Необычное, примечательное одеяние стало своего рода патентом для всякого, кто хотел привязаться к дураку. А он, опять же, защищался, как мог: то ли своим острым языком, то ли прямо дубинкой. Но и у шута была привилегия — под прикрытием шутовства он мог быть запросто с великими мира сего. Попадались очень остроумные, мудрые дураки-шуты; такие не раз подавали своим хозяевам дельные советы в причудливой упаковке.

Таким был знаменитый шут французского короля Франциска I Трибуле. Вел он записную книжицу, куда заносил имена тех, кого считал дурнее официальных дураков. Король однажды разрешил своему самому большому врагу, императору Карлу V, свободный проход через территорию Франции во Фландрию. Тогда шут достал свой блокнот и стал туда что-то записывать. Король увидел это: «Кого ты на этот раз посчитал глупее себя?» — «Императора, потому что ты можешь захватить его в плен». — «А если император окажется прав, и беспрепятственно пройдет через мою страну?» — «Тогда я вычеркну его имя и впишу твое, потому что ты был таким дураком, что не схватил его».

Этот же шут слонялся поблизости, когда король Франциск перед итальянским походом, имевшим печальный конец, держал военный совет. Был разработан план нападения на Италию. Шут с презрительной физиономией шагал туда-сюда, что-то бормоча себе под нос. Наконец всем это надоело и его спросили, что случилось? Он гак отвечал: «Вы так хорошо спланировали, как войти в Италию, а вот позаботились ли вы о том, как будете выходить?» Он оказался прав: в битве при Павии французы были разбиты наголову, а сам король попал в плен.

Шапка с бубенцами давала право шуту даже на дерзкие выходки по отношению к августейшим особам. Был у герцога Феррарского знаменитейший шут Гонелла. Его шутками и выходками на протяжении веков жили позднейшие шуты. Массу прибауток отнесли они на свой счет, а ведь первоисточник их бил фонтаном в Ферраре. Вот примеры изощренного ума Гонеллы.

Однажды герцог повелел Гонелле привести свою жену, герцогиня-де хочет познакомиться с нею. Шут почесал в ухе:

Да она туговата на ухо, только крик и понимает.

Ничего, пусть придет.

Пошел шут к жене, сказал ей про великую честь, да предупредил, герцог-де на ухо туговат, будешь говорить с ним, кричи громче, сколько сил хватит. Герцог и жена шута встречаются в покоях герцогини. Каждый, думая, что другой глух, кричит на ухо тому во все горло. Герцогиня от этого крика сама чуть не оглохла. Герцог, догадавшийся о проделке шута, когда лукавая физиономия Гонеллы заухмылялась в отворенную дверь, рассмеялся и простил — а что он мог поделать?

Тому же Гонелле молва приписывает другую, куда более серьезную проделку. Герцога четыре дня мучил жар. В ту пору существовало поверье, будто все хвори вернее всякого лекарства лечит неожиданный испуг. Вот Гонелла и придумал: во время прогулки вдоль берега реки неожиданным толчком в спину столкнул герцога в воду. И побежал из Феррары, не останавливаясь аж до самой Падуи. Но услышав, что герцог и в самом деле выздоровел, все же вернулся. Там его, однако, схватили за ухо и потащили в суд. Приговор был строг — смерть. И повели бедного шута на казнь, завязали глаза, положили голову на плаху. Но тут вышел поворот: по приказу герцога палач не топор обрушил на него, а вылил ему на шею ушат холодной воды. Каков же результат? Бедный шут, как только холодная вода окатила его шею, тут же помер от испугу.

Наряду с умными дураками большим спросом пользовались разные уродцы — с лица и телом. Своим нелепым видом и убогой угловатостью они вызывали смех. Таким, должно быть, был дурачок Габора Бетлена. По старинным описаниям, звали его Судья Михай и был он «поелику дурен с лица». На свадебных празднествах Габора Бетлена ему тоже пришлось показать свое искусство. Это происходило так: разыгрывали пародию на рыцарский турнир, он ломал копья с другим дурачком по имени Черкес. Можно себе представить, с каким восторгом находившие особое удовольствие в грубых развлечениях господа наблюдали за схваткой двух уродцев. О результате автор хроники вспоминает: «Победа стала Черкесова, возле носа удар настиг Судью Михая, который более дурен тем самым стал».

Царь Петр Великий тоже любил шутки, а чтобы шутки не иссякли, держал при дворе даже не одного, а сотню шутов и уродцев. По большей части это были юродивые или бесформенные человеческие уродцы. Однако в их списке попадались все больше громкие имена: капитан Ушаков, граф Апраксин, князь Волконский и прочие. И это были не прозвища какие, забавы ради. В шапки с бубенцами и ослиными ушами, да в шутовские наряды царь в наказание за провинность облачал настоящих офицеров, графов и князей. Ежели кто из придворных согрешил или не склонил головы, царь отдавал того в придворные шуты. От какого бы древнего, столбового рода ни происходил, какой бы высокий чин ни носил, — напяливали на его голову шутовскую шапку, а затем знай выделывай те же унизительные коленца, что и самые подлые из дураков, коли не хочешь поплатиться жизнью.

С совершенствованием вкуса шуты при феодальных дворах полиняли. Их простоватые затеи уже не имели прежнего эффекта. Официальный чин шута исчез. Теперь уже только на подмостках сцены он продолжал жить тенью былого. Вместо шута примерно в XVIII веке при немецких княжеских дворах появилась новая фигура — советник по увеселениям. Этим странно-парадным чином удостаивали ученых мужей, которые в угоду княжьей милости опускались до уровня парасита. Их задачей было заботиться об увеселении гостей на пирах, даже ценой собственного унижения.

Мне известно об одном венгерском советнике по увеселениям, его звали Дьердь Вида. Вообще-то он был адвокатом, но претендовал на большее и пошел в шутники-затейники к Ми-хаю Телеки. И достиг-таки своей цели, став лейтенантом, что в те времена, в конце XVII века, было весьма почетно. Вида не был параситом, не строил из себя паяца, скорее из других делал посмешище. О его проказах говорит один стихотворный сборник. Конечно, в наши дни шут имел бы меньше успеха, как о том свидетельствует следующий пример.

Когда представители разных сословий страны направились в зал заседаний, он высмотрел одного помещика по имени Бенедек Шереди и стал строить за его спиной ослиные уши. Шутка сия, судя по стихотворению, имела большой успех:

Шереди не мог понять причины смеха, пока не вошли в зал заседаний.

Но тут на бедного Шереди опять обрушился взрыв смеха, потому как если кто ударит человека благородного в зале заседаний, тот обязан уплатить большой штраф.

Надо признать, что строить ослиные уши сегодня едва ли достигает уровня школьных шуточек. Но тот юмор, по крайней мере был невинным, не то что грубые, неотесанные шутки иной клоунады.

Кунц фон дер Розен был придворным забавником императора Максимилиана I. Император так любил его, что просто не мог жить без него. Одной из его затей была охота слепых на свинью. Дело происходило в Аугсбурге. Он велел привязать к жерди толстенного хряка, собрал со всего города слепых и объявил им условия охоты: каждый получает дубину, и по знаку «Начинай!» наступает на свинью, кто ее забьет, тот и получит ее в дар от императора. Ох, и веселье же было, когда слепцы в толкотне вместо свиньи дубасили друг друга. Император чуть не лопнул со смеху.