Постепенно работа налаживалась, все задачи были распределены. Полиции поручалось собрать все сведения о личности убитой, а также установить алиби тех, кто в тот или иной отрезок времени находился в контакте с жертвой. Жандармерия со своей стороны должна будет установить ее маршрут по Франции, предупредив все дорожные посты в направлении Гавр — Париж — Лазурный берег и направив циркуляр в триста семьдесят восемь молодежных туристских баз. В это время уголовная полиция должна будет тщательно изучить обстановку в регионе на момент убийства: грабежи, угоны автомобилей и велосипедов, а также прочие правонарушения. Полиции Сен-Реми поручалось собрать все сведения, касающиеся пребывания девушки в Бо и его окрестностях, а также обо всех подозрительных лицах, так как не исключалась возможность того, что преступление было совершено каким-нибудь бродягой. Мэзерак не дожидался этого приказа. С самого утра служебная «эстафета» бороздила дороги, останавливаясь перед каждым кафе, отелем и рестораном. Жандармы Калметт и Венсан опрашивали продавцов продовольственных лавок, строителей, водителей автобусов, пастухов, крестьян, сельских жандармов, пограничников, дорожных рабочих… Таким было начало этого расследования, территория которого в течение нескольких месяцев постоянно расширялась.

Когда в 21 час 15 минут посетители оставили кабинет судьи Суффри, он испытывал личное удовлетворение. Ему казалось, что расставлены все пешки и можно начинать игру. Жерар Суффри не был особенно тщеславен, но он верил, что подобное дело благотворно скажется на его карьере. В эту минуту он был далек от мысли, что это дело, напротив, станет препятствием на пути его продвижения по службе и на неопределенное время лишит его всякой надежды на то, чтобы покинуть свой небольшой кабинет на третьем этаже Дворца правосудия в старинном городе Тарасконе.

Чехлы покрывали большинство кресел, а большой персидский ковер в салоне был свернут в рулон, связанный двумя веревками. Лоран Киршнер ненавидел эту мрачную картину оставленной на лето квартиры. Но это повторялось ежегодно, когда его жена и двое детей уезжали на побережье в июле, а восьмикомнатная квартира, все окна которой выходили на авеню Фох, чистилась снизу доверху. Поэтому Лоран старался проводить в квартире как можно меньше времени. Рано утром он отправлялся в свой офис на авеню де Мессин, обедал в ресторане, вечера проводил в кинотеатре или в обществе своих друзей, возвращаясь домой только спать и как можно позднее. Однако сегодня он вернулся домой рано. Он прочитал в газете известие об убийстве, и ему хотелось посмотреть в восемь часов телевизионные новости. Лоран Киршнер был высоким и сильным мужчиной пятидесяти пяти лет. У него был широкий лоб, волосы с проседью, тонкие и редкие, волевой подбородок, немного выступающая вперед челюсть, властный и уверенный голос, тон которого не допускал возражений.

Он включил телевизор и сел в кресло. По первому каналу заканчивался показ комедии, и Лоран с нетерпением барабанил пальцами по ручке кресла. Когда на экране неожиданно появилась фотография Кандис Страсберг, его рука застыла в воздухе. Затаив дыхание, он слушал сообщение диктора и просьбу, обращенную ко всем, но главным образом к автомобилистам, дорожным рабочим, водителям транспортных средств, туристам и коммивояжерам, вступавшим в контакт с жертвой, немедленно заявить об этом в полицию или жандармерию.

Когда диктор перешел к другому сюжету, он тотчас же выключил телевизор и некоторое время неподвижно стоял перед потухшим экраном. Пальцы его левой руки лихорадочно перебирали в кармане брюк все, что там лежало, словно в поисках какого-то предмета, которого там не было. Три недели назад Киршнер бросил курить, но сейчас он решительно подошел к ящику секретера в стиле Людовика XV, выдвинул его и достал старую пачку «стьювзента». Он сунул сигарету в рот и подошел к столу, на котором лежала зажигалка. Прикурив сигарету, он сделал несколько глубоких затяжек, после чего подошел к телефону. «В конечном счете у меня есть извинение», — подумал он. Он не спешил набирать номер, тщательно взвешивая свое решение. Наконец резким движением он снял трубку и набрал номер своего адвоката.

2

Позднее, когда некто решил провести небольшое расследование, чтобы написать книгу об этом происшествии, капитан-лейтенант Жорж Мульер, администратор судна «Франция», рассказал ему гораздо подробнее о Кандис Страсберг, чем во время телефонного разговора с полицией 18 августа.

— На борту судна находилось две тысячи пассажиров. Моей основной обязанностью является организация развлечений и облегчение контактов между пассажирами как первого класса, так и туристского.

Встречаясь с человеком впервые в баре, салоне или коридоре, обычно я безошибочно могу сказать, к какому социальному классу он относится, однако с мадемуазель Страсберг дело обстояло иначе. Я заметил ее в первый же вечер: ее невозможно было не заметить. На борту парохода люди обычно принаряжаются к ужину, она же была одета очень просто, на манер некоторых современных молодых людей, пренебрегающих условностями. Ее лоб был обтянут черной лентой, на индейский манер. На ее лице почти не было следов косметики, и не знаю почему, но я скорее бы принял ее за дочь миллиардера, чем за студентку без гроп а за душой. Мне казалось странным, что она путешествует одна. Я хочу сказать, что она была слишком красивой, чтобы путешествовать одной, так как ей бы ничего не стоило иметь богатого содержателя. После ужина я пригласил ее в бар. Она была не только красивой, но и очень милой, обворожительной.

Она прекрасно говорила по-французски. Она объясняла это тем, что ее мать была француженкой. Ее родители были давно разведены, и она жила в Сан-Франциско у тетки, сестры своего отца.

Это была умная и образованная девушка. Наверное, это выглядит глупо, что я перечисляю только ее достоинства, надо перейти и к недостаткам, а их у нее тоже предостаточно. Самовлюбленная, циничная, распутная. Я в некотором роде не спускал с нее глаз. Нет, она вела себя пристойно, хотя очень легко вступала в контакты с людьми самого разного возраста. Обычно на маршруте Нью-Йорк — Гавр бывает очень мало молодежи. Насколько мне известно, она ни с кем не спала и не напивалась. Всегда была в хорошем настроении, всегда с улыбкой на лице. По-моему, она относилась к тем людям, которым всегда везет, которым все достается очень легко: достаточно открыть дверь и войти.

На протяжении всей своей юности она мечтала о Франции, может быть, это было связано с ее матерью, вышедшей в конце войны замуж за американского офицера и навсегда сохранившей ностальгию по своей чудесной родине. Кандис несколько лет копила деньги на это путешествие.

Накануне нашего прибытия в Гавр я беседовал с одним пассажиром первого класса, одним художником из Нью-Йорка, путешествующим со своей женой. Не знаю почему, но неожиданно разговор зашел о Кандис Страсберг. По мнению этого художника, Кандис была искательницей приключений, корыстной, фригидной и вдобавок ко всему склонной к фантазерству. Больше всего меня поразило слово «фригидная». Откуда он мог знать? Но он говорил так уверенно, что это не походило на вымысел. При первом же удобном случае я спросил Кандис, знает ли она этого человека. Она сказала, что он клеился к ней и что он был ей противен. Мало того, что он предложил ей переспать с ней, что, впрочем, вполне банально, но он предложил спать втроем, с его женой. «Я отправила их обоих подальше», — сказала она и весело рассмеялась.

Вы знаете, люди на пароходе часто ведут себя совсем иначе, чем на твердой земле. Иногда самые уравновешенные становятся истинными демонами. Что вы хотите? Не всем легко провести пять дней в совершенно новой непривычной обстановке. Ступив на землю и обретя свои корни, они обо всем забывают. О людях вообще очень трудно судить. Мы видим только внешнюю сторону, оболочку. Вот почему, когда позднее появились все эти фантастические истории о Кандис Страсберг, мне было не по себе. Несмотря ни на что, я продолжаю думать, что это была очень приятная девушка, и я был бы счастлив почаще встречать таких.