— У вас есть семья?

— Да, — ответил я.

— Давно в Бостоне?

— Я могу в любой момент уехать отсюда, если патологические экземпляры покажутся мне слишком уж неприглядными.

Он воспринял это достойно. Не двинулся, не повел бровью, не переступил с ноги на ногу. Только взглянул на меня своими серыми глазами и сказал:

— Понимаю!

— Может быть, вы откроете свои карты и скажете, что у вас на уме?

— О, это проще простого, — ответил он — Меня интересуют ваши мотивы. Мне понятны узы дружбы, я допускаю даже, что личная привязанность толкает иногда людей на безрассудство. Я восхищен тем, как вы горой стоите за доктора Ли, хотя мне куда бы больше понравилось, если бы объектом этой преданности являлся человек более достойный. Однако мне кажется, ваши действия выходят за пределы простой лояльности. Что вами движет, доктор Бэрри?

— Любопытство, доктор Рендал. Исключительно любопытство. Я хочу выяснить, почему все из кожи вон лезут, чтобы утопить невинного человека. Я хочу выяснить, почему люди профессии, основа которой— объективное исследование фактов, решили встать на путь предвзятости.

— Давайте сначала выясним предмет разговора. Доктор Ли делает криминальные аборты. Так или не так?

— Это вы говорите. Я слушаю.

— Аборты запрещены законом. Далее: как и при всяком хирургическом вмешательстве, при аборте возможны смертельные исходы — даже если его делает знающий человек, а не пьяный…

— Азиат? — подсказал я.

— Доктор Ли, — он улыбнулся, — делает аборты, делает нелегально. Как человек — он ведет себя весьма сомнительно. Как хирург — он нарушает законы врачебной этики. Как гражданин Соединенных Штатов— он совершает поступки, подлежащие судебному преследованию. Вот что у меня на уме, доктор Бэрри. И я хочу знать, почему вы суете нос не в свое дело, почему вы пристаете к членам моей семьи. И вообще докучаете всем, вместо того, чтобы исполнять свои прямые обязанности— обязанности, за выполнение которых Линкольнская больница платит вам жалованье…

— Доктор, — сказал я. — Если подходить к этому делу исключительно по-семейному: как бы вы поступили, приди ваша дочь к вам сообщить, что она беременна? Что, если бы она посоветовалась с вами, прежде чем обратиться к подпольному акушеру?

— Бессмысленно строить догадки.

— Но ведь у вас, без сомнения, должен быть ответ.

Рендал начал багроветь. Над крахмальным воротничком выступили вены. Поджав губы, он сказал:

— Так вот вы чего добиваетесь! Хотите опорочить мою семью в безумной надежде помочь вашему так называемому другу?

Он захлопнул дверцу, включил мотор и умчался прочь в облаке сердитого синего выхлопного газа.

12

Дом свой по возвращении я нашел темным и пустым. Значит, Джудит с детьми все еще у Ли. Пошел туда и я.

Бетти сидела на кухне с застывшей улыбкой на лице и кормила годовалую дочку; вид у нее был усталый и слегка растрепанный. Джудит находилась тут же; рядом с ней, держась за ее юбку, стояла Джейн — наша младшая.

Из гостиной доносились выстрелы игрушечных пистолетов и голоса мальчишек, игравших в «полицейских и воров». При каждом выстреле Бетти вздрагивала.

— У нас плохие вести, — сказала Джудит. — Звонил Брадфорд. Он отказался вести дело.

— Надо поговорить с ним, — сказал я, стараясь сохранять присутствие духа.

Джудит взглянула на часы:

— Уже половина шестого. Его, вероятно, не будет…

— Все равно, я попробую — И направился в кабинет Арта. Джудит последовала за мной. Я затворил дверь, отгораживаясь от звуков перестрелки, и, усевшись за стол Арта, начал набирать номер Брадфорда.

— Да, вот еще, — сказала Джудит, — Фриц Вернер звонил. Ему нужно поговорить с тобой.

Этого следовало ожидать. Уж кто-кто, а Фриц всегда пронюхает. С другой стороны, он мог знать что-нибудь существенное.

— Я позвоню ему попозже, — сказал я.

— Да, пока я не забыла, завтра ведь мы идем в гости.

— Не хочу я никуда идти.

— Придется, — возразила она. — Это же к Джорджу Моррису. Я и забыла.

— Ладно! В котором часу?

— В шесть. Мы можем уйти пораньше.

— Ладно!

Она пошла обратно в кухню, и в это время на том конце провода секретарша подняла трубку.

— Мистера Брадфорда, пожалуйста.

— Очень сожалею, — ответила секретарша. — Мистер Брадфорд уже ушел.

— Как бы я мог с ним связаться?

— Мистер Брадфорд будет в конторе завтра в девять часов утра.

— Так долго ждать я не могу.

— Очень сожалею, сэр.

— А вы не сожалейте. Просто пойдите и поищите его. Это доктор Бэрри.

Тон ее мгновенно изменился:

— Подождите минутку, пожалуйста, доктор. — И несколько минут спустя: — Мистер Брадфорд уже уходит, но он сейчас поговорит с вами.

— Спасибо!

Послышался механический щелчок.

— Джордж Брадфорд у телефона.

— Мистер Брадфорд, это Джон Бэрри.

— Да, доктор Бэрри. Чем могу служить?

— Я хотел бы поговорить с вами относительно Арта Ли.

— Доктор Бэрри, я уже ухожу…

— А не могли бы мы встретиться где-нибудь?

Он помолчал и вздохнул в телефон.

— Это ничего не даст. Боюсь, мое решение окончательно. Причина тут не во мне.

— Я вас долго не задержу.

— В таком случае я буду ждать вас в своем клубе через двадцать минут. В «Трафальгаре».

Я повесил трубку. Сукин сын! «Трафальгар» находится на другом конце города. Мне придется мчаться сломя голову, чтобы попасть туда вовремя. Я поправил галстук и побежал к машине.

Клуб «Трафальгар» помещался в старинном особнячке на Бикон-стрит, у самого подножия Хилла. Сдавая на вешалке пальто, я заметил объявление, сухо сообщающее, что «Дамам вход разрешен по приглашению по четвергам от четырех до половины шестого». Брадфорд встретил меня в вестибюле. Это был невысокий плотный человек, безупречно одетый. Его черный в узкую белую полоску костюм, в котором он пробыл весь день на работе, нисколько не помялся, ботинки сверкали, и

манжеты рубашки высовывались из рукавов пиджака как раз настолько, насколько положено. Карманные часы он носил на серебряной цепочке, университетский значок красиво оттеняла темная ткань жилета. Не нужно было заглядывать в справочник, чтобы сказать, что живет он в Бэверли Фармс или где-нибудь в этом роде, что учился на юридическом факультете Гарварда, что жена его окончила Вассар и до сих пор носит юбки в складку, свитеры из кашмирской шерсти и жемчуг на шее и что дети его учатся в Гротоне и Конкорде.

— Лично я не прочь выпить, — сказал он. — Как вы на это смотрите?

— Положительно!

Бар находился на втором этаже. Мы уселись в удобные кресла у окна, и я заказал себе «Гибсон». Брадфорд лишь кивнул бармену. Пока мы ждали, он сказал:

— Я понимаю, вы- огорчены моим решением, но откровенно говоря…

— Я не огорчен. Потому что я не нахожусь под следствием.

Брадфорд достал из кармана часы, взглянул на них и положил обратно.

— У меня множество клиентов, и мистер Ли — всего лишь один из них.

— Доктор Ли!

— Совершенно верно, доктор Ли. Он всего лишь один из моих клиентов; по отношению ко всем им у меня есть обязательства, которые я и стараюсь выполнять по мере своих возможностей. Сегодня после обеда я разговаривал с окружным прокурором, хотел выяснить, когда будет слушаться дело доктора Ли. Оказалось, что слушание совпадает с другим делом, на ведение которого я уже давно дал согласие. Я не могу находиться одновременно в двух судейских залах.

Принесли напитки. Брадфорд приподнял свою рюмку.

— Ваше здоровье.

— Ваше!

Он пригубил и, глядя в рюмку, продолжал:

— Когда я объяснил положение доктору Ли, он меня понял. Я сказал ему также, что моя фирма постарается предоставить ему компетентнейшего защитника. У нас четыре старших партнера, и вполне возможно, что один из них сможет взяться…

— Но не наверняка?

— А за что в этом мире можно поручиться?