совсем, болезнь нас косит…

— Какая?

— Птичий грипп называется. Умирают от него многие. Кхе-кхе… кто-то вирус запустил. Врачи да знахари справиться не могут… в общем, безобразие полное! Кхе-кхе… еще месяц такой атаки, и на государстве нашем можно будет крест ставить.

Я ахнул.

— А что там с зомби? Все держат народ в страхе?

— Эх, — царь повеселел. — Ты, Ваня, наш народ не знаешь, видно…

— А что?

— Просекли они, что плоть гнилая опосля двух часов на воздухе высыхает и огня боится шибко, стали их палить. А костяки уж и не так страшно, на них святой водицей можно…

— Во дают, — восхитился я сообразительности людей. — Молодцы. А я тут узнал точно, что на Запад нам рассчитывать нельзя никак, они…

— Да знаю я, — отмахнулся самодержец. — Это давно ясно было. Лучше скажи, про ковер что узнал?

— Да у Кощея он, у Кощея! — сорвался я наконец. — И Василек тоже.

— Какой-такой Василек?!

— Тьфу, в смысле, Василиса ваша, — я поморщился, вспомнив сей досадный факт. — Я уже в царстве Кощеевом, недели через две дойду до дворца. Слово даю, что и ковер, и Василису я спасу!

— Иван, ты золото, — царь залился сухим кашлем. — Я в тебя верю! Удачи!

— До свидания, — я хотел отключиться, но трубку перехватила Анастасия.

— Ну теперь-то мы можем поговорить?

— Э… милая… я, вообще-то, в сугробе стою в одной рубашке и штанах! Может, позже?

— А я тут к бабке-угадке ходила, — не слушая меня, пустилась царевна во все тяжкие. — Она предсказала нам с тобой скорую свадьбу, долгую и счастливую жизнь и пятерых прелестных детей! Правда, здорово?

"Ну еще бы, ты же царская дочь, — зло подумал я. — Еще бы тебе не напредсказывали с три короба. А ты и верить рада!" Особенно, знаете ли, радовала перспектива пятерых детей. Учитывая, что я с детьми обращаться совсем не умею.

— Здорово, здорово, — выдавил я и, быстро попрощавшись, повесил трубку. — Уфф… достала.

— Как она может так тебя достать, если она — твоя невеста? — удивился Волк.

— Запросто. Я, конечно, люблю ее, но…

— Любишь? Гм, гм, — Волк не счел нужным продолжать разговор, и мы пошли дальше.

На следующий день на нас напал белый медведь. Насилу спаслись. Половина причиндалов в суме оказалась раздавлена, провизию он пожрал, запасную одежду превратил в жалкое рубище… словом, путь стал "веселее" и "приятнее".

С каждым днем я все острее ощущал, как хочу набить морду Кощею. За все. За Русь, за князя Мстислава, за Бабу Ягу, за царя; наконец, за Василису… без нее стало совсем туго. Я уже не говорю о том, что не хватало ее советов, ее помощи… нет, больше всего не хватало ее бесконечных колкостей. Ее тумаков. Ее смеха. Без ее голоса мир вокруг словно опустел, и ничего уже не хотелось: ни есть, ни спать, ни хохотать над анекдотами Волчика. Я тащился через сугробы, не разбирая пути, шел днем и ночью, в солнечную погоду и в буран, не останавливаясь, не оглядываясь. Только бы добраться до дворца, только бы добраться! Часто даже не слышал перепуганного голоса шагавшего рядом друга, который время от времени призывал меня остановиться и растереть обмороженные щеки. Да я и обморожения не замечал. Перед глазами, словно в укор, все стояло Васино напуганное лицо, и в такие моменты я готов был голыми руками разодрать хоть Бессмертного, хоть какого!

Хрипы, с недавнего момента появившиеся в моем горле, сводили Волка с ума. Он орал на меня, ругался, хватался за голову, стонал: "Воспаление легких!" Я порою хрипел так, что самому становилось страшно, но шел. Возможность подлечить меня выпала Волку только тогда, когда в глазах у меня окончательно помутилось, и я мешком свалился в снег, провалившись в липкое ничто…

В кабинет впихнули опутанную веревками с ног до головы девушку. Она и впрямь была восхитительно красива. Короткие золотые волосы, зеленые глаза, изумительные черты лица, а уж фигура… Кощей даже ахнул. Что-то давным-давно забытое шевельнулось в нем при виде русской царевны. Она была так трогательно беззащитна и так неподражаемо горда…

— Развяжи меня немедленно, ты, даун бессмертный! — лишь только девица раскрыла рот, колдун и террорист мигом разочаровался в ней.

— Ай-ай-ай, — он покачал головой. — Такая красавица, а изо рта такие помои…

— Нет у меня во рту никаких помоев! — возмутилась та, дергаясь в веревках.

— Гм. А мне еще говорили, будто ты умна, — расстроенно отвернулся Кощей. — Дурочка как дурочка…

— Ваня с Волком придут, они тебе наваляют! — грозно предупредила Василиса.

— Ой, не смеши мои носки… — захохотал Кощей, поворачиваясь к ней. — Это этот-то сопляк малолетний мне наваляет?

— Развяжи меня, — потребовала царевна.

— Как скажешь, — Кощей подошел к Василисе и принялся разматывать веревки, как бы ненароком коснувшись ее плеча.

— И не лапай!!!

— Ого! Да мы еще и мнительные! Далеко пойдешь, деточка…

— Я тебе не деточка!

— И как тебя терпел твой этот… любовник?

— Какой-такой любовник? — нахмурилась Василиса.

— Да этот твой… задохлик… Иван, что ли? Зря надеешься, что он за тобой придет, — усмехнулся ученый, окончив разматывание веревок. — Небось, только рад, что эдакое "сокровище" с рук сбыл… да ты садись, садись!

Василиса нехотя села и сцепила зубы. Похоже, она не намеревалась отвечать на явную провокацию, и это было весьма умно с ее стороны. Кощей даже начал ее уважать…

— Слушай, у меня новый камзол, — некстати похвастался он. — Как тебе?