Идут дальше и читают на другой витрине: "Педикюр". На этот раз внутрь заходит второй еврей.

— Ну как?

— Они обрезали мне ногти на ногах.

Потом они подходят к театру. На афише написано: "Валькирия". Один еврей говорит другому:

— Знаешь, давай сюда не пойдем! Почем знать, что они нам еще обрежут?

Известные евреи

Две тысячи лет назад рабби Иегошуа бен Хананья сказал:

— Где я стою, это центр земли.

— А как докажешь? — спросил кто-то.

— Возьми и проверь! — предложил рабби.

Философ Мозес Мендельсон получил вид на жительство в Берлине только потому, что работал бухгалтером в конторе другого еврея.

— Это позор, — сказал один из его знакомых, — что такой человек, как вы, должен работать на такое ничтожество, как он!

— Напротив, — возразил Мендельсон, — так всем удобно. Если бы я был хозяином, я бы не взял его к себе в бухгалтеры.

Пастор Теллер хотел убедить Мозеса Мендельсона перейти в христианскую веру. Они обменялись письмами в стихах, основанных на двойном значении еврейского слова "маамин" и латинского credo, означающего "верить" и "кредитовать". Теллер написал:

Раз уж вы верите в Отца,

Поверьте в Сына до конца.

Ведь каждый, пока отец не умрет,

Сыну кредит охотно дает.

Мендельсон ответил:

Но Он — бессмертен! Потому

Кредит не можем дать ему.

Венский юморист Мориц Сафир сказал как-то: "Только три вида людей беспробудно спят ночью: дети, мертвые и ночные сторожа".

Сафир вел легкомысленный образ жизни. Один католический священник сказал ему:

— Из-за таких, как ты, нас всех еще накроет второй всемирный потоп!

На что Сафир ответил:

— А какой в этом смысл — разве первый в чем-то помог?

В мюнхенском парке встречаются баварский король Людвиг I, гордящийся своим лирическим талантом, и известный своей скупостью Сафир. Общительный король восклицает:

— Поглядите, господин Сафир купил себе новую шляпу! При этом из настоящего фетра, не правда ли?

Сафир энергично кивает и добавляет:

— И водонепроницаемую, Ваше Величество, водонепроницаемую!

Барон Ротшильд пообещал Сафиру дать ему в долг сто гульденов. На следующий день Сафир является в контору Ротшильда.

— Ах да, вы пришли за вашими деньгами, — роняет Ротшильд.

— Нет, за вашими, — отвечает Сафир.

Композитор Мейербер спросил Сафира, какая из его, Мейербера, опер нравится ему больше всех.

— "Гугеноты", — тотчас ответил Сафир. — В ней христиане молотят друг друга до смерти, и все это происходит под музыку одного еврея.

К композитору Мейерберу пришла молодая девушка, чтобы он оценил ее способности к пению и танцам. Закончив просмотр, Мейербер сказал:

— Для танцовщицы вы поете вполне прилично и для певицы танцуете вполне приемлемо.

Молоденькой пианистке Мейербер сказал:

— Такая воспитанная девушка — и никакого представления о такте!

Дядюшка Генриха Гейне Соломон был богатым банкиром. Гейне объяснял это так:

— Моя матушка всегда любила читать стихи, поэтому ее сын стал поэтом. А матушка Соломона всегда любила читать про разбойников, поэтому ее сын стал банкиром.

Один знакомый сказал Гейне, показывая на Ротшильда в светском обществе:

— Посмотрите только, как эти люди вьются вокруг золотого тельца!

— Вы ошибаетесь, — ответил Гейне, — он гораздо старше!

Брат Мейербера писал драмы. Гейне, слывший беспощадным критиком, в его адрес источал одни похвалы. Кто-то спросил его:

— Что это пришло вам в голову хвалить это дерьмо?

— На сей раз я могу хвалить спокойно, — ответил Гейне, — мне все равно никто не поверит.

Один христианин сказал Гейне:

— Вы принадлежите к народу, из которого произошел Христос. На вашем месте я бы этим гордился!

На что Гейне ответил:

— Я тоже — если бы, кроме Христа, никто больше из него не произошел.

— Все свое имущество, — сказал Гейне, — я завещаю моей жене Матильде, но при условии, что она опять выйдет замуж.

— Какой в этом смысл? — спросили его.

— Я хочу, чтобы хоть один человек во всем мире от души пожалел о моей кончине!

Жена Гейне Матильда у его смертного одра молила Господа, чтобы он простил ее мужу все его прегрешения.

— Он простит, — вставил Гейне, — ведь это его профессия.

Первый барон Ротшильд принципиально не делился ни с кем деловой информацией. Однажды его бухгалтер пристал к нему с просьбой.

— Наши лучшие клиенты хотят получить сведения о новой фирме. Сделайте для них исключение, господин барон!

— Ну ладно! сказал Ротшильд и написал: "Владельцы фирмы, как говорят, весьма молодые люди. Этим я себя ни к чему не обязываю".

Ротшильд погружен в дела. Приходит посетитель. Ротшильд, не отрываясь от бумаг:

— Возьмите себе стул.

Через несколько минут посетитель теряет терпение и говорит:

— Я — князь фон Турн-унд-Таксис.

— Возьмите два стула.

В 1848 году один революционер прорвался в кабинет Ротшильда во Франкфурте и грозно произнес:

— Господин барон! Мы теперь все равны. И все должны делиться!

— Делиться? — переспросил Ротшильд. — Хорошо. Видите ли, у меня есть восемнадцать миллионов талеров. В Германии восемнадцать миллионов немцев. То есть приходится по одному талеру на душу. Вот вам ваш талер — и убирайтесь отсюда!

У старой баронессы Ротшильд во Франкфурте была восемнадцатилетняя компаньонка, которая читала ей вслух французские романы. Однажды, посреди чтения какого-то романа, молодая девушка запнулась, начала заикаться и залилась краской до корней волос. На это баронесса сказала:

— Пропустите это место, Марихен, я прочту эту страничку сама!

Это случилось в Вене в начале XX века. Государство хочет получить большой заем у барона Ротшильда, и вот барон приезжает во дворец Шенбрунн, где он должен подписать договор. К нему присоединяется шеф полиции и говорит доверительно:

— Господин барон, предостерегите вашего сына Морица! Он вращается в кругах социалистов. Мы больше не сможем безучастно наблюдать за этим со стороны.

Барон сидит в зале, перед ним на столе лежит договор. Ему протянули золотую ручку, но он сидит неподвижно.

— Господин барон не подпишет?

— Нет. Как я могу доверять монархии, которая боится моего сына Морица?

Королева Виктория спросила своего премьер-министра Дизраэли, в чем состоит разница между несчастным случаем и катастрофой. Дизраэли сформулировал разницу так: "Если, например, Гладстон (его политический противник) упадет в море — это несчастный случай. Но если кто-нибудь его вытащит — это уже катастрофа".