«Это было чисто физическое ощущение, — скажет она позднее, — мне хотелось только одного: как можно быстрее уйти оттуда».

Теперь они поменялись ролями. Николь не испытывала больше ни малейшего желания осматривать окрестности, и в то время как она осталась сидеть на камне, Клод весело прокладывал себе дорогу в глубь ущелья, перелезая с одной скалы на другую. Она подумала, что он может ненароком вывихнуть ногу или растянуть сухожилие, и, когда он неожиданно закричал, она поднялась с камня и сказала вслух:

— Господи, так я и думала.

Но Клод не вывихнул ногу. Он просто наткнулся — на маленькой зеленой полянке, образующей оазис среди этих зловещих гранитных глыб, под кустом дерева, которое он принял за оливковое, но позднее выяснилось, что миндальное, — на труп.

Он услышал в свою очередь крик Николь, с беспокойством спрашивавшей его, что случилось, и поспешил, тоже напрягая голос, заверить ее в том, что все в порядке. Он как завороженный смотрел на труп девушки, которая показалась бы ему спящей, если бы он не заметил признаков начинающегося разложения. Ее голова с коротко подстриженными шатеновыми волосами была повернута набок. Лицо девушки можно было бы назвать красивым, если бы оно не показалось Клоду полноватым. Он просто не знал, что ткани разбухают от газов, сопровождающих процесс гниения. Ее руки были раскинуты по земле, а юбка приподнята до живота. Над лицом девушки кружились мухи. На шее была видна черная полоска. В двух метрах от тела лежал рюкзак.

«Все это казалось нереальным, — скажет Клод позднее, — эта долина, названная Адской, эта зловещая декорация, это жгучее солнце, эти обезумевшие стрекозы и, наконец, этот труп».

Он медленно повернулся и направился к тому месту, где оставил Николь.

В 14 часов 10 минут, то есть часом раньше, на автостраде № 99, неподалеку от Плана д'Оргона, произошло дорожное происшествие. Исполнив обычные формальности и эвакуировав раненых, сержант Мэзерак, командующий жандармским отделением в Сен-Реми-де-Провансе, сел в «эстафету» и проехал уже два километра, когда послышался треск радиозуммера.

— Слушаю.

— Аджюдан, мне только что позвонили из кафе «Три вяза», в Бо. Один турист обнаружил в Адской долине труп женщины.

— Хорошо, — сказал Мэзерак. — Мы отправляемся прямо туда. Впрочем, это по дороге.

Он уже собирался повесить микрофон, но передумал и спросил:

— Женщина молодая или старая?

— Молодая. Похоже, что ее задушили, если я правильно понял.

— Это меняет дело. Немедленно позвоните в Тараскон. Постарайтесь связаться с прокурором… Хотя в воскресенье вряд ли вам удастся, но тем не менее попробуйте. Свяжитесь также с майором Лавернем и передайте ему, что я отправился на место преступления.

Он повесил микрофон и задумчиво посмотрел на дорогу. Его шофер, жандарм Венсан, ехал молча.

— С чего они взяли, что она была задушена? — спросил Мэзерак спустя некоторое время.

— Возможно, ее осмотрел врач.

— Да, действительно. Ладно, на месте разберемся. Через двадцать минут все станет ясно, — добавил он, посмотрев на часы.

Аджюдану Мэзераку было сорок шесть лет. Он был невысоким, сухим, жилистым, с крепкой шеей, двумя большими складками на затылке, с редко улыбающимся ртом и жесткими усами. Мэзерак был типичным представителем своего родного Беарна, и говорил он с ярко выраженным беарнским акцентом. Взобравшись на скалистые камни с проворством, поразительным для человека его возраста, он сразу заметил задранную юбку жертвы, и первая мысль, пришедшая ему в голову, была мысль об изнасиловании. Тот факт, что на жертве не было трусов, убеждал его в правоте своей гипотезы. Он подумал, что трусы должны быть где-нибудь неподалеку, и, поднявшись, внимательно осмотрел место вокруг трупа, но ничего похожего не обнаружил. Надо будет прочесать местность, подумал он, а кроме того, ему понадобится много людей, так как в подобном месте каждое углубление, каждая неровность почвы таили укрытие, западню как на равнине, так и в лесу. Вероятно, можно будет попросить помощи у летчиков Салона, но прежде всего следует тщательно осмотреть труп.

Черная полоса на шее была отчетливо видна и не оставляла никаких сомнений в причине смерти. Кроме того, на лице девушки были следы ударов, один в левой височной части, другой у основания черепа. Три длинные позолоченные цепочки спускались почти до самого пупка. Расстегнутая блуза в верхней части напоминала мужскую сорочку с закатанными рукавами, но заканчивалась наподобие ризы, прикрывая пояс юбки. Талия была перехвачена толстым кожаным ремнем, напоминающим военный. Весь костюм был довольно пестрым, от оранжевых до светло-бежевых оттенков (записал он позднее в рапорте), на ногах — кожаные сандалии с ремешками.

Аджюдан Мэзерак выпрямился и подошел к тирольской сумке. Он осторожно вынул из нее аккуратно уложенные вещи и положил их на землю рядом с собой: замшевую куртку с бахромой, ковбойскую сорочку, полотенце, предметы туалета, карту, школьную тетрадь. (Сменных трусов он не обнаружил.) На самом дне рюкзака он нашел то, что искал: документы, удостоверяющие личность.

Это был американский паспорт. Мэзерак медленно переворачивал листы большим пальцем. Девушку звали Кандис Страсберг, возраст — двадцать два года, адрес: Калифорния, Сан-Франциско, Гринвич-стрит, 531. Затем следовали страницы, покрытые печатями виз, последняя из которых была проставлена при въезде во Францию, в порту

Гавр, 11 июля. Взгляд Мэзерака на несколько секунд задержался на фотографии. И хотя какие бы то ни было сомнения полностью исключались, тем не менее было определенное различие между лицом убитой и лицом на фотографии, сделанной несколько лет назад. Волосы были длинными и пышными, с челкой, ниспадающей до бровей в стиле Жанны д'Арк, черты лица более детские, но главное заключалось во взгляде, навсегда стертом с лица жертвы. На снимке глаза ее блестели с ироничным задором, улыбающийся рот открывал два ряда ослепительно белых зубов, контрастирующих с загорелой кожей. «Бедная девочка», — подумал Мэзерак, закрывая паспорт.

Он продолжил осмотр содержимого сумки, открыв два глубоких боковых кармана. Сейчас он искал деньги, кошелек, бумажник, чековую книжку, аккредитивы. Он ничего не обнаружил и снова перевел взгляд на тело, чтобы проверить, не было ли карманов на юбке и блузке. Их не было. Тогда мысль об изнасиловании дополнилась мыслью о краже. Мэзерак снова аккуратно уложил вещи в сумку, думая, что дело не так просто, как казалось на первый взгляд. На самом деле у него не было никаких оснований так думать, не считая интуиции. В этот момент со стороны тропинки послышались голоса. Мэзерак взобрался на камень и увидел приближавшуюся группу людей. Он узнал прокурора Деларю и пошел к нему навстречу, чтобы помочь перелезть через каменные глыбы.

В Париже новость была передана на телетайпы в восемнадцать часов. Все главные редакторы столичных газет, не консультируясь между собой, решили поместить сообщение об этом заурядном преступлении на первых страницах своих газет. Двадцатидвухлетняя девушка, к тому же хорошенькая, американская туристка, путешествовавшая по Франции, обнаружена убитой на юге, в то время как в памяти людей еще не стерлось преступление в Люре и связанная с ним шумиха. Разве это не находка для 17-го августа, когда совершенно не о чем писать?

В последующие два часа телефонистки на коммутаторах были выведены из дремоты возбужденными голосами. Столичные корреспонденты не успевали отправиться на место происшествия до верстки очередного номера, и, хотя на участке в Сен-Реми не могли многого сказать, они были благодарны любой информации: им нужно блюдо, а соус они всегда сумеют приготовить. Уже вырисовывался сенсационный заголовок: СМЕРТЬ В АДСКОЙ ДОЛИНЕ. Журналисты, вырванные из «дольче вита» этого бесконечно длинного уик-энда, скрипели перьями по бумаге. «Место, где рок принял образ дьявола, имеет определенное название: Адская долина…» — писал один. Другой описывал ланды, ароматические растения и стрекоз, чье пронзительное пение сопровождало жуткий конец американской студентки. Третий напоминал о том, что именно в этом месте, где едва различимые тропы окружены каменными гигантами, у подножия меловой скалы Мистраль убил Мирей. Он сознательно не назвал Сент-Мари-де-ля-Мер, лежащий в семнадцати километрах от Бо, но кто обратит на это внимание? Ведь надо же чем-нибудь заполнить пять страниц газеты…