В этом городе железа и огня,

В этом городе задымленного дня,

Жизнь, тяжелыми доспехами звеня,

Оглушила злыми смехами меня.

Как мне жить среди одетых в камень душ,

Мне — влюбленному в березовую глушь?

Как найти в чаду гниющих луж

Солнца южного живительную сушь?

Я принес из неразбуженной страны

Капли рос с цветов ковыльной целины,

Лепет роз, лучи ленивые луны,

Мельниц скрип в плену бессильной тишины…

Все обуглил этот город и обнес

Сетью проволок и каменных полос.

Как мне жить в пучине грозных гроз,

Мне — влюбленному в безмолвие берез?!

Никто не вышел ночью темной,

Не вспыхнул мутный глаз окна

Зрачком свечи, когда бездомно

К Тебе сегодня постучалась

Твоя двадцатая весна.

Никто не вышел. Оставалась

Глухой заржавленная дверь.

Будить ли мрак ты побоялась,

Иль было в жизни слишком много

Весной принесенных потерь?

Снег талый капал с крыш, и строго

Считала капли тишина.

Подснежник бросив у порога,

Ушла с заплаканной улыбкой

Твоя двадцатая весна.

Никакие метели не в силах

Опрокинуть трехцветных лампад,

Что зажег я на дальних могилах,

Совершая прощальный обряд.

Не заставят бичи никакие,

Никакая бездонная мгла

Ни сказать, ни шепнуть, что Россия

В пытках вражьих сгорела дотла.

Исходив по ненастным дорогам

Всю бескрайнюю землю мою,

Я не верю смертельным тревогам,

Похоронных псалмов не пою.

В городах, ураганами смятых,

В пепелищах разрушенных сел

Столько сил, столько всходов богатых,

Столько тайной я, жизни нашел.

И такой неустанною верой

Обожгла меня пленная Русь,

Что я к Вашей унылости серой

Никогда, никогда не склонюсь!

Никогда примирения плесень

Не заржавит призыва во мне,

Не забуду победных я песен,

Потому что в любимой стране,

Задыхаясь в темничных оградах,

Я прочел, я не мог не прочесть

Даже в детских прощающих взглядах

Грозовую, недетскую месть.

Вот зачем в эту полную тайны

Новогоднюю ночь я, чужой

И далекий для вас, и случайный,

Говорю Вам: крепитесь! Домой

Мы пойдем! Мы придем и увидим

Белый день. Мы полюбим, простим

Все, что горестно мы ненавидим,

Все, что в мертвой улыбке храним.

Вот зачем, задыхаясь в оградах

Непушистых, нерусских снегов,

Я сегодня в трехцветных лампадах

Зажигаю грядущую новь.

Вот зачем я не верю, а знаю,

Что не надо ни слез, ни забот.

Что нас к нежно любимому Краю

Новый год по цветам поведет!

О, этот бег последних лет,

Нас напоивший смрадным гноем…

Какими радостями смоем

С души своей печалей след?

Когда грядущее покоем

Сотрет тревогу острых бед,

Как на забытый нами свет

Глаза ослепшие откроем?

Не стынет жертвенная кровь.

К России гневная любовь

Проклятьем иссушила губы.

К граниту чуждых берегов

Пяти расстрелянных годов

Плывут пугающие трупы…

Разве это Ты?

Ты — осколок мечты,

Ты — печать прожитого, Ты — фантом, Ты — след

Миллионов столетий, бесчисленных лет,

Мимолетных падений и вечных побед…

У истоков миров

Из лианных лесов

Ты с зарей выбегала на девственный луг

И плясала, нагая, и в пляшущий круг

Соловьиною песнью сзывала подруг,

Вся из бурь и огня…

И, быть может, в меня,

Загорелого юношу в шкуре из коз,

Шаловливо бросала гирляндами роз

И зовущими взглядами — стрелами грез.

Сквозь бессмертье времен

Тебя знал Вавилон,

Тебя знали Афины, и Рим Тебя знал…

У фонтана, в тени голубых опахал

Светом неба вечернего лик Твой сиял

И… погас, и поник —

В этот час, в этот миг

Я прошел мимо трона в хитоне жреца

И, проникнув в альков заповедный дворца,

Твое тело ласкал без конца, без конца.

Из окошек резных,

В петушках золотых,

Ты глядела в жемчужном кокошнике в сад,

Где баян молодой жег любовью твой взгляд

И настраивал гусли на праздничный лад.

Из боярских затвор

К устью Волги, в шатер,

Я увез Тебя ночью на верном коне.

Ты шептала: «Люблю», прижимаясь ко мне,

Ты казалась русалкой при бледной луне…

И вот вновь Ты — моя…

Новый след затая,

Я таю еще глубже былые следы.

Разве Ты — это Ты? Ты — звено красоты

Из цепи неразрывной бессмертной мечты.