Я отпил из рюмки. Коктейль был скверный — вермут, в который подплеснули чуть-чуть водки.

— Вы близко знакомы с Рендалами? — спросил я.

— Да, я знаком с ними.

— Повлияло ли это как-то на ваше решение?

— Конечно, нет! — Он вдруг выпрямился. — Каждый адвокат очень скоро постигает разницу между деловыми отношениями и приятельскими. Это часто бывает необходимо. — Он улыбнулся и снова отпил из рюмки: —Между нами говоря, доктор Бэрри, я полностью солидарен с доктором Ли, уверяю вас. Мы оба признаем, что аборт — дело житейское. Их делают непрестанно. С практической точки зрения они необходимы. Наши законы на этот счет туманны, плохо сформулированы и до смешного суровы. Но я должен напомнить вам, что доктора в этом случае гораздо более строги, чем сам закон. Специальные больничные комиссии сверхосторожны. Они отказываются дать разрешение на аборт в тех случаях, когда закон никогда не вмешался бы. По-моему, до того, как менять законы об абортах, следует изменить настроения, превалирующие в медицинском мире.

Я ничего не мог ответить. Сваливать с больной головы на здоровую — обряд, освященный веками, и созерцать его нужно в молчании.

— Итак, давайте говорить о докторе Ли. Ему предъявлено обвинение по статье закона штата Массачусетс, принятого семьдесят восемь лет назад, согласно которому аборт является уголовным преступлением, караемым штрафом и тюремным заключением до пяти лет. В случае смертельного исхода приговор может быть от семи до двадцати лет.

— Это что, убийство со смягчающими вину обстоятельствами или непредумышленное убийство?

— Технически ни то, ни другое.

— Значит, допускается взятие на поруки?

— Предположительно — да! Но в этом случае — нет, потому что прокурор попытается предъявить обвинение в убийстве на основании статьи общего права, которая гласит, что смерть, последовавшая в результате уголовного преступления, является убийством. По ходу дела обвинение представит доказательства (и, я уверен, достаточно веские), что доктор Ли занимается подпольным акушерством. Они докажут, что эта девушка, Карена Рендал, приходила к доктору Ли и что он, непонятно по какой причине, ее визит не зарегистрировал. Они докажут, что у него нет твердого алиби. И они представят показание миссис Рендал, что, по словам ее дочери, оперировал ее доктор» Ли. Так что в конце концов все сведется к коллизии показаний. Ли — изобличенный подпольный акушер — будет утверждать, что он операции не делал; миссис Рендал — что он ее сделал. Если бы вы были в составе присяжных, кому бы вы поверили?

— Доказательств, что доктор делал операцию этой девушке, нет. Все до одной улики косвенные.

— Не забудьте, что судить его будут в Бостоне.

— Судите его где-нибудь в другом месте, — сказал я.

— На каком основании? На том, что общественное мнение здесь для него неблагоприятно?

— Вы говорите о технической стороне дела. Я говорю о спасении человека.

— В технической стороне кроется сила закона.

— И его слабость.

Он в задумчивости посмотрел на меня:

— Единственный способ вызволить доктора Ли — это доказать, что он не делал операции. Для этого нужно найти действительного преступника. Мне кажется, шансы на это весьма слабы.

Когда я вернулся домой, оказалось, что Джудит с детьми все еще у Бетти. Я смешал себе еще один коктейль — на этот раз крепкий — и уселся в гостиной. Устал я до полусмерти, и нервы мои совершенно расходились.

У меня скверный характер. Я знаю это и стараюсь сдерживаться, но, факт остается фактом, я резок и бестактен. Наверное, потому, что склонен к мизантропии — может, именно по этой причине я и сделался патологоанатомом. Оглядываясь на прожитый день, я понял, что выходил из себя слишком уж часто. Глупо: я ничего не выигрывал от этого, а проиграть мог, и довольно сильно. И тут зазвонил телефон. Говорил Сандерсон. Он начал с сообщения, что говорит по больничному телефону.

— Ясно! — ответил я: у больничного телефона по меньшей мере шесть параллельных аппаратов.

— Как у вас прошел день? — спросил Сандерсон.

— Интересно, — ответил я. — А у вас?

— Кое-что произошло и у меня, — сказал Сандерсон.

Я так и подозревал. Очевидно, каждый, кому я становился поперек дороги, сразу же начинал давить на Сандерсона. Иными словами, поднялся хор голосов, настойчиво требующих вернуть меня в лабораторию или найти на мое место нового человека.

— Скажите, что у меня третичный сифилис. Это подействует.

Сандерсон рассмеялся:

— Я справляюсь пока что. У меня шея крепкая. Некоторое время еще выдержит. — И, помолчав, прибавил: — Сколько времени это еще продлится?

— Не знаю, — ответил я. — Тут кое-какие осложнения.

— Загляните ко мне завтра, и мы все обсудим.

— Хорошо, — сказал я. — Может, к завтрашнему дню я буду больше знать.

Джудит посидела со мной, пока я завтракал. Дети еще спали, и мы были одни.

— Что ты думаешь предпринять сегодня? — спросила она.

— Еще не знаю. — Я только что сам задал себе этот вопрос. Необходимо было многое выяснить, очень многое. В особенности относительно Карен и миссис Рендал. Я почти ничего не знал ни о той, ни о другой. — Начну с Карен, — сказал я.

— Почему?

— Из того, что мне говорили, можно заключить, что она само очарование. Все ее любили, она была чудесной девочкой.

— Может, это и правда.

— Может, — согласился я, — но хорошо бы узнать еще чье-нибудь мнение, помимо ее брата и отца.

— А как это тебе удастся?

— Начну с колледжа, где она училась.

ВТОРНИК,

11 октября

1

Смитовский колледж, Нортгемптон, Массачусетс. Глухое захолустье, где две тысячи девиц получают утонченное образование. Самый воздух здесь, кажется, насыщен раздражением и безысходной тоской. Объединенной тоской двух тысяч двухсот девочек, сосланных на четыре года на край света, и объединенным раздражением местных жителей, которые волей-неволей должны терпеть их присутствие.

В справочной я нашел имя Карен Рендал в растрепанной книге и отправился на Уилбер-стрит искать ее общежитие — Хэнли Холл.

Общежитие оказалось белым двухэтажным домом. В нем обитало сорок студенток. На нижнем этаже толклись девицы в джинсах, с распрямленными утюгом волосами. Возле двери стоял столик дежурной.

— Мне нужно видеть Карен Рендал, — обратился я к ней.

Она с испугом посмотрела на меня, словно решила, что перед ней престарелый растлитель.

— Я — ее дядя, — соврал я. — Доктор Бэрри.

— Меня здесь не было в субботу и воскресенье, — сказала девушка, — и после возвращения я не видела Карен. Она уезжала в Бостон на уик-энд.

Мне повезло: эта девушка, очевидно, ничего не знала. Интересно, знают ли другие. На глаз не определишь. Заведующая общежитием

должна бы знать или во всяком случае вскоре узнает. Нужно по мере возможности избегать встречи с заведующей.

— А! — сказала девушка, сидевшая за столиком дежурной. — Вон Гинни, они живут в одной комнате. — В дверях показалась темноволосая девушка в тугих джинсах и облегающем полосатом свитере. Дежурная поманила к себе Гинни и сказала: — Это доктор Бэрри. Он хочет видеть Карен.

Гинни посмотрела на меня с ужасом. Она знала! Я быстро подхватил ее под руку, повел в гостиную и усадил там.

— Но Карен…

— Знаю, — прервал я ее. — Мне нужно поговорить с вами.

— Пожалуй, я лучше спрошу на это разрешения у мисс Питерс, — сказала Гинни. Она начала было подниматься, однако я мягко, но настойчиво усадил ее на место.

— Прежде всего я должен сказать вам, что присутствовал вчера при вскрытии тела Карен. — Она поднесла руку ко рту. — Простите, что я так сплеча, но у меня есть несколько серьезных вопросов, ответить на которые можете только вы. — Гинни продолжала смотреть на меня недоверчиво, но я видел, что в ней проснулось любопытство. — Пойдемте поговорим где-нибудь наедине…

— Право, не знаю…