Под вечер выдь в луга поемные,

На скошенную ляг траву…

Какие нежные и томные

Приходят мысли наяву!

Струятся небеса сиянием,

Эфир мерцает легким сном,

Как перед сладостным свиданием,

Когда уж видишь отчий дом.

Все трепетней, все благодарнее

Встречает сердце мир простой,

И лай собак за сыроварнею,

И мост, и луг, и водопой.

Я вижу все: и садик с вишнями,

И скатертью накрытый стол,

А облако стезями вышними

Плывет, как радостный посол.

Архангельские оперения

Лазурную узорят твердь.

В таком пленительном горении

Легка и незаметна смерть.

Покинет птица клетку узкую,

Растает тело… все забудь:

И милую природу русскую,

И милый тягостный твой путь.

Что мне приснится, что вспомянется

В последнем блеске бытия?

На что душа моя оглянется,

Идя в нездешние края?

На что-нибудь совсем домашнее,

Что и не вспомнишь вот теперь:

Прогулку по саду вчерашнюю,

Открытую на солнце дверь.

Ведь мысли сделались летучими,

И правишь ими уж не ты, —

Угнаться ль волею за тучами,

Что смотрят с синей высоты?

Но смерть-стрелок напрасно целится,

Я странной обречен судьбе.

Что неделимо, то не делится:

Я все живу… живу в тебе!

Господь, я вижу, я недостоин,

Я сердцем верю, и вера крепка:

Когда-нибудь буду я Божий воин,

Но так слаба покуда рука.

Твоя заря очам моим брезжит,

Твое дыханье свежит мне рот,

Но свет Твой легкий так сладостно нежит,

Что сердце медлит лететь вперед.

Я умиляюсь и полем взрытым,

Ручьем дороги в тени берез,

И путником дальним, шлагбаумом открытым,

И запахом ржи, что ветер принес.

Еще я плачу, бессильно бедный,

Когда ребенка бьют по щекам,

Когда на просьбу о корке хлебной

Слышат в ответ сухое: «Не дам!»

Меня тревожит вздох мятежный

(От этих вздохов, Господь, спаси!),

Когда призыв я слышу нежный

То Моцарта, то Дебюсси.

Еще хочу забыть я о горе,

И загорается надеждою взор,

Когда я чувствую ветер с моря

И грежу о тебе, Босфор!

Еще я ревную, мучусь, немею

(Господь, мое счастье обереги!),

Еще я легким там быть не смею,

Где должны быть крылаты шаги.

Еще я верю весенним разливам,

Люблю левкои и красную медь,

Еще мне скучно быть справедливым —

Великодушьем хочу гореть.

Какая-то лень недели кроет,

Замедляют заботы легкий миг, —

Но сердце молится, сердце строит:

Оно у нас плотник, не гробовщик.

Веселый плотник сколотит терем.

Светлый тес — не холодный гранит.

Пускай нам кажется, что мы не верим:

Оно за нас верит и нас хранит.

Оно все торопится, бьется под спудом,

А мы — будто мертвые: без мыслей, без снов,

Но вдруг проснемся пред собственным чудом:

Ведь мы все спали, а терем готов.

Но что это, Боже? Не бьется ль тише?

Со страхом к сердцу прижалась рука…

Плотник, ведь ты не достроил крыши,

Не посадил на нее конька!

Не знаешь, как выразить нежность!

Что делать: жалеть, желать?

Покоя полна мятежность,

Исполнена трепета гладь.

Оттого обнимаем, целуем,

Не отводим влюбленных глаз,

Не стремимся мы к поцелуям,

Они лишь невнятный рассказ

О том, что безбрежна нежность,

Что в нежности безнадежность,

Древнейшая в ней мятежность

И новая каждый раз!

Находит странное молчание

По временам на нас,

Но в нем таится увенчание,

Спокойный счастья час.

Задумавшийся над ступенями,

Наш ангел смотрит вниз,

Где меж деревьями осенними

Златистый дым повис.

Затем опять наш конь пришпоренный

Приветливо заржет

И по дороге непроторенной

Нас понесет вперед.

Но не смущайся остановками,

Мой нежный, нежный друг,

И объясненьями неловкими

Не нарушай наш круг.

Случится все, что предназначено,

Вожатый нас ведет.

За те часы, что здесь утрачены,

Небесный вкусим мед.

Какая белизна и кроткий сон!

Но силы спящих тихо прибывают,

И золоченый, бледный небосклон

Зари вуали розой закрывают.

В мечтах такие вечера бывают,

Когда не знаешь, спишь или не спишь,

И каплют медленно алмазы с крыш.

Смотря на солнца киноварный знак,

Душою умиляешься убогой.

О, в этой белой из белейших рак

Уснуть, не волноваться бы тревогой!

Почили… Путник, речью нас не трогай!

Никто не скажет, жив ли я, не жив, —

Так убедителен тот сон и лжив.

Целительный пушится легкий снег

И, кровью нежною горя, алеет,

Но для побед, для новых, лучших нег

Проснуться сердце медлит и не смеет:

Так терпеливо летом яблок спеет,

Пока багрянцем август не махнет, —

И зрелым плод на землю упадет.