ЧАСОВОЙ
Часовой стоит на мосту,
Часовой стоит на посту.
А бревенчатый мост бомбят
По двенадцать часов подряд.
«Юнкерс», воя, идет в пике,
Поднимая столбы в реке.
Желтым смерчем летит песок,
Неба крутится колесо...
Вновь летят и бомбят опять.
Здесь и камню не устоять.
Часовой стоит на посту,
Часовой стоит на мосту.
Вихрь срывает с него шинель,
Но боец не уходит в щель.
Он не может оставить пост,
Он стоит, не согнувшись, в рост
Снова блеск черно-желтых крыл.
Снова «юнкерс» вверху завыл.
Часовой стоит на мосту,
Часовой стоит на посту.
РАЗВЕДЧИК
Лицо, колени, руки разодрав,
Разведчик полз среди колючих трав.
Ему мерещилось, что, как посты,
Стоят вдали осенние кусты.
И прутик, распрямленный ветерком,
Ему казался вражеским штыком.
Но все ж его к окраине села
Светящаяся стрелка привела.
Здесь он узнал, где расположен штаб.
Одна граната меткая могла б
Дощатый дом отправить прямо в ад.
Но он сдержался. И пополз назад.
Он разбудил майора в три часа.
Прошла по карте света полоса.
А в шесть пятнадцать, опрокинув сон,
В село ворвался первый батальон.
И стали вновь на тропке ветровой
Кусты кустами и трава травой.
Прошел разведчик в предрассветной мгле,
Простуженный, усталый, гордый тем,
Что первым побывал на той земле,
Которая теперь доступна всем.
На Дону
КОГДА-НИБУДЬ
Бронебойщикам Чернову и Ходыреву, подбившим по два фашистских танка
Двухфюзеляжный фашистский «гроб»
Движется в синеве.
Он не заметит желтый окоп,
Скрытый в степной траве.
В этом окопе двое ребят,
Знающих — что почем.
Две бронебойки, десять гранат,
Ящик с сухим пайком.
...Когда-нибудь в этой степи пройдет
Девушка в голубом,
Увидит заросший окоп и найдет
Старые гильзы в нем.
Дальше пойдет, собирая цветы...
Ступит ее нога
На ржавые стальные листы,
Бывшие танком врага.
Поймет она, какая война
В этих степях прошла,
Как мы сражались, чтобы она
Цветы собирать могла.
РАЗГОВОР ВОЛГИ С ДОНОМ
Слышал я под небом раскаленным, —
Из-за сотни верст, издалека,
Тихо говорила Волга Дону,
Волга — мать-река:
«Здравствуй, Дон,
Товарищ мой старинный!
Знаю, тяжело тебе, родной.
Берег твой измаялся кручиной, —
Коршун над волной.
Только я скажу тебе, товарищ,
И твоим зеленым берегам:
Никогда, сколь помню, не сдавались
Реки русские врагам».
Дон вдали сверкнул клинком казачьим
И ответил Волге:«Труден час,
Горько мне теперь, но я не плачу,
Слышу твой наказ.
Русских рек великих не ославим,
В бой отправим сыновей своих,
С двух сторон врагов проклятых сдавим
И раздавим их».
Волга Дону громко отвечала:
«Не уйдут пришельцы из кольца.
Будет здесь положено начало
Вражьего конца».
Темным гневом набухают реки,
О которых у народа есть
Столько гордых песен, что вовеки
Их не перечесть.
Реки говорят по-человечьи,
Люди, словно волны, в бой идут,
Пусть враги на этом междуречье
Смерть свою найдут.
Бой кипит под небом раскаленным,
Ни минуты передышки нет.
Волга говорит, как с братом, с Доном,
Дон гремит в ответ.
«Знойный полдень. Разгар перепалки...»
Знойный полдень. Разгар перепалки.
Душен август, и воздух струист.
Возле ключика в Диковой балке
На траве умирает танкист.
Красотою последней красивый
И последней кровинкой живой,
Как теперь повелося в России,
Он на запад лежит головой.
Только руки сжимаются крепче,
Только бродит в глазах забытье.
Что губами сухими он шепчет?
Я прислушался — имя твое.
Видно, в этом спасенье от боли,
Пусть он шепчет опять и опять...
Если выйдем живыми из боя,
Вот тогда и начнем ревновать.
«Полынною, густой и душной степью...»
Полынною, густой и душной степью
Мы едем ночью на грузовике.
Знакомою разорванною цепью
Опять огни мерцают вдалеке.
Как будто это город довоенный
Стоит и светится во весь свой рост
И разговаривает со вселенной
Падением трассирующих звезд.
Но запах гари, смешанный с туманом,
Иную горечь придает огню.
Далекий город снова стал обманом —
Горят хлеба и травы на корню.
Забвеньем память сердца не обидим.
Мы выдюжим военные года
И так же будем ехать. И увидим
Светящиеся наши города.