Конечно,может быть,я поступил неправильно,смалодушничал.Наверное,я должен был там среди них ториться,подслушивать там,подсматривать, мотать на ус. Но ведь,ребята,я же старался.Сядешь где-нибудь в уголке в гостиной, рот раскроешь, уши развесишь— ни черта не понять. Галдят на непонятных языках, чертят какие-то кривые,мотают друг у друга перед носом какие-то рулоны голубой бумаги со значками, один раз даже карту империи вывесили, битый час по ней пальцами ползали…уж казалось бы,чего проще— карта,а так я и не понял, чего они друг от друга добивались, чего не поделили… Одно я, ребята, понял: что-то у нас там происходит или вот-вот должно произойти. Потому весь этот гадючник и зашевелился.
Короче говоря,решил я предоставить инициативу противнику. Разобраться в обстановке я не умею,помешать им никак не могу, и остается мне рассуждать примерно так:раз они меня здесь держат— значит, я им зачем-то нужен,а раз я им нужен, то что бы они там не затевали, а рано или поздно ко мне обратятся. Вот тогда мы и посмотрим,как действовать.А пока будем на пруды ходить,Драмбу муштровать и ждать — может, что-нибудь подвернется.
И между прочим, подвернулось.
Как-то раз иду я на завтрак.Смотрю— за столом Корней. И притом один. Я последние дни Корнея редко видел,да и то вокруг него всегда народ толокся.А тут сидит один, молоко пьет. Ну,поприветствовал я его, сажусь напротив. И странно мне как-то стало— соскучился я по нему,что ли?Тут все дело,наверное, было в его лице. Хорошее у него все-таки лицо. Есть в нем что-то очень мужественное и в то же время,наоборот,детское,что ли?В общем, лицо человека безо всяких тайных умыслов.Такому и не хочется верить,а веришь.Разговариваем мы с ним, а я все время себе напоминаю: осторожно, Кот, другом он тебе быть никак не может,не с чего ему быть другом,а раз он не друг— значит, враг… И тут он вдруг говорит ни с того ни с сего:
— А почему ты, Гаг, мне вопросов не задаешь никогда?
Вот тебе и на— вопросов я ему не задаю.А где мне ему вопросы задавать, когда я его целыми днями не вижу? И что-то мне так горько стало, и ужасно захотелось сказать ему прямо:«А чтобы вранья поменьше слушать,друг лукавый». Но я, конечно, этого не сказал. Пробормотал только:
— Почему же не задаю? Задаю…
— Понимаешь,— говорит он,и тон у него такой, будто он передо мной извиняется,— я ведь не могу тебе длинные лекции читать.Во-первых, у меня времени на это нет,сам видишь.И хотел бы с тобой побольше времени проводить, да не могу. А во-вторых, лекции— это, по-моему, скучища. Какой интерес выслушивать ответы на вопросы,которых ты не задавал? Или ты, может, иначе считаешь?
Я растерялся,замычал что-то самому мне непонятное, и тут вваливаются в столовую двое,а за ними еще и третий. Сияют все трое, как начищенные медные чайники. И будто все втроем несут крошечную круглую коробочку и с этой коробочкой— прямиком к Корнею.
— Она?— говорит Корней, поднимаясь им навстречу.
— Она,— отвечают они чуть ли не хором и тут же замолкают.
Я давно заметил, что при Корнее они не галдят.При Корнее они держатся как положено. Корней, надо думать, шутить не любит.
Да. Уплетаю я какую-то вроде бы рыбу,запиваю горячим пойлом, а Корней эту коробочку берет двумя пальцами, открывает ее осторожно и вытягивает из нее узкую красную ленту.Эти трое дышать перестали. В столовой тишина, и слышно только, как галдят в гостиной.Корней эту красную ленточку рассмотрел внимательно— просто так и на свет, — а потом сказал негромко:
— Молодцы. Размножьте и раздайте.
И пошел из столовой.Только у самой двери спохватился, повернулся ко мне и сказал:
— Извини, Гаг. Ничего не могу поделать.
Я только плечом дернул— мне-то что…пожалуйста!Ну,из этих троих двое покатили за Корнеем,а третий остался и стал аккуратно укладывать эту красную ленточку обратно в коробочку.Я сижу злой, не люблю пищу принимать при посторонних.Но он на меня вроде бы и внимания не обращает.Он идет через всю столовую в угол, где у Корнея стоит какой-то шкаф не шкаф,сундук не сундук… ящик в общем, поставленный на попа. Я этот ящик сто раз видел и никогда на него внимания не обращал.А он подходит к этому ящику и сдвигает кверху какую-то шторку,и в стенке ящика образуется ярко освещенная ниша.В эту нишу он кладет свою коробочку и шторку опускает. Раздается короткое гудение, на ящике вспыхивает желтый глаз.Этот тип снова поднимает шторку… и тут,ребята, я есть перестал. Потому что смотрю— а в нише уже две коробочки. Этот тип опять опускает шторку— опять загудело,опять загорелся желтый глаз,поднимает он шторку — четыре коробочки.И пошел, и пошел… Я сижу и только глазами хлопаю, а он — шторку вверх,шторку вниз, гудок, желтый глаз, шторку вверх, шторку вниз… И через минуту у него этих коробочек набралась полная ниша. Выгреб он их оттуда, распихал по карманам, подмигнул мне и выскочил вон.
Ничего я опять не понял. Да здесь никакой нормальный человек бы не понял. Но одно я понял: это надо же,какая машина! Я встал— и к ящику. Осмотрел его со всех сторон,даже попробовал сзади заглянуть, но голова не пролезла, только ухо прищемил. Ладно.А шторка поднята, и ниша эта так светом и сияет мне в глаза. Змеиное молоко! Я огляделся и хвать со стола мятую салфетку… Скатал ее в шарик между ладонями и бросил в нишу— издали бросил на всякий случай, мало ли что.Нет,все нормально. Лежит себе бумажка, ничего ей не делается. Тогда я осторожненько взялся за шторку и потянул ее вниз. Шторка легко двинулась, прямо-таки сама пошла. Щелк! И, как следует быть, загудело, зажглась желтая лампа. Ну, Кот! Потянул я шторку вверх. Точно. Два бумажных шарика. Я их оттуда вилкой осторожно выгреб, смотрю — одинаковые. То есть точь-в-точь! Отличить совершенно невозможно. Я их и так смотрел, и этак, и на просвет— даже, дурак, понюхал… Одинаковые.
Что же это получается?Золотой бы мне сейчас,я бы в миллионах ходил.Стал я рыться по карманам.Ну,не золотой,думаю, так хотя бы грош медный… Нет гроша. И тут нашариваю я свой единственный патрон.Унитарный патрон калибра восемь и одна десятая. Нет,даже в этот момент я еще не соображал, что здесь к чему. Просто подумал: раз уж денег нет, так хоть патронов наделаю, они тоже денег стоят.И только когда в нише передо мной шестнадцать штучек медью засверкало, только тогда до меня наконец дошло: шестнадцать патронов— да ведь это же обойма! Полный магазин, ребята!
Стою я перед этим ящиком, смотрю на свои патрончики, и такие интересные мыслишки в голове у меня бродят,что я тут же спохватился и поглядел вокруг, не подслушивает ли кто и не подсматривает ли. Хорошую они машину здесь себе придумали,ничего не скажешь.Полезная машина. Много я у них всякого повидал, но вот такую полезную вещь всего второй раз вижу.(Первая— это Драмба, конечно.) Ну что ж,спасибо. Собрал я патрончики свои, ссыпал их в карман куртки, оттянули они мне карман, и почувствовал я, ребята, будто забрезжило наконец что-то передо мной вдали.
Машинкой этой я потом не раз еще пользовался.Запас патронов потихоньку пополнял; пуговица у меня оторвалась— я и пуговиц форменных на всякий случай два комплекта наделал;ну еще кое-чего по мелочам.Сначала я берегся, а потом совсем обнаглел:они тут же за столом кушают и галдят,а я стою себе у ящика и знай себе шторкой щелкаю.И хоть бы кто внимание обратил! Беспечный народ, ума не приложу, как это они собираются нашей планетой управлять при такой своей беспечности.Их же у нас перочинными ножиками резать будут.Ведь я здесь прямо у них на глазах мог бы всю их секретную документацию скопировать.Была бы документация… Они ведь на меня ну совсем никакого внимания не обращали. Хочешь подслушивать— подслушивай, хочешь подсматривать— подсматривай… Так, который-нибудь взглянет рассеяно,улыбнется тебе и— снова галдеть.Обидно даже, змеиное молоко! Все-таки я— Бойцовый Кот его высочества, не шпана какая-нибудь мелкая,передо мной такие вот шпаки с тротуара сходили и шляпу еще снимали…Правда, не каждый день снимали, а только в дни тезоименитства, но все равно. Так и хотелось мне встать как-нибудь в дверях и гаркнуть по-гепардовски: «Смир-рна! Глаза на меня,тараканья немочь!» То-то забегали бы! Потом я, конечно, запретил себе на эти темы думать. Я свое достоинство унижать права не имею.Даже в мыслях.Пусть все идет как идет. Мне одному их всех по стойке «смирно» все равно не переставить. Да и нет передо мной такой задачи…