Изменить стиль страницы
  • Ползут по деревьям туманы,
    Фонтаны умолкли в саду.
    Одни неподвижные канны
    Пылают у всех на виду.
    Так, вытянув крылья, орлица
    Стоит на уступе скалы,
    И в клюве ее шевелится
    Огонь, выступая из мглы.

    («Последние канны»)

    В одном и том же стихотворении мы увидим удивительное соседство:

    Были тут огнеликие канны,
    Как стаканы с кровавым вином,
    И седых аквилегий султаны,
    И ромашки в венце золотом.
    В неизбежном предчувствии горя,
    В ожиданье осенних минут,
    Кратковременной радости море
    Окружало любовников тут.
    И они, наклоняясь друг к другу,
    Бесприютные дети ночей.
    Молча шли по цветочному кругу
    В электрическом блеске лучей.
    А машина во мраке стояла,
    И мотор трепетал тяжело,
    И шофер улыбался устало,
    Опуская в кабине стекло.

    Последняя любовь»)

    Надо было быть большим художником, чтобы звук невыключенного мотора, благодаря парадоксальному и в то же время точному слову «трепетал», так органически «вписался» в изысканную по краскам картину этого горького свиданья (отметим неназойливую аллитерацию, сопровождающую упоминание об этом звуке: «мотор трепетал тяжело»).

    Надо было быть дерзким художником, чтобы в стихотворении «Стирка белья» нарисовать образ Афродиты — прекрасной человеческой души, как бы заново родившейся на этот раз не из морской пены, а из бесчисленных корыт скромных прачек. Незаметно, без навязчивой аллегоричности стирка «в городишке из хаток и лип», где уже века «бьются по ветру тысячи юбок, шароваров, рубах и онуч», превращается в образ великого очищения человеческой души, погрузившейся в народную глубь.

    Начало стихотворения «Некрасивая девочка» прозаично и по интонации, и по словарю: «Заправлена в трусы худая рубашонка… Не торопясь к обеду, гоняют по двору…» Смелой рукой объединяет Заболоцкий воедино эти строфы с высоким пафосом последующих. Подчеркнуто беспощадный портрет «дурнушки» («рот длинен, зубки кривы») — со словами о «младенческой грации души», сквозящей в каждом ее движенье.

    Секретом таких неожиданных сочетаний, дерзких переходов поэт владел в совершенстве. Поэтому и проявляется в его стихах «мир во всей его живой архитектуре», а не стилизованный согласно эстетическим представлениям автора о том, что в стихах будет выглядеть «красиво», а что — нет.

    Н. Заболоцкий — выдающийся мастер прекрасного по своему благозвучию стиха. Величавые раздумья, горделивый восторг познания мира часто воплощены в его произведениях в плавных периодах, в строфах с широким использованием анафоры, разнообразных синтаксических параллелизмов, а иногда и внутренней рифмы. Читатель мог это заметить уже по некоторым ранее приводившимся отрывкам. Можно, однако, привести еще множество примеров:

    Поселись на высоком шесте,
    Полыхая по небу восторгами,
    Прилепись паутинкой к звезде
    Вместе с птичьими скороговорками.
    Повернись к мирозданью лицом,
    Голубые подснежники чествуя,
    С потерявшим сознанье скворцом
    По весенним полям путешествуя.

    («Уступи мне, скворец, уголок»)

    И я лежал, схватившись за каменья,
    И надо мной, сверкая, выл поток,
    И камни шевелились в исступленье
    И бормотали, прыгая у ног.
    И я смотрел на бледный свет огарка,
    Который колебался вдалеке,
    И с берега огромная овчарка
    Величественно двигалась к реке.
    («Ночь в Пасанаури»)

    Или такие стихи, как «Еще заря не встала над селом…», «Я не ищу гармонии в природе», «Храмгэс», «Сагурамо», «Город в степи» и многие другие.

    Только на первый взгляд может показаться неуместно архаическим размер, избранный им для стихотворения «Воздушное путешествие»:

    В крылатом домике, высоко над землей,
    Двумя ревущими моторами влекомый,
    Я пролетал вчера дорогой незнакомой,
    И облака, скользя, толпились подо мной.

    На самом деле эта торжественная плавность интонации удивительно под стать полету, когда под вами с обманчивой медлительностью проплывает земля. А в следующей строфе, благодаря ее синтаксическому построению и аллитерации, как бы отзывается гул винтов:

    Два бешеных винта, два трепета земли,
    Два грозных грохота, две ярости, две бури,
    Сливая лопасти с блистанием лазури,
    Влекли меня вперед. Гремели и влекли.

    Необычайно живописно передано в другом стихотворении приближение грозы:

    Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница,
    Тень от тучи легла, и слилась и смешалась с травой.
    Всё труднее дышать, в небе облачный вал шевелится,
    Низко стелется птица, пролетев над моей головой.
    Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь
                                                                                              вдохновенья,
    Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке,
    Эту молнию мысли и медлительное появленье
    Первых дальних громов — первых слов на родном языке.

    («Гроза»)

    Ощущение затрудненного дыхания и нарастающего напряженья возникает здесь не только благодаря точнейшим деталям и эпитетам («Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке»), но и благодаря прерывающим звучание строк паузам. На фоне всего отрывка рельефно выделяются две последние строки, где неожиданный перенос (enjambement) и впрямь дает ощущение громового раската.

    Вот взрыв в «Творцах дорог»:

    Завыл, запел, взлетел под небо камень,
    И заволокся дымом весь карьер.

    Многоударная первая строка, изобилующая глаголами и аллитерированная («з-з-з»), сменяется долгим безударным «зачином» второй («И заволокся…»), что дает почти физическое ощущение взрыва, наступившей за ним тишины и безмолвно растекающегося по карьеру дыма.

    А вот — для контраста — бесшумное, плавное движение лебедя:

    Плывет белоснежное диво,
    Животное, полное грез,
    Колебля на лоне залива
    Лиловые тени берез.

    Лебедь в зоопарке»)

    * * *

    Мы часто говорим о том или ином ушедшем от нас человеке, что это случилось безвременно, когда он был в расцвете сил. По отношению к Н. Заболоцкому это особенно верно. Николай Алексеевич Заболоцкий умер 14 октября 1958 года в Москве.