И тут я поймал вдруг себя на том, что улыбаюсь во всю морду.Не-ет,господа, еще не все кончено. Верные, непобедимые сопляки не подведут. Не подводили там, не подведут и здесь.Повернулся я на бок и заснул, чем и кончилось это мое приключение.

Это кончилось, зато другие начались, потому что тихий наш домик вдруг зашевелился.Раньше было как? Позавтракаем мы с Корнеем, потреплемся минут двадцать о том,о сем,и все, до самого обеда я один.Хочешь— спи, хочешь—книжки читай, хочешь— голоса слушай.А тут— не знаю, то ли кто-то этот ихний гадючник разворошил,то ли у них передышка какая-то кончилась, но только стало в нашем домике тесно.

А началось все с того, что отправился я в тот коридор посмотреть,как там моя переписка.Честно говоря,ничего нового я увидеть не ожидал, однако смотрю — хо! — отозвался мой математик.Прямо под моим вопросом теми же аккуратными маленькими буковками было выведено: «Твои друзья в аду». Вот тебе и на! Что же это получается? «Кто ты,друг?» — «Твои друзья в аду». Значит, их тут несколько… Почему же не пишут,кто они? Боятся? И почему в аду? Нормальному человеку тут, конечно, несладко приходится, но в аду… Я посмотрел на эту крашенную дверь.Может быть, там тюрьма? Или что-нибудь похуже? Что же вы, ребята,толком ничего не сумели написать? Не-ет, этот коридорчик надо взять под наблюдение.Но это потом, а что мне сейчас написать? Чтобы они сразу все про меня поняли…Ч-черт, математики этой я не знаю. Может быть, у них в этой формуле все зашифровано.Напишу-ка я им, кто я есть, чтобы они знали, с кем имеют дело и на что я годен.Напишу я им…Я достал припасенный огрызок карандаша и нацарапал печатными буквами: «Бойцовый Кот нигде не пропадет». Очень мне понравилось,как я это придумал. Любому ясно, что я— Кот, что я бодр и готов к действию.Парашютистов этих я в гробу видал, ничего они мне здесь не сделают.А если это ловушка и затеял эту переписку Корней — что ж, пожалуйста, ничего такого я не написал.

Ладно.За коридорчиком этим мы понаблюдаем.А сейчас пришла пора посмотреть, что же у них за этой дверью.Недолго думая,взялся я за ручку и потянул ее на себя. Открылась. Я думал— там комната какая-нибудь будет, или коридор, или лестница…ну что у людей за дверями бывает?Так вот там ничего такого не было. Камера там была. Три на три.Стены черные, матовые. В стене напротив торчит круглая красная кнопка. И все. Ничего больше в этой камере не было. Я когда эту камеру увидел,мне сразу расхотелось в нее заходить. Да ну их, думаю, к шутам, чего я в этом склепе не видел? Кнопок красных я не видел, что ли?

Стою я в нерешительности и вдруг слышу сзади— голоса.Близко.Можно сказать, рядом.Ну, думаю, кажется, влип. Захлопнул дверь, зубы стиснул, оборачиваюсь. Переднему по горлу и— в сад, думаю, а там ищи меня, свищи…

Но оказалось, что это не парашютисты.Выворачивает в коридор из-за угла какой-то человек с тележкой,с этакой платформой на колесиках.Я засунул руки в карманы и этакой ленивой походочкой двинулся навстречу. Коридор широкий, разминемся спокойно.А он уже близко со своей тележкой. Глянул я на него — змеиное молоко!— черный! Мне сперва даже показалось,что у него вообще головы нет,потом, конечно, присмотрелся и вижу:есть голова. Но черная.То есть вся черная!Не только волосы,но и щеки, уши, лоб, а губы красные, толстые, белки глаз так и сверкают, и зубы тоже. Это с какой же планеты его занесло сюда такого? Я прижался к стене, уступая дорогу изо всех сил — проходи, мол, не задерживайся, только не трогай… Не тут-то было.Конечно же,он вместе со своей тележкой останавливается около меня, ослепляет меня своими белками и зубами и хриплым нутряным голосом произносит:

— По-моему, это типичный алаец…

Я сглотнул, киваю.

— Так точно, — говорю. — Алаец я.

И он начинает говорить со мной по-алайски,но уже не хриплым басом, а приятным таким, нормальным голосом— тенором или, я не знаю там, баритоном.

— Ты,— говорит,— наверное, Гаг. Бойцовый Кот.

— Так точно,— говорю.

— Ты,— спрашивает,— из Центра сейчас?

Ну что я ему отвечу?

— Н-никак нет,— говорю.— Я сам по себе…

Я уже разглядел его и вижу,что человек как человек.Ну, черный… Ну и что? У нас на островах голубые живут,и никто им в нос не тычет.Одет нормально, как все здесь одеваются — рубашка навыпуск, короткие штаны. Только черный. Весь.

— Ты, может быть, Корнея ищешь? — спрашивает он.

Участливо так спрашивает. Совсем как Корней.

— Вид у тебя какой-то взъерошенный, — спрашивает он.

— Да нет,— отвечаю я с досадой.— Это я вспотел просто. Жарко тут у вас…

— А-а… Так ты бы мундир свой снял, что ты в нем преешь… А Корнея ты пока лучше не ищи, Корней сейчас занят до предела…

Чисто так говорит по-алайски,грамотно,и выговор у него такой столичный, с придыханием.Стильно говорит.Ну,объясняет он мне что-то про Корнея,где сейчас Корней и чем он занимается, а я все поглядываю на его тележку и,честно вам скажу, ребята, ничего уже не слышу, что он там мне говорит.

Значит,так. Ну, тележка — она тележка и есть, не

в тележке дело. А вот на этой тележке лежит у него громадный,вроде бы кожаный мешок.Кожаный и снаружи как бы маслом облитый, коричневый такой, вроде как куртка бронеходчика. Сверху он,значит, гладкий, без единой морщинки, а внизу весь какой-то смятый,весь в бороздах и складках И вот там,в этих самых бороздах и складках, я еще в самом начале заприметил какое-то движение. Сначала думал — показалось. Потом… В общем, там был глаз. Оторвите мне руки-ноги— глаз! Какая-то складка там раздвинулась тихонько,и глянул на меня большой круглый темный глаз.Печальный такой и внимательный. Нет, ребята,зря я в этот коридор сегодня пошел.Оно конечно,Бойцовый Кот есть боевая единица сама в себе и так далее,но все-таки о таких встречах в уставе ничего не говорится…

Стою я, держусь за стенку и знай себе долблю: «Так точно… Так точно…» А сам думаю: увези ты это от меня,в самом деле,ну чего ты здесь встал?И понял мой черный, понял, что мне надобно передохнуть. Говорит хриплым басом:

— Привыкай, алаец, привыкай… Пойдемте, Джонатан.

А потом по-алайски нормальным голосом:

— Ну,будь здоров,брат-храбрец… Эк тебя скрутило. Да не трусь ты, не трусь, Бойцовый Кот! Это ведь не джунгли…

— Так точно, — сказал я в сто сорок восьмой раз.

Блеснул он своими белками и зубами на прощанье и двинулся с тележкой дальше по коридору.Поглядел я ему вслед— змеиное молоко!— тележка-то катится сама по себе,а он рядом с ней вышагивает сам по себе,совсем отдельно, и уже раздаются опять голоса: один, значит, хриплый бас, а другой нормальный, но говорят они уже оба на каком-то неизвестном языке. И на лопатках у этого черного надпись полукругом: ГИГАНДА.Хороша встреча,а?Еще одна такая встреча, и я в собственные сапоги прятаться начну. «Привыкай, алаец, привыкай». Не знаю, может быть, я когда-нибудь и привыкну, но в ближайшие полста лет вы меня в этот коридор пряником не заманите… Досмотрел я, как они в этот склеп втиснулись,захлопнули за собой дверь, да и пошел от этого поганого места. Держась за стену.

С этого самого дня стало у нас в домике тесновато.Валят валом.Через нуль-кабину прибывают по двое, по трое.По ночам и особенно под утро от «призраков» в саду сплошной мяв стоит.Некоторые вываливаются прямо из чистого неба— один в бассейн угодил, когда я утром купался,тоже устроил мне переживание. И все они к Корнею,и все они галдят на разных языках, и у всех у них дела, и у всех срочные.В холл выйдешь— галдят.В столовую придешь пищу принять— сидят по двое,по трое,кушают и опять же галдят, причем одни поели — другие откуда-то приходят…Я на это просто смотреть не мог: сколько они хозяйского добра даром переводят,хоть бы с собой приносили,что ли…Неужели не понимают,что на всех не напасешься?Совести у людей нет, вот что я вам скажу. Правда, надо им все-таки отдать справедливость. Все-таки мешков среди них с глазами я больше не заметил.Были среди них,конечно,довольно жуткие экземпляры,но чтобы совсем уж мешок— нет, таких больше не было. И на том спасибо. Я день терпел, два терпел,а потом от этого нашествия,честно скажу, ребята, просто сбежал.Возьмешь с утра Драмбу — и на пруды километров за пятнадцать от этого постоялого двора.Я там пруды нашел, роскошное место, камыши, прохлада, уток видимо-невидимо…